Перед запуском с него содрали дыхательный аппарат. Что означало: жить ему оставалось восемь часов – пока не издышит весь кислород в скафандре.
– Думаешь, победил нас? – не сдержался на прощание психолог, когда Егора уже «зарядили» в катапульту. – А вот и нет. Акция произойдет как положено. Ну да, не сработает. Но кто об этом узнает? Подсунем обманку вместо «Х», заказчики и не поймут, гы-ы, мертвые же. Даже хорошо, свободнее будет. А новых клиентов меньше не станет. Цену повысим…
– А хрен вам. Мы все равно вас сделаем. Разоблачим. Смертные всегда будут лучше бессмертных!
– Ну ты и… – последовало грязное ругательство, и психолог с остервенением выдрал из шлема Егора блок связи. Махнул рукой – запускайте, мол.
Запустили. И отбыли сразу после.
Развернувшись, он наблюдал, как светящаяся точка корабля растворяется на сером своде.
Поначалу дергался, стараясь изменить траекторию, но быстро опомнился: из болота себя не вытянешь, закон физики.
Стал считать. Длина окружности – два пи эр, где эр 185 км, и за один оборот он пролетит 1162 км. Скорость… слышал, 110 м/с заложил наводчик. Камни под ним так и мелькают. Делим расстояние на скорость, получаем… чуть меньше трех часов. Он прокрутит целых два оборота вокруг Гебы – живым. Третий – под вопросом, может, и дотянет. А после – уже мертвым.
И плевать. Зато его дети будут жить.
Снизу пласталась во всей красе Геба.
Астероид имел неправильную форму, с обратной стороны – вогнутость-кратер. Пролетая над ней на высоте с километр, приказал себе внимательно изучать поверхность – все какое-то дело, а то с ума сойдешь.
В точку запуска он «прибыл» почти без смещения, на ту же высоту в сто метров. Светало. Мелькнула толпа аборигенов.
«Надо было помахать», – усмехнулся. Нет, ему не было страшно умирать.
А вот после второго витка… был потрясен. До трясучки в кишках. Они выстроили, мать их, пирамиду! Конусом! Стояли на плечах друг друга! И ловили его громадным сачком, пущенным из катапульты перед ним – по его траектории, но с меньшей скоростью. Успел даже разглядеть материал: тот самый, из которого одежду шили. А управлял сачком верхний на конусе – не заметил только, как именно.
Но они промахнулись.
И вот тогда Егора пробило. Еле слезы сдержал. А потому что появилась надежда. Знал: в следующий раз – не промахнутся. Учтут сдвиг, физики же. Осталось всего ничего: надо дожить, не умереть. Беречь кислород! Не шевелиться!
И да, после третьего витка его поймали. В тот самый сачок.
И пирамида посыпалась, раскручиваясь. Он не видел, как именно она сыпалась, ему потом рассказали: вытягиваясь в линейную цепь. Каждый был связан с соседом, образуя спираль по поверхности конуса. И цепь эта долго потом тянулась за сачком, словно хвост кометы… и таки приземлила его. Пригебила, родная.
Он очнулся, потому что дышал… дышал, о матерь божья… они разделили с ним свой дыхательный аппарат!
Над ним нависало чье-то лицо… Тая!
«Тая и Таня… перебор!» – подумал он и снова отключился.
Иван Кротов. Золотой человек внутри
1
Ветер дул со стороны пустыни. Горячий, сухой. При очередном порыве, вместо соленых брызг, меня окатило песком – не стоило так близко подходить к берегу. Гремлины, сидевшие наверху, зашевелились, потом успокоились. Лохматые разбойники хорошо приспособлены к жизни в пустыне, где и проводят большую часть времени. Но, оказываясь на берегу, подолгу смотрят на море, словно завороженные. Здесь, на границе двух неоглядных стихий, они ведут себя тихо, не то что в старых городах, где гоняют на своих чудовищных машинах.
С каждым годом уровень моря опускается все ниже, и вот уже они смотрят на мой корабль сверху вниз. Пока еще молча и, как будто, без особого интереса. Но стоит «Бесстрашному» сесть на мель, и во время отлива меня ждет незавидная участь. Как бы дети пустынь не боялись воды, они охотно собирают дары моря. Ну, или то, что считают дарами. Выше на скале расположился дух воды, видимый только мне. Понаблюдав за гремлинами, он притянул небольшую тучку и окропил незваных гостей водой. Маленькие создания заверещали и бросились врассыпную. Я усмехнулся и показал духу большой палец.
Близится зима, но погода стоит теплая, почти жаркая. С каждым годом климат становится все теплее. В небе носятся летунцы, похожие на треугольники. По традиции их называют древним словом «чайки». Ближе к поверхности неторопливо порхают большие морские бабочки. Водяные пауки, похожие на диковинные цветы, кружат по воде в бесконечном танце. Щемящее чувство прекрасного и недолговечного не покидает меня сегодня: сколько еще осталось последнему морю – сто лет? Пятьдесят? Двадцать? Эфемерные обитатели не задаются подобными вопросами. Одна из бабочек сорвалась с места и, подхваченная ветром, залетела на корабль, предвещая появление необычного гостя. Или чего-то важного. Я не суеверен, но тысячи поколений моих предков во всем видели знаки судьбы – это свойство неистребимо.
Разве можно не любить море – эти запахи и звуки, яркие краски? Легкое, а иногда и не очень легкое, покачивание. Успокаивающий шум волн. Я – морвейн. Один из немногих представителей морского народа. Последний капитан, еще плавающий в пределах оставшегося от былого великолепия водоема. Мой кораблик, выполненный в виде старинного судна, не спеша плывет, осторожно раздвигая морские цветы. Дальше от берега, на глубине, вода станет чище, и ничто не будет мешать движению – ни цветущие заросли, ни воспоминания. «Бесстрашный» красив: изящные обводы, белые борта, украшенные сложным орнаментом. Высокие крылья парусов вертикально поднимаются с палубы. Он похож и не похож на старинное судно.
Я путешествую один, если не считать редких пассажиров и призрачной команды: всю работу на корабле выполняют кайри. Веселые и моложавые матросы скрашивают одиночество в пути. В отличие от духов стихий их создали похожими на людей – говорят, что их моделировали по образу одной забытой древней расы. Худощавые юноши и девушки проворно лазают на мачты, драят палубу и выполняют всю черновую работу. Впрочем, судно так сконструировано, что много работать не приходится. Несколько месяцев я плаваю по морю, а потом столько же времени провожу на Острове, с женой и друзьями.
Пассажиров немного: последние годы морвейны, стали ужасными домоседами или, что скорее, потеряли всякую мотивацию к перемене мест. Почему мои соплеменники больше не хотят плавать дальше прибрежных вод? Можно услышать разные ответы, но, думаю, все дело в страхе увидеть, сколь мало осталось от прежней жизни. Я еще помню, как в юности ходил через пролив Эха в Узкое море, заполнявшее каньон Птиц. Но пролив уже полвека, как пересох, а некогда красивое Узкое море превратилось в соленую лужу, по которой невозможно плавать.
Большинство оставшихся – моложавые старики, которые хотят мирно дожить свои жизни и раствориться в веселом прошлом. По правде говоря, морвейны устали жить. Смирились с тем, что наше время истекло. Когда-то конец должен наступить.
Неожиданно над морем пролетел, кашляя и плюясь дымом, неуклюжий аэроплан, созданный нашими конкурентами. Криво слепленная этажерка оказалась плохо сбалансированной, и ощутимо заваливалась в сторону, так что пилоту приходилось постоянно выравнивать курс. Духи возмущенно бросились вдогонку за нарушителем, но отчаянный пилот, словно почуяв неладное, развернул утлую машинку к ближайшему берегу и ускользнул от невидимой погони. Что-то зачастили карлики. Многие думают, что гремлины – просто животные, бегающие по пустыне. Нет, у них есть свои города, прежде бывшие нашими, механика и технология, какие-то общественные структуры. Есть плантации кактусов и фермы. Просто новая раса помешана на примитивной технике, так неприятной для нас.
2
Единственная моя пассажирка за последние полгода оказалась трогваркой. Не самое приятное соседство, но выбирать не приходится. Правила вежливости обязывают капитана лояльно относиться к любому гостю.
– Я ищу золотого человека, – неприятно усмехнулась невысокая, точеная женщина. – Ты знаешь эту легенду?
Подземники думают, что они особенные: любой ребенок на планете знает историю о единственном совершенном человеке, по меньшей мере, сто тысяч лет.
– Значит, паломница.
Она не стала спорить. Когда-то немало народа отправлялось на подобные поиски. Имелись среди них и трогвары. Обойдя доступный мир и все святыни, искатель возвращался домой и обращался к миру внутреннему, начиная паломничество к собственной душе. По крайней мере, так все проходило у морвейнов. Сейчас путешественников духа почти не осталось.
Я проводил гостью в каюту. Чуука, так звали трогварку, вела себя скромно. Сносно говорила на нашем языке, лишь сглатывала некоторые звуки. Как и полагается знатной даме пещерников, ее сопровождали слуги – три голема, один, похожий на железного человека и два механических пса. Палуба жалобно заскрипела под тяжелыми шагами. Хорошо еще, что рабов не взяла. Чуука заняла две каюты и много места в трюме: пещерница везла с собой несколько тяжелых ящиков. Объяснив, где что находится, я удалился.
К ночи море немного штормило. Ветер свистел над расходившимися волнами, накручивая на небе серые спирали. Вокруг корабля носились духи воды и ветродуи, выплясывая в разнузданном танце, полном первобытной страсти. Кораблик ощутимо покачивало. Но бояться нечего: духи, созданные для поддержания баланса, не могут причинить вред морвейну. Тем более – последнему страннику, путешествующему по их родной стихии. На всякий случай я провел это время на палубе. Иное дело пассажирка: серая кожа трогварки стала бледной, слившись цветом с волосами, так что вся она походила на призрак.
Шторм уже начал успокаиваться, когда к «Бесстрашному» явился морской дракон. Владыка моря редко сообщает хорошие новости. Так и оказалось:
– Элвинд! – проревел дух, сквозь шум бушующего моря. – Оронт захвачен гремлинами.
Кровь и пепел! Всего несколько часов назад мы находились там, беседовали с обитателями поселения. Приняли на борт единственную пассажирку. Чуука подошла и спросила:
– Это правда?
Дракон вод достаточно материален, чтобы его могли видеть посторонние.
– Духи не обманывают морвейнов, – потрясенно ответил я.
Потом отдал приказ разворачиваться.
Поражение оказалось полным и безоговорочным. Селение, еще недавно полное жизни, рухнуло за пару часов. Каналы, охранявшие подходы к Оронту, обмелели, их засыпали песком. После чего орда гремлинов хлынула, сметая все на пути. Команда подавлена не меньше меня. В Оронте из людей жило только несколько древних стариков, большинство же составляли эфемерные обитатели башен памяти: наша цивилизация сегодня на восемь частей из десяти представлена духами. Гремлины боятся наших призрачных слуг больше, чем открытой воды. Потому, наверно, и разоряют окраинные поселения, где могут. Недавно у карликов появились электрические ружья, способные схлопывать эфирных существ. Не то чтобы кайри боялись развоплощения, ведь они фактически бессмертны, но сам процесс неприятен. Нынешние поколения морвейнов уже не помнят сути своих технологий – я могу рассказать о тех же призраках только в самых общих словах: это вероятностные личности, воссозданные умной пылью. Пока существует эфириум, схлопнутые могут возродиться в другом месте. Правда, массовое возрождение призраков сильно истощает запасы пыли и занимает большие объемы эфириума. В Оронте стояли мачты заграждения, отбивавшие выстрелы гремлинов. Карлики смогли разрушить защитные постройки.
Чуука дернула меня за рукав.
– Такого не прощают. Нужно отомстить.
Потом добавила:
– На корабле есть пушки. Можно разнести орду захватчиков в клочья!
Пушки – всего лишь реконструкция под старину, и установлены только для красоты. И кому мстить? Оронт стоит пустой и разрушенный – не осталось даже трупов, только руины и мусор. Моя команда столпилась сзади Чууки.
– И за кем мы станем охотиться? – строго спросил я. – Мародеры уже убрались из Оронта. А корабль не умеет двигаться по суше.
– Неподалеку отсюда Ржавый Гвоздь.
Гвоздь – нейтральное торговое поселение, одно из немногих. Клан, его населяющий, не участвует ни в каких войнах. Единственное, в чем можно обвинить местных гремлинов, так это в грабительских ценах. Дважды в год «Бесстрашный» возит в городище товары для обмена.
– Нет.
Дело уже сделано, а месть не возродит павших. Убивать гремлинов – все равно что убивать диких животных или пытаться наказать стихию. Трогварка покачала головой и выругалась на своем языке. Потом ушла в каюту, думать о том, какие трусливые и неблагородные создания морвейны. Не все объяснить постороннему. Тем более – представителю другой культуры. С этими взглядами нужно родиться и вырасти. Морвейны, конечно, защищают себя, но убивать ради мести – неприемлемо. И бессмысленно.
Кайри недовольно молчали, но поделать ничего не могли. Возможно, когда последние морвейны отправятся в лунный свет, духи начнут собственную войну с карликами – кто знает?
3
Обычно паломники следуют к Красным скалам, но Чуука сказала, что ей нужен остров. Я, естественно, подумал, что Остров Блаженных, единственный уцелевший осколок морвейнской цивилизации. Большинство рейсов выполняются туда. Но нет: ей понадобился Ржавый остров в северо-восточной части Последнего моря. Голый пятачок, который никто не посещал, по меньшей мере, тысячу лет. Я только спросил:
– Зачем?
– Надо. Я заплачу.
И стала решительно расстегивать красивое платье.
Люди издревле мечтали о сверхсуществе – божестве, – которое решило бы все проблемы. Только раньше они хотели приручить Бога творца, а потом преисполнились дерзости и сами создали Бога творение. Возможно, сотворение Бога – это высший этап развития любой цивилизации. Но золотому человеку не хотелось заниматься мелкими людскими заботами, и он ушел в горы, где общался только с диким зверьем.
Вот только животные тоже имеют желания и постоянно приходили к нему в надежде полечиться или покормиться. И тогда отшельник покинул горы и переместился дальше, став кочующим божеством. Золотой человек посетил всю планету, нигде не оставаясь надолго, потому что хотел без помех заниматься собственным совершенствованием. Известно ведь, что совершенство подобно скорости света: его также невозможно достичь, но можно стремиться к своей цели, словно к чистой и светлой любви. Для многих, как например, для древней расы алансоров, это стремление стало наркотиком, погубившим их цивилизацию.
Море робко лизнуло подножие полосатого утеса, потом еще раз, словно ребенок кусок мела. Утес устоял и даже, как будто, не заметил легкого покушения на свою персону. Северный берег особенно печален. Плыть пришлось мимо оставленных и разрушенных строений. Одни находятся в отдалении и только угадываются с корабля, другие расположены на берегу и слишком хорошо заметны. Пляжи с розовым и белым песком сохранились, но были пусты и захламлены. И всюду над прежним великолепием царит ужасная вонь. Еще как-то можно понять технические запахи – топлива, смазки, металла, наконец, – у новых обитателей техническая цивилизация. Но с пляжей ощутимо несет дерьмом. Не знаю, чувствуют ли гремлины запахи так, как мы. Может, их чувство прекрасного работает от противного, эстетизируя все уродливое и гадкое? Иногда, кажется, что все, что можно, маленькие безумцы стараются делать наперекор.
Сначала показалась Галайда. Прекрасный город лежит в руинах. Заселена только северная окраина, самая дальняя от моря. Там видны грубо сколоченные из досок вышки и аляписто раскрашенные здания. Видимо, цветовое зрение у гремлинов развито не больше, чем обоняние.
Прежде чем стать последним морским развозчиком, я долго изучал историю цивилизаций Сифены, их поиски абсолюта. Даже стал писать книгу о совершенном человеке. Точнее, о мечтах людей о совершенстве. Давно пишу – лет сто. Куда спешить? Развитие человечества подчиняется тем же константам, что и физическая вселенная: периоды сжатия сменяются расширением, порядок – хаосом. Культуры, стремящиеся к высшему благу и торжеству эстетического начала, сменяются варварами, для которых имеет значение только грубая сила.
…Халонги пытались создать галактическую империю. Но потерпели поражение в великой войне, и Сифена превратилась в захолустье. Сменившие их нюльфары интересовались только чувственными удовольствиями. Самая интересная цивилизация нашей планеты – гуунов – сосредоточилась на создании сверхчеловека. От предшественников им достались слабые тела, и гууны мечтали добиться лучшего для своих потомков, превратив новое поколение в высшую расу. Но, видимо, запросы оказались слишком велики: с большим трудом удалось создать только одного совершенного – золотого гиганта. К сожалению, он быстро проникся философией недеяния. Целыми днями конструкт стоял, погруженный в созерцание, и совершенно не интересовался окружающим миром.
Неудача подкосила невеликие силы гуунов. Следующая цивилизация, если ее позволительно так назвать, клефанов-варваров, на творение предшественников смотрела как на ненужную обузу. Много лет клефаны пытались разрушить золотого человека, но это оказалось им не по силам. Тогда варвары просто засыпали божка мусором и забыли.
Периоды амбиций становились все короче, а периоды созерцания – все дольше. Человечество Сифены старело и теряло интерес к экспансии. Большинство цивилизаций нашей планеты хотели просто жить. Никто не заботился о защите своего дома от близкого соседства солнца: всем казалось, что существующий порядок продлится вечно.
Потом мы плыли мимо Алазны – города пещерников. Высокая статуя, изображавшая суровую трогварскую женщину, поднималась из морских вод. Когда-то здесь находился вход в пещерный город, к которому подобрались гремлины. Чтобы не сдавать опустевшее поселение врагу, трогвары предпочли его затопить.
Моя команда сменилась и не вспоминала Оронт. Сейчас духи азартно резались в сложную карточную игру с множеством карточек, фишек и жетонов, разложив их прямо на палубе. Кайри обожают играть, но, в отличие от хозяев, предпочитают более материальные игры. Чуука важно прогуливалась вдоль бортов, сопровождаемая механическими псами; железный человек застыл около входа в трюм. Трогварская троица старательно не обращала внимания на игроков. А те поглядывали на трогварку и ее клевретов без одобрения – или мне так кажется? Никто не знает, обладают ли вероятностные сущности хотя бы частицей сознания, но их поведение выглядит совершенно естественным.
Полупрозрачные тела кайри кажутся сотканными из света и золотистой пыли. Металлические слуги пещерников против них тяжеловесны и неуклюжи. Видимо, предки морвейнов обладали лучшими технологиями. Жаль только, что мы почти ничего не помним: сегодня старые знания кажутся чистой магией.
4
Чуука уставилась на меня своими водянистыми глазами, словно пыталась пробуравить взглядом. Потом хмыкнула и отвела взгляд. Не знаю, на что надеялась гостья: морвейны не поддаются гипнозу. Для трогваров совершенный человек – это господин, подавляющий волю рабов.
Почти каждый разумный вид считает себя высшей расой. Чуука постоянно упоминает о превосходстве собственной расы. Судя по агрессивному поведению гремлинов, карлики думают так же. Не скажу, что морвейны слишком высокого мнения о соседях по планете, но мы хотя бы неагрессивны. Видимо, поэтому нам грозит полное вымирание. Жители подземелий принадлежат к технологическому сообществу, наследовавшему предыдущей эпохе. Когда-то наши народы недолюбливали друг друга. Мягко говоря. Сегодня все прошлые споры не имеют значения: следующая эпоха будет принадлежать гремлинам. С этим бесполезно спорить.
Кожа женщины серовато-смугла, а волосы и брови – совершенно белые. Чуука похожа на ртуть: постоянно в движении, ее трудно ухватить, она словно выскальзывает из рук, сохраняя свои тайны. И такая же ртуть плещется в глазах пещерницы. В темноте серая кожа выглядит серебристой, отчего Чуука становится похожа на змею. И все равно в этой властной чужачке чувствуется некое очарование.
Множество белых рубцов и шрамов украшают смуглую кожу, делая ее немного шершавой. Проводя рукой по ягодицам новой подруги, я все время словно спотыкаюсь.
– Откуда это?
– Ну, жителям подземелий больше нравятся жесткие проявления страсти.
А морвейнам нет. Мои соплеменники предпочитают нежность, предупредительность, душевную близость. Мы любим, обнявшись, долго смотреть на закат, пока жестокое солнце не канет в воды Последнего моря. В виде короны вокруг светила часто видно истончившийся Щит. Предки наших предков создали его. Он похож на радужку глаза. Видно и щербину на нем, сквозь которую поступает лишний жар.
Я не боюсь гнева жены: морвейны не ревнивы. Пару сотен лет назад, возможно, и довелось бы услышать резкое слово, но сегодня наши отношения достигли той степени гармонии, когда их не сможет поколебать ничто.
– А у тебя есть муж?
– Целых девятнадцать! – гордо заявила пещерница, поглаживая белесый мох на лобке.
И, увидев недоумение, пояснила:
– Я живу в линейном браке.
Помню, что-то читал о такой разновидности… отношений. Древние расы тоже любили всякие эксперименты в области свального греха. Или это такая разновидность совершенства?
В полдень пришел сигнал из эфириума: следовало заняться сказочным городом – собрать урожай моря, назначить новое строительство. Занятие необязательное и немножко бессмысленное – как и все, чем занимаются люди, чья эпоха подходит к концу. Что бы морвейны сейчас не делали, результат будет один: ничего. Так что можно писать стихи, которые никто не прочтет. Или – строить несуществующие в реальности города. Я долго возводил Глендол, достигнув нереального уровня совершенства. Можно сказать, всю жизнь. Город жил собственной жизнью, словно муравейник. Строились новые здания, ловилась рыба. Проводились исследования, позволяющие улучшать жизнь… Мини-обитатели спешили по своим делам.
Чуука тихо подошла сзади и некоторое время молча смотрела.
– Наши игры более воинственны, – важно сказала она, когда я наконец-то обратил на нее внимание.
Ну да, конечно – кто бы сомневался. Интересно, во что играет третья раса?
Чуука, странно влечет меня к себе – своей энергией и тем, что не знает запретов, но одновременно раздражает бесцеремонностью и резкой сменой настроений. На третий день пути уже захотелось отдохнуть от назойливой пассии – хоть немного. Я стал чаще пропадать в эфириуме, нарочно подолгу разговаривал с кайри. Занялся проверкой состояния корабля.
– Ты избегаешь меня? – смеясь спросила трогварка.
– Нет, ну что ты! – бодро соврал я.
Женщина фыркнула и закатила глаза. Неожиданно я почувствовал несвойственное нашей расе раздражение и шлепнул ее по ягодице.
– О, хоть что-то.
– Извини.
Чуука снова закатила глаза и вздохнула.
Кажется, пещерница никогда не устает от плотских утех и может заниматься сексом бесконечно.
– Ты просто ненасытна!
– Я королевской крови.
Когда-то люди много спорили о рае как идеальном месте для человека. Но для гремлинов рай – это вонючая пустыня; для морвейнов – морские пейзажи, а для упертых троггов – место, где их будут пытать. Пещерникам нравится жестокое обращение. Вся их культура проникнута культом боли и подчинения. Каждому свое.
Кто-то ищет совершенных людей и золотой век в будущем, другие – в прошлом. А я думаю, что он внутри, в душе. В старые времена у мудрецов бытовало выражение: «золотой человек внутри». Что означает: не надо ничего искать – эталон уже имеется в каждом из нас. Надо только чаще прислушиваться к самому себе.
Вспомнилось: на определенной стадии развития зародыш современных рас становится похож на золотого человечка – кто-то из наших создателей так пошутил над своими детьми. Я напомнил об этом Чууке, но она только похлопала глазами. Видимо, не знала. Или просто наша медицина развита лучше.
В перерывах между пароксизмами страсти мы говорили о деле. Чуука призналась, что ищет не золотого человека, а центр управления Щитом, чтобы восстановить древнюю систему. Подземные водоемы, питающие города трогваров, тоже в опасности: когда-то на Сифене уже становилось так жарко, что жизнь не могла существовать и на глубине. Она показывала мне старые карты и расчеты, говорила с убежденностью фанатика. Что ж, дело хорошее. Я все больше заражался идеей, хотя и не особо верил в успех.
Так вот и плыли. Над нами висели невысказанная боль по сожженному Оронту и несколько сот веков раздражения и неприятия, существовавших между двумя народами. А в остальном – вполне гармоничная команда спасителей человечества.
5
Вдоль северного берега тянется гряда небольших островков, приют для древних статуй и храмов; реликтовых рощ. Раньше здесь любили бывать паломники, но сейчас одни островки оказались соединены с берегом и доступны гремлинам, другие – просто заброшены. Постройки разрушены, сады и рощи одичали. На одном из таких островков мы и обнаружили разбитый гремлинский аэроплан. Мне захотелось подойти к берегу, чтобы рассмотреть место крушения.
Среди обломков машины лежало тело пилота. Судя по всему, крушение произошло недавно, и его еще можно было реанимировать, несмотря на ужасающие раны.
– Стоит ли? – усомнилась Чуука, глядя как я вожусь с гремлином.
Я пожал плечами – говорить в такой ситуации некогда. Крепкий организм карлика несколько часов боролся за жизнь: осколки механизма пробили грудную клетку. Ну, да ничего: морвейны и не такое умеют. Я привлек духа лечения, открыл запасы восстановительных зелий.
Маленький человечек, мохнатый, словно обезьянка, лежал на палубе. Большие уши, крупные глаза орехового цвета. Едва спасенный пришел в себя и открыл рот, как полилась грязь: язык гремлинов так груб, что слово «задница» кажется ласковым. С большим трудом удалось установить, что парня зовут Грюй.
– Мы будем его пытать? – В глазах женщины светился неподдельный интерес.
– Хм-м.
Я приставил к пленнику охрану, и мы отплыли. Оказавшись посреди большой воды, гремлин заверещал и забился в угол на палубе. Прошло немало часов, прежде чем карлик осмелел и мы смогли нормально поговорить.
– Как ты сюда попал?
– Чва-а? Дык эта, на леталке.
– Зачем вы летаете над морем? Шпионите?
– Чва-а? Ну, я типа продрал гонки на машинах и остался на бобах. Хотел срочно срубить кактуса, а тут объявили, что тот, кто пролетит с одного берега Лужи на другой, получит кучу звонких монет. Глава клана захотел обойти конкурентов.
Видя мой недоуменный взгляд, вмешалась Чуука:
– Грюй хотел подзаработать: это вы ухитряетесь жить без денег.
Она засмеялась.
– Знаешь, что такое денежки, венчик?
Я поморщился. Любой историк знает, что такое «деньги», а «венчиками» нас дразнят трогги. Люди из цивилизаций, основанных на денежных расчетах, думают, что без экономического посредника все встанет. Но жизнь народов больше зависит от технологий: при должном развитии человечество способно обходиться без экономики и ее составляющих, возвращаясь к своего рода натуральному хозяйству. А потом – и к божественным возможностям.
Я посмотрел на свою команду: сегодня работал другой отряд. Духи регулярно меняются, возвращаясь в эфириум. Матросами командовал Фуджин – по виду смешливый паренек лет семнадцати. Однако рассуждает так, словно прожил тысячу лет.
– Мы воспоминания о воспоминаниях некогда существовавших людей, – сказал Фуджин. – Однако знаем, что в стародавние времена противостояли расе карликов, похожих на ваших гремлинов. Возможно, эта вражда записана в нашей крови.
Он бросил на Грюя оценивающий взгляд. Тот вжался в пол.
– Дяденька, верни пукалку: я боюсь! – хныкал пленник. – Кругом проклятые морочники!
Карлик имел в виду пресловутое электроружье. Еще чего! Так и без команды можно остаться.
– Веди себя хорошо, и никто тебя не тронет.
Дальше – больше. Не проведя и пары часов на корабле, пленник начал требовать:
– Хочу жрать! Хочу пива!
Ну, что поделаешь? Раз мы его спасли, теперь придется и кормить. Однако морвейнская еда Грюю совершенно не понравилась – он разбросал тарелки и выплюнул молочный арак, с трудом найденный на камбузе. Успокоить буяна смог только Фуджин, схвативший его за загривок и поднявший над бортом – кайри пригрозил выбросить мерзавца за борт.
– Я хочу нормальной еды: жареного златокрыса и кактусового пива! – захныкал тот. – Если я сдохну от голода, вам этого не простят!
Интересно, кто? Чтобы спасти пленника от голодной смерти, пришлось послать в эфириум специальный запрос в поисках нужного рецепта. Ничего, наш кухонный аппарат справился и со столь экзотическим заказом. Пахло ужасно, но для карлика оказалось самое то. Маленький и худощавый гремлин поглощал еду, словно в три горла, и к концу трапезы у него заметно раздулся живот. Ел совершенно безобразно – хватая еду руками, чавкая и пуская газы. Насытившись, маленькое чудовище попробовало запеть – точнее, орать слова, мало похожие на текст песни. Чаще всего повторялась одна фраза:
– Гремляка рулит!
Вновь появился Фуджин – это утихомирило Грюя.
Он напевал свою козырную фразу и в последующие дни, только тихо. Видимо, без толпы сородичей и рядом со «страшными морочниками» чувствовал себя неуютно. Честно говоря, я не знал, что с ним делать, но не мог показать собственное недоумение ни команде, ни союзнице. А потому делал вид, что все идет как надо. И даже внушил ложные ожидания Чууке.
Морвейны спят мало, но иногда отдых необходим даже нам. Посреди ночи меня разбудили странные ритмические звуки – что-то вроде рыка и свиста одновременно. Я выглянул из комнаты: карауливший гремлина дух со смехом объяснил, что это «храп», такая реакция примитивных организмов на глубокий сон. И такие же звуки раздались из комнаты трогварки. Экое единодушие! Недаром накануне Чуука убеждала «представителя» третьей расы присоединиться к нашей экологической конвенции. И гремлин даже соглашался и говорил, что не хочет видеть вместо нынешней уютной пустыньки спекшееся стекло. Еще бы он не соглашался – под ее-то повелительным взглядом! Подняв очи горе я вернулся к себе, пить сонный порошок.
6
Если смотреть на Сифену сверху, она походит на одноглазого старца. Когда-то давно, миллиарды лет назад, планета напоминала Венеру из легендарной Старой Системы: ее покрывали теплые океаны, имелась жизнь. Потом неудачное стечение обстоятельств и близость к светилу превратили развивающийся мир в жаркую пустыню. Но и это еще не все. В Период Амбиций пришли люди, подобные богам, и изменили планету. Они создали цветущий оазис, мир морей. Достигнутые технологии могли работать почти вечно. Цивилизации сменяли друг друга, пока однажды космический щит, закрывавший планету от ярости звезды, не сломался.
Последнее море, укрывшееся в скалистых массивах у северного полюса, осталось единственным постоянным водоемом планеты. Нет, раз в несколько лет бурные дожди по всей планете заполняют реки и озера, похожие на грязные лужи, вызывая панику у пустынных гремлинов, но высыхают они также быстро. Может, какие-то запасы воды сохраняются на глубине, поддерживая жизнь пещерников, но наверху все умирает.
Гууны видели золотой век исключительно в будущем, после создания расы сверхлюдей. Алансоры – в величественном прошлом. Но золотой век – не больше мига в истории планеты. Сифена походила на раскаленную печку всего миллион лет назад. И снова станет такой за меньший период времени. Также и продвинутые народы могут возникать в любую эпоху, только их совершенство остается слишком недолгим. Сторонний наблюдатель может и не заметить появления идеального мира.
Да и что такое совершенство? Каждая раса понимает его по-своему. Для одних оно включает в себя физическую красоту и сильное тело; для других – умение выкладывать пирамидки из фекалий. Некогда морвейны создали сложную систему ритуалов и церемоний, которыми очень гордились. И каждого, кто владел ею не в полной мере, считали неполноценным. С тех пор мы стали проще и больше не придаем прежнего значения ритуалу.
Здесь, на засыпанном ржавчиной островке понимаешь, сколь тщетны все наши усилия и стремление к абсолюту. Зодчие и варвары равно уходят в небытие, и от них не остается ничего. Пространство и время слишком велики для человека. Хотя если нечего терять, то почему бы и не рискнуть?
Заказ есть заказ. Да еще так старательно оплаченный. Мне пришлось обойти почти весь островок по кругу, прежде чем удалось заметить подходящую бухточку, в которой можно пришвартоваться. Голые скалы, ржавые конструкции. Я знал об этом месте, но прежде никогда не посещал. Когда сошли на берег, Чуука нажала возле уха и вокруг нее образовался собственный эфириум. Женщина показала несколько схем, обозначавших старые здания и предполагаемый маршрут. Разгрузка оборудования пещерницы заняла все утро.
Даже несмотря на чертежи, передвигаться оказалось невероятно сложно. Когда-то небольшой клочок суши полностью застроили. Сегодня от прежних сооружений остались оплывшие холмы и завалы из обломков. Лишь кое-где виднелись провалы пещер да не убиваемые арки из тирцила. Дорог не сохранилось, крупных животных, которые могли протоптать тропы, не имелось. Заросшие кучи мусора могли провалиться под ногами. Нависающие конструкции грозили обрушиться сверху. Всюду пыль, колючки, паутины. Мы пускали вперед железного человека, чтобы голем проделывал дорогу и все равно продвигались медленно. Пришлось потратить несколько часов, чтобы добраться до входа, до которого по прямой меньше зирта.
Центр управления щитом отличался относительной сохранностью. Массивный вход походил на провал, ведущий в катакомбы. Глядя в покосившиеся, слабо подсвеченные коридоры, я испытал неистребимое чувство клаустрофобии. Судя по кислому выражению и частым ругательствам – Грюй тоже. Приходилось пролезать в узкие отверстия под завалами, некоторые коридоры оказались совершенно непроходимы, и мы возвращались назад. Внутри оказалось невероятно душно. Чуука надела осмотическую маску и дала нам такие же. Потом добавила мешки для воздуха. Еще кучу времени пришлось потратить на подземелье.
Пещернице подобные приключения, конечно, не в новинку, но даже и она устала. Мы спустились – почти рухнули – вниз на лифте. Хорошо, что он застрял в шахте недалеко от места назначения. Когда незримый проводник подсказал трогварке, что отряд добрался до цели, все без сил опустились на пол.
7
– Приветствую вас, паломники! – неожиданно раздалось из темноты.
Мы дружно вскрикнули от неожиданности и вскочили на ноги. В тот же миг накопившийся мусор словно раздался, освободив середину помещения. Зажегся неяркий свет, и стала видна большая золотистая фигура.
– Или пришедших сюда лучше назвать посланцами? Здесь ведь представлены все нынешние народы, не так ли?
– Э-э, да.
Золотой человек выглядел словно статуя и не походил ни на одну знакомую расу, точнее, имел черты всех сразу. Огромные уши, словно у гремлина; типично трогварский нос; глаза как у морвейна. Очень спокойный взгляд. Лысая голова и безволосое тело. Кожу покрывали мелкие золотистые чешуйки.
– Блестяка! – благоговейно пискнул гремлин.
– Задержите дыхание: центру управления, где мы находимся, больше семисот тысяч лет. Его построили чилдране, божественные аксолотли, творцы нынешней Сифены. Создатели Щита, позволившего существовать всем остальным цивилизациям нашей планеты. Жившие так давно, что даже меня тогда еще не создали.
В конце зала виднелись покрытые пылью конструкции, похожие на старинные консоли управления.
Фантастика, да это же настоящая машина времени! Во мне проснулся историк. Когда еще удастся расспросить одно легендарное существо о других полубогах, которые даже в его времена казались мифом?
– Расскажи! – взмолился я.
– Чилдране любили выглядеть миловидными подростками, за что и получили свое второе прозвище – аксолотли, «незрелые». Они оставались вечно молодыми и восторженными; жадными до жизни и любознательными. И, пожалуй, походили на кайри из твоей команды. А еще, обладали невероятным могуществом. Гууны считали предтеч порочными, за неприкрытую тягу к чувственным наслаждениям и минимальное количество моральных ограничений. Тем не менее аксолотли считались добрым народом.
Чуука захлопала.
– А сами гууны?
– Мои создатели тяготели к благородной старости и отказу от желаний. Им нравились сложные игры, одиночество и собирание знаний. Под конец они стали теряться в его объемах и часто не могли определить, где находятся: в реальности или в своих бесконечных архивах. Каждый гуун со временем становился подобен академии ненужного знания.
– А ты?
– Я не храню знание: оно приходит ко мне, когда нужно.
– И ты провел здесь сто тысяч лет, засыпанный мусором?
– Ну, почему? Я способен находиться в любом месте на планете, и здесь только потому, что захотел посмотреть, что вы будете делать дальше.
Честно говоря, у нас не было четкого плана. Пришлось импровизировать.
– Мы просим твоей помощи.
Золотой человек усмехнулся:
– Да? и чего вы хотите?
– Планета умирает. И мы вместе с ней. Нельзя ли восстановить щит, закрывающий ее от солнечного жара?
– Но разве ей не пора? Скажите, ради чего стоит спасать наш увядающий мир?
– Подумай, сколько еще существ на ней могли бы достичь совершенства! – неожиданно выдал я.
Казалось, что разыгрывается древняя пьеса, где-то уже виденная. И все ответы, и вопросы, известны еще до того, как были произнесены.
– Совершенство не такая уж ценная вещь, – собеседник покачал головой, и золотистые блики заметались по комнате. – Оно означает отсутствие движения; ни одно существо не может достичь идеала, пока относится к царству жизни, так же, как невозможно достичь скорости света. А то, к чему можно применить такое определение, – скорее мертвая материя, например, кристаллы. Вспомните, сколь прекрасны раковины и кости давно умерших существ, – кажется, он подсмеивался над нами.
– Даже такое совершенное существо, как ты, не сможет существовать в том аду, который настанет здесь, если не починить Щит.
– Я далеко не совершенен, хотя и в меньшей степени, чем остальные. И планирую достичь абсолюта после ухода из жизни.
– Но… эта… дяденька, как-то нехорошо решать за всех, – неожиданно сказал Грюй, – может, мы сами подумаем, что нам делать? А для этого нужен гребаный Щит.
– И потом, твоя судьба еще не завершена, пока не исполнено главное желание всех живых существ Сифены, – вступила в разговор Чуука.
Подумалось: «Да они говорят то, что хотел сказать я сам!»
– Что ж, я знал, что вы найдете нужные слова. – Золотая голова снова качнулась, пустив блики по стенам. – Дело есть дело и нельзя оставлять что-то незавершенное. Я должен вам помочь: таким уж создан.
Золотой человек сосредоточился и закрыл глаза. Мы ждали. Потом из могучих рук вырвался сноп золотистого света, пробивший дыру в потолке. Точнее, поток мельчайших духов, крошечных пылинок, собранных воедино. Совершенный что-то бормотал себе под нос.
Мы благоговейно ожидали итога. Казалось, время остановилось. Прошло, наверно, около часа. А может – сутки. Или – неделя.
День. Ночь. Свет – тьма.
Сон. Явь.
Мы старались не дышать. Словно во сне выходили из комнаты, где совершалось волшебство, что-то делали. Почти не общались – ждали.
Ждали.
Ждали.
Наконец, время пошло – мир наполнился звуками и цветом. Мы разом вздохнули.
Совершенный посмотрел на нас так, что мурашки пробежали по коже, и сказал неожиданно мягко:
– Ну вот, Щит исправлен. Точнее, я подключил резервный контур. На несколько тысяч лет хватит. А дальше сами.
– Спасибо! – от имени всех поблагодарил я. – А чем мы можем помочь тебе?
– Побудьте со мной, пока я буду умирать: это займет некоторое время: отключить совершенное тело непросто.
– Но… зачем?
– Всякое существование должно прекратиться. Я уже видел достаточно.
Он лег на бок и закрыл глаза:
– Спрашивайте, если что-то интересно.
Мы помолчали, потом Грюй решился:
– Чва-а, победят ли Ацкие Муфлоны в этом сезоне?
– Нет.
– Родится ли у меня великая дочь? – зашла с другой стороны Чуука.
– Нет.
– Почему исчезли гууны? – задал я давно волновавший меня вопрос.
– Я отключил тех, кого ты называешь гуунами, – бесстрастно отозвался золотой человек. – По их просьбе. Они не смогли достичь совершенства, перестали размножаться и жили только за счет поддержки машин. Создав меня, несовершенные создатели утратили смысл существования.
Он помолчал:
– Если хотите, могу отключить и вас.
– Нет! – в один голос вскрикнули мы.
– Так я и думал, – похоже, его ничем нельзя было пронять. – Вы все равно не проживете и тысячу лет и окончите свои дни в страданиях. Стоит ли цепляться за собственное существование?
– Стоит, – без тени колебания ответила Чуука.
Прошло еще какое-то время, мы задавали ничего не значащие вопросы и получали такие же ответы.
– Вот и все. Прощайте. – Золотой человек открыл глаза и слегка улыбнулся.
– Подожди! А как они звали тебя? – вдруг вспомнил я.
– Дар.
Потом свет в его глазах потух. Живая легенда стала мертвой. В комнате словно потемнело. Чуука вздохнула. Грюй осторожно подошел к умершему богу и отковырнул с кожи три золотистые чешуйки. Две вручил нам. Я рассматривал свою, когда трогварка удивленно вскрикнула: тело золотого человека начало таять, пока полностью не исчезло. Только чешуйки остались в наших руках – как память. Дар.
8
Мы выбрались наружу и молча шли, потрясенные происшедшим. Потом Грюй указал на небо: солнце шло на закат и стало заметно, что щербина на Щите пропала. Совершенный выполнил обещание – иначе и быть не могло. Экологические изменения зашли слишком далеко, чтобы сразу перемениться: пустыни продолжат доминировать, но Последнее море сохранится, и, наверняка, возродятся еще водоемы, вроде Узкого моря. Процентов двадцать поверхности Сифены покроет вода. Хороший шанс, чтобы начать все сначала, развиться. В любом случае, сифенцам нужно меняться, возвращаться к реальной жизни. Слишком долго люди жили расслабленно, наслаждаясь тем, что есть. На Острове еще встречаются молодые морвейны. Найдутся и те, кто готов действовать. Я словно уговаривал себя верить в лучшее.
Вообще, странно как-то выходит: одержана большая победа, а радости не ощущается – только большая усталость.
Неподалеку от корабля случилось ужасное: каждый шел, думая о своем, когда Чуука умудрилась свалиться в яму и напороться на острую арматуру. Трогварка умерла мгновенно. Это казалось невозможным, столь нелепой выглядела ее смерть. Клянусь, я использовал все доступное морвейнам искусство, но возможности организмов пещерников несопоставимы с нашими. Сразу вспомнились слова золотого человека о близком конце. И ответ Чууки. Механические псы выли над ямой, словно живые. Смерть – самая жестокая насмешница на свете. Чуука, Чуука! Неистовая наша подруга. Вернешься ли ты домой в виде эфирной тени? Или – канешь навечно? Неожиданно появилась ты на моем пути и так же ушла, нелепо и вдруг.
– Необходимо забрать тело госпожи, чтобы отвезти домой, – странным, металлическим голосом заговорил железный слуга.
В первый и последний раз. Какие возражения – поможем. Вот интересно: знал ли Дар о близкой кончине трогварки? Никто теперь не скажет.
Мы помогли отвезти тело Чууки к ближайшему выходу в подземные города. Где выгрузили снаряжение и големов. Доставшуюся ей чешуйку с тела золотого человека я положил на труп. Особенно торжественной встречи не наблюдалось, но это уже не мое дело. Неожиданно я понял, что однажды нас назовут хранителями, ведь мы трое – последние, кто видел живым золотого человека. Потом «Бесстрашный» повернул к северному берегу – высадить Грюя.
Мы сидели на маленьком островке и ждали отлива, чтобы гремлин мог перебраться к своим, не замочив лапок. Осень выдалась что надо: нам довелось видеть живую легенду и спасать мир. Теперь можно немного расслабиться. Гремлин пил свое кактусовое пиво, а я – молочный арак.
– Блестяка учил, что жить надо весело и легко, уметь радоваться любой какашке, вложенной в пирамиду судьбы. Все равно мир скоро накроется ржавым ведром, – он прихлебнул своего напитка, потом громко рыгнул.
– Ваши гнутые морочники живут наоборот: снаружи они вроде как дети, а внутри – старые пердуны.
– Угу, – трудно поверить в тотальную серьезность смешливых духов, ну да ладно.
– А теперь даже и не знаю, как жить дальше: оказывается ржавое ведро еще далеко. – Грюй достал из кармана золотую чешуйку и долго разглядывал.
– Наверно, теперь я стану жрецом.
– Даже так?
– Да!
Помолчали, осмысливая перспективу.
– Жаль твою подругу: прикольная была бабенка! – раздумчиво произнес гремлин. – Только злая и тощая. Гремляки любят веселых и толстых.
– Чва-а? – в тон собеседнику ответил я. – Чуука не моя женщина.
– Ну и ладно, – не стал спорить Грюй, – все равно жалко.
– Знаешь, не все кланы нападают на старокряков – морвейнов ваших то есть. Только самые дурные. Большинство занято своими делами. Нам и пустыни хватает.
Пауза. Глоток.
– Слышь, дяденька, – поколебавшись, сказал Грюй, – я тут слышал от парней, что вы вроде профукали старый Оронт?
Я кивнул.
– Так эта: ваших, кто там жил, не убили. Ну, кроме морочников. Они сейчас сидят в тюряге у Грого. Старый кабан хочет их обменять на празднике пива.
«Ого!»
Он еще помолчал:
– Ну и типа как их можно оттуда вытащить. Вот.
Мы обговорили условия и расстались. Кажется, еще не все потеряно в отношениях с соседями по планете. Возможно, в ком-то из них тоже спрятан свой золотой червячок?
9
Трогги об этом не знают, но гремлины наши дети. В прямом и переносном смысле. Когда-то у нас с женой тоже рос ребенок. Смешливый, остроухий мальчишка. Но однажды мальчик вырос. И ушел в гремлины. Мохнатые бестии являются не просто новой расой, а прямыми потомками морвейнов. Пустынь становилось все больше, и многие предпочли стать их обитателями. Изменение расы вошло в моду. Я не виню ушедших, но себя переделать не смогу.
Трудно сказать сколько, но большая часть молодежи ушла в гремлины: наших знаний для этого хватило. В отличие от восстановления Щита. Маленькие существа, так непохожие на предшественников, представляют собой новое человечество Сифены, расу, решившую не цепляться за прошлое, а соответствовать тому миру, который достался. Возможно, в новом обществе имеются собственные понятия о благородстве, любви и целесообразности, но вся беда в том, что оно никоим образом не сочетается со старым, вымирающим морвейнским миром. Нас вычеркнули из новой жизни, решительно и безжалостно. Но ведь это не просто новая раса – гремлины еще и наши дети…
Сначала их создали, чтобы заселить разрастающиеся пустыни, обеспечив себе новых помощников, но что-то пошло не так и создания восстали против создателей – история, старая как мир. А потом наши дети, один за другим, стали уходить в гремлины. Вот тогда-то и стало ясно, что старый мир обречен. Сегодня появилась робкая надежда. Сможем ли мы измениться, не потеряв золотого человека внутри?