На него с жадным любопытством глядели все за столом, надо было выкручиваться.
– Я подпрыгиваю – там, у нас – на четыре метра. С места и вверх. Вот.
– Классно! Вот это да! Поразительно! – посыпалось со всех сторон.
А Иван Иваныч сказал, что если измерить высоту прыжка на Земле, совершенного ровно с тем же усилием, то возможно определить, где расположен объект.
Елена Петровна, не отводящая глаз от Егора, заметила, как тот при этих словах недоверчиво – даже презрительно! – усмехнулся. Не поверил!
– Сомневаюсь! – подстроилась, поддержав недоверие сына.
Зато близнецы – не сомневались. Вооружившись лазерной рулеткой, предложили Егору подпрыгнуть.
– Совсем, что ли, с ума посходили? – зашипела она и загородила Егора.
– Какая разница, где прыгать! – поддержал мальчишек Иван Иваныч.
– И ты туда же… не слушай их, сын!
Егор, кряхтя, поднялся с каталки, отодвинул мать.
– Мерьте!
– Ровно с тем же усилием! Не больше! – предупредил Иван Иваныч.
И Егор подпрыгнул!
Прыжок вышел на три с половиной метра. По счастью, обошлось: в спине ничего не хрястнуло, он благополучно вернулся в каталку.
– Три с половиной меньше четырехсот в сто тринадцать раз, – подсчитал Иван Иваныч. – Значит, и «жэ» там во столько же меньше… 0,087 м/с2. А восход Солнца три раза в сутки означает период вращения семь с небольшим часов. Тэк-с, сейчас глянем…
Он вывел перед собой в воздух справочник, замелькал страницами.
– Похоже на астероид Геба. Диаметр сто восемьдесят пять километров, шестой по величине в Главном Поясе, который между Марсом и Юпитером. Но для полной уверенности следует проверить и другие параметры.
– Спрашивай! – разрешил Егор.
– Юпитер на небе видел?
– Откуда мне знать… куча звезд!
Иван Иваныч заметно вздрогнул.
– Есть среди них какая-то особо яркая? Чтобы не точка, а маленький диск?
– Почему маленький-то? – встрял в разговор Антон. – Юпитер же громадный, и Главный Пояс рядом. С Луну, думаю!
– Э-э нет. По кратчайшему расстоянию если мерить, то от Земли до Юпитера 4.2 а.е., от Гебы до Юпитера – 2.8. Делим одно на другое – получаем чуть меньше двух. Значит, и угловой диаметр Юпитера, если смотреть с Гебы, больше всего в два раза, чем если смотреть с Земли. Это немного. – Он обернулся к Егору. – Ну так как насчет ярких звезд?
– Видел. Но не каждый год. Уезжал – была, и три года назад – тоже. Я еще в бинокль на нее… красивая! Маленький диск, верно вы… Но вот год-два назад – не было ее. Совсем.
– Смотрим. Период обращения Гебы вокруг Солнца – 3.8, Юпитера – 11.9 лет. Делим большее на меньшее… три как раз и выйдет. Каждые три года Юпитер и Геба сближаются. Потом разбегаются по разные стороны Солнца, тогда Юпитер виден даже хуже, чем с Земли. Все сходится! Значит, правильно мы рассчитали – ты работаешь на Гебе. «Глаз» на Юпитере видел? Ну, когда в бинокль?
– Что за… о чем вы?
– Красную точку.
– Хм-м… Диск – полосатый, это видел. Но чтобы глаз… Мистическое явление?
– Так зовут большое красное пятно на Юпитере – громадный ураган. В школе изучали!
– Не помню… из астрономии – почти ничего, – поник было Егор, но тут же взбодрился от новой мысли. – А можно прыгнуть так, чтобы улететь с астероида?
– Тэк-с… – Ученый вновь уткнулся в справочник, – вторая космическая – 130 м/с. Какой-никакой, а транспорт нужен. Первая, кстати – 97 м/с.
– Это когда вращаешься вокруг астероида? – уточнил один из близнецов.
– Именно. Но чем вращаться, по мне лучше прыгать. Упасть и удариться невозможно, человек буквально парит… заманчиво!
– Да уж, – буркнул Егор. – Очень заманчиво лишиться премии – камеры же отслеживают. Прыгать разрешено только на полигоне во время тренировок. А, может, ты еще скажешь, – незаметно для себя Егор перешел от холодно-отстраненного «вы» к теплому «ты», – почему у нас «колючка»… забор, то есть … высотой всего пять метров?
– Ответ, думаю, надо искать в области психологии. К вам гости прилетают?
– Каждый рейс. Ходят, важные.
– Одни и те же или разные?
– Разные. Но экскурсоводы – одни и те же.
– Вот и ответ. Новые не будут прыгать – опасаются, в скафандрах-то.
– Хочешь сказать, «колючка» – это пыль в глаза?
– Именно. Для солидности. Более интересный вопрос – что у вас там, на астероиде, такого особенного? Что показывают гостям?
– Может, драгоценные камни?
– Хм-м… не думаю. Спектральный класс Гебы – S. В основе – силикаты. Камень, проще говоря. Возможны вкрапления железа, никеля, магния, но не более. Был бы класс М, можно было бы надеяться.
– Камень, значит… это ж сложно долбить. То-то рабочие все время усталые, недовольные.
– Бедные, замученные великаны… – нараспев протянули мальчишки.
– Да, иногда их жалко. Особенно одиноких. Всем посылки, а они грустят. – Вообще-то Егор намекал на себя… но его не услышали.
– А ты был в пещерах? – поинтересовался Иван Иваныч.
– Не раз. Вызывали на драки.
– Ну и как там?
– Длинные отсеки. Все заставлены полками.
– Тоже вакуум?
– Да. И свет – синий. Лампы эти, как их…
– Ультрафиолетовые?
– Точно.
– Обеззараживают, значит. А на полках что?
Егор, помогая себе руками, обрисовал сосуды, заполненные «коробками». Большинство просто лежат, некоторые залиты раствором.
– Аборигены следят, раствор меняют… Ругаются по-черному – тесно им там.
– Их еще и мучают! – констатировали близнецы.
Тут Егор опомнился. Подумалось, а не выдает ли он секретную информацию?
– Только вы, смотрите, никому… ну, про Гебу, гостей, пещеры…
– А про великанов можно?
– Про великанов – пожалуйста. Они много где в космосе.
– Вас поняли, шэ-эф! – Мальчишки дружно отдали честь Егору, пристукнув голыми пятками, и унеслись к себе наверх.
Оставшись наедине с супругом, Елена Петровна не выдержала – разревелась.
– Вань, он меня игнорирует! С тобой еще как-то… поладил на почве науки. А я… я ему как чужая.
– А еще он игнорирует астрономию. Свой любимый предмет. Про Юпитер, помнишь, в школе доклад готовил, репетировал на нас, всех замучил.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ладно, с нами себя так ведет – может, обиделся. Но чтобы астрономию… Боюсь, Лен, у него отредактирована память.
– А что, это версия… Про меня точно выпилено, у нас столько хорошего… ну не мог он забыть. Вань, но как? Каким образом?
– Через маску, например. – С гипнотизерами, колдунами и прочими «повелителями душ» наука разбираться научилась: посветил в глаза спецприбором – и наносное уходит. А вот физическое воздействие на мозг типа лазером или скальпелем до сих пор не освоили. Зато научились брать отпечаток с мозга – маску. – Как часто вам ее делают?
– Раз в два года! – Маску служителям полиции снимали, в первую очередь, для проверки благонадежности, и лишь во вторую – в медицинских целях. – Да, но разве можно каким-то несчастным отпечатком – и поменять сознание?
– Смотри. Допустим, накладывают маску на мозг – это практикуют в случае потери памяти, например. Тончайшая пленка «слипается» с оригиналом. Ее активируют, пуская ток. Нас всегда уверяли, что возможны два исхода: мозг заводится или нет. Но. Маска же априори неполная, один в один мозг не повторить, технология не настолько развита. А если расширить эти дыры? Тогда покроются лишь отдельные участки мозга. И станет возможным третий исход: мозг «заведется» лишь под «слипшимися» с маской участками. У Егора, очевидно, этот третий вариант – частичное восстановление: помнит лишь местами.
– Но главврач – при выписке Егора, помнишь? – уверял, что пациент дееспособен, мозг восстановлен. Ни про какую маску вообще речи не шло!
– Не будет же он признаваться в применении незаконной технологии… врал!
– Давай еще раз, чего-то я… не совсем. Пятнадцать лет назад Егор после аварии впал в кому…
– Маска не помогла запустить мозг, так нам сказали, – подхватил муж. – На самом деле, они ее не применяли: смысла нет, мозг был «убитый» – не пугайся, это термин такой.
– А не могли они ее дважды использовать – в начале и конце?
– Нет. Активировать можно лишь единожды – после уже не снять. Вживается. Едем дальше. Потихоньку мозг восстанавливался. При сканировании же четко видно: синапсы или целые, или порваны, сигнал через них или проходит, или нет. На десятый год комы поняли – мозг дошел до нужной кондиции, пациент вот-вот очнется. Тут-то маску и активировали, но сначала ее отредактировали.
– Погоди. А если «заводить» мозг не своей, а чужой маской?
– Толку мало – не «ляжет», нечему слипаться. Отторгнется. Нужна именно своя. А проредить ее легче легкого: рукотворное же творение, оцифрованное. Задаешь в поиск, к примеру, твое довольное лицо – злое-то они не тронули, – и командуешь на «удаление».
– Та-ак. Вырезали про мать – чтоб домой не тянуло. Про астрономию – чтобы не смог определить место, где работает… А ведь получается, не хотели, чтобы он дома жил. Почему?
– Дома выше вероятность, что мозг очнется целиком.
– И тогда он все вспомнит! Вот оно! Похоже, узнал наш Егорушка что-то такое… из-за чего его… – Она судорожно передернулась.
– Прежде надо проверить, правильно ли мы догадались про маску. Егор не должен ничего – абсолютно ничего! – помнить после даты ее создания. Когда, говоришь, ему делали?
– Пятого января. А шестого, но через год – авария. Получается, целый год до аварии должен выпасть из памяти? Но ведь тогда… тогда он не вспомнит, что произошло в тот проклятый день!
– Остается одно – мозг заработал целиком. А не как сейчас, участками.
– Это возможно?
– С мозгом возможно все. Подтолкнуть бы…
– Может, Татьяну попробуем?
– Тогда уж сразу и Машку, чтоб наверняка.
Татьяна с Машей, как и мать близнецов, хоронились у соседей.
– Хорошо, мы никому про них не болтали… Горничная и горничная.
– Точно. А то б его к нам не пустили.