– А мне не боишься рассказывать?
– Тебе – нет. Ты другой… – Машка намахнула стопку, просветлела. – Высшее существо! Уж я чую!
На счастье, репепедерша оказалась вполне обычной сексуальности бабой. Озабоченной прорвой она казалась, видимо, лишь только окрестным импотентным алконавтам. Уже через час она удовлетворенно посапывала на плече профессора. А он в полудреме проникся удивительной умиротворенностью, быстро понял, что исходит она от сытой крысы, свернувшийся под трубой на тряпочке, усмехнулся и не стал отгонять это чувство, спокойно заснув.
Глава XIII
Четыре утра – час дворников и уборщиц. Со всех дворов доносится торопливое шух-шух-шух гибких граблей и метелок. Подвывание и шелест намыленных щеток моечных машинок сливается с чириканьем проснувшихся воробьев. Гудят громадные мусоровозы, искусно лавируя меж как попало припаркованных автомобилей. Вот из ближайшего, едва не сшибив Маху, выскочил разозленный водитель и пнул «Ситроен», перегородивший подъезд к ящикам. Оскорбленная машина гнусно закурлыкала вычурной иностранной сигнализацией, с балкона пятого этажа высунулся владелец и заорал не менее гнусно. Водитель мусоровоза вторил, потрясая разводным ключом над лобовым стеклом легковушки.
Профессор биохимии, шелестя оранжевой робой не первой свежести, лихо натянул на глаза кожаную кепку, выдвинул небритую челюсть и загромыхал длинной заляпанной тележкой по тротуару. Внутри брякают и перекатываются ведра, лопаты, веники и прочие дворницкие причиндалы. Маха-репепедерша гордо выступает впереди, неся на плече, словно хоругвь, метлу на длиннющей ручке.
Возле КПП лениво позевывающий солдат оживился, заметив процессию. Довольно ухмыляясь, жестом потребовал прижаться к стенке будки. Шмыгнул внутрь и через минуту поднял шлагбаум.
– Давай, Машка, у тебя четыре часа сегодня максимум! Ну, с хахалем быстрее управишься! Камеру отвернул, пацаны, как обычно, не обидят. – Он подмигнул дворничихе, неодобрительно хмыкнул, посмотрев на выставленное напоказ из кармана робы профессора горлышко бутылки, и мощной дланью выдернул из подсобки моечную машину. Маха сладко улыбнулась, ухватила рукоятку, повлекла, показывая направление.
Мусорные баки притулились возле самого забора. Красиво покрашены в разные цвета, расписанные яркими поясняющими надписями, в какой запихивать пластик, в какой объедки. Но тем не менее наполнены разномастными мусорными мешками с чем попало. Маха подхватила палку с крючком, попросила:
– Ты мне только вытащить их помоги и разложить. А дальше я сама управлюсь.
Профессор не имел ничего против такого разделения труда.
Крыса тем временем осмотрела территорию и забилась в щель, отчаянно сигнализируя Славутичу, что она не на своей территории, что статуса у нее здесь вообще никакого нет, что она боится местных… Пришлось мысленно гладить ее по шерстке, посылая эмоциональную картинку, что недолго здесь пробудут, скоро уберутся, и вообще у тебя такой защитник, что все местные крысы перед тобой меньше блох.
Одновременно они вытаскивали и раскладывали рядами пакеты, которых оказалось удивительно много. Строгие длинные камеры, словно им было неприятно это зрелище, угрюмо замерли, отвернувшись. Солдаты на вахте слово держали.
Через полчаса Маха занялась потрошением и сортировкой отбросов. А Славутич достал бутылку водки и переместился в тень, вплотную к зданию. Крыса преданно перебежала за ним.
Профессор сосредоточился, опять представил ее как конечность и послал к стене. Крыса добежала и начала недоуменно смотреть вверх и в стороны, крутить хвостом. В сознании отразилось непонимание, чего же от нее хотят. Тогда он представил, что она входит в стену и продвигается дальше. В ответ крыса ткнулась носом в пыльный цемент, и профессора обдала волна такого удивления, что краска бросилась в лицо.
– Ну что же ты, Лариска?! Ты же крыса, грызун! Тебе же такие стены на один зуб, прогрызи да зайди, делов-то!
В ответ получил импульс испуга, совсем сбившего с толку. Крыса поразевала пасточку, покрутила головой, скребнув пару раз цемент, и вновь повернулась с эмоциональным рядом: «Я, конечно, буду грызть, но большей глупости и придумать невозможно!»
– Ну хорошо, что ты предлагаешь? – Славутич постарался расслабиться, убрать волевой контроль, но одновременно как-то ощущать животное.
Со стороны виделось – он то напрягался, морщился, шевеля бровями, то расслаблялся и отвешивал челюсть. Крыса в недоумении металась вдоль стены, окончательно сбитая с толку. Но вот вдруг наконец он понял, поймал момент ощущения. Словно мысленно закрыл глаза и позволил пальцу почесать там, где чесалось. И разом асфальт бросился к лицу, профессор дернул в страхе головой, но глаз не открыл, поняв, что смотрит Ларискиным взглядом. Длинное рыло перед глазами задергалось, розоватый с черным пятном пятачок пару раз отогнулся вверх. Поверхность вдоль стены оказалась испещрена целой сетью устойчивых запаховых дорожек. Лариска потянула носом, и асфальт вдруг мощно и уверенно понесся под ногами, словно ехал на мотоцикле.
– Как быстро ты бегаешь, зверуха, – пробормотал профессор, не открывая глаз. На ощупь достал бутылку водки, поставил рядом.
А крыса уже нашла еле заметный отогнутый уголок облицовочного блока прессованного стекловолокна. Принюхалась и потянулась внутрь, изгибаясь и вытягиваясь, словно мохнатый червяк. Ребра пружинисто втянулись, бока сплющились, а задние лапки, растопырившись, словно хвост-ласты тюленя, толкали коготками круговыми движениями. Передние же плотно прижаты к бокам и посекундно слегка сгибаются, помогая телу скользить в крошечной расщелине.
– Ух ты, как ползаешь-то, оказывается! – удивился профессор. Вдали грохнула крышка ящика. Он на мгновение приоткрыл глаза, ощутив удивительное расщепление. И сознание рывком переместилось в человечью голову, словно вдруг подпрыгнул. Но это Маха закончила первый ящик и, поднатужившись, загрузила в тележку внушительный мешок.
Контроль над крысой ослаб, но не пропал, он ощущал ее на ощупь, можно сказать. Но вот она вылезла в какую-то относительно свободную дыру и недоуменно закрутилась, не понимая, что делать дальше. Разом хлынули крысиные мыслеобразы-ощущения-страхи в стиле «а что я тут делаю, а не пора ли отсюда смотаться».
Оп, он снова ее мысленно схватил. И начал передавать образ Дарьи. Представил, какие у нее глаза, волосы, тело… Крыса внимала с интересом, но явно недоумевая.
– Черт, да как же тебе сказать… Неужели придется постоянно сопровождать-обшаривать. – Представил Дарью с точки зрения от самого пола. Крыса начала вроде понимать, но опять нечетко… Ясного образа добиться не удавалось. И вдруг все встало на места, тайник памяти открыл… вкус Дарьи! Он как-то очень хорошо совместился с запаховым зрением крысы, и тут крыса наконец ясно все поняла.
Видимо, напряжение для зверька оказалось еще посильнее, чем для человека. Она тяжело задышала, облизывая внезапно пересохший нос. Он не торопил. Но теперь знал – найдет. Для начала показал мысленно – сороковой этаж, откуда начинать поиск.
Крыса мысленно пискнула что-то эквивалентное «ни хрена себе!», но, как вышколенный исполнитель, рванулась вверх. Вдоль кабелей, труб коммуникаций и отопления. Где-то через подсобные помещения, где-то просачиваясь в едва заметные щели за плинтусами. Остановилась полакать из лужицы влагу. Славутич попробовал убрать внимание – получилось! Крыса неслась в заданном направлении, словно собиралась поставить рекорд забега по пеленгу на пересеченной местности.
Но вот вдруг остановилась, закрутилась на месте, словно пытаясь поймать свой хвост. По нервам стегнуло страхом. Славутич даже приоткрыл глаза, чтобы понять, откуда он исходит. Надвинулось темное ощущение, что вот только что превысил скорость и сбил урну на тротуаре, не вписавшись в поворот. А из подворотни коротко гукнула сирена, и оттуда вальяжно, не спеша, выходят матерые гибэдэдэшники. А он суетится и не помнит, куда сунул права… Картина наложилась, и из двух щелей синхронно вышли две крысы. На мордах написана властность и брезгливая державность. Вроде как: «Что это такое появилось», – Славутич в полной мере ощутил, что такое отсутствие статуса у Лариски. Но внутри поднялось возмущение. Да как смеют! Какие-то ничтожные крысюки! Волна эмпатии хлынула через ведомую крысу и накрыла патрульных. Разом возникла ассоциация, что гибэдэдэшники вдруг обнаружили за рулем «мерса» солидного генерала милиции, при всех регалиях. Спеси разом поубавилось, осталось только чувство собственной правоты, но и оно через пару секунд растаяло в «а стоит ли связываться?».
Местные крысы явно собирались ретироваться, но Славутич прянул вперед сознанием и вновь ощутил всех крыс, как перчатку на пальцах. Он не понял, зачем ему это нужно, тем не менее Лариска мигом сориентировалась. И начала передавать задание по поиску Дарьи! Перед профессором, словно серые цветки, раскрылись памяти крысюков, и выборочная память его помойной крысы быстро считала устройство многоэтажной конторы, восприняла метки, повороты, комнаты, и вот в памяти одного патрульного проскользнул знакомый запах, четко указавший нужное направление. И крысы помчались в ту сторону.
Большая темная комната, под потолком висит забранный в решетку фонарь. Окон нет, дверей не видно. Вдоль сплошной металлической стены ряды кроватей, привинченных к полу. Почти все аккуратно застелены и даже запакованы в пленку, только одна смята, и как раз от нее идет нужный запах. Все это Лариска близоруко видит, высунувшись в щель у потолка. Дальше по стене стоит вентилятор, и отрезает, втягивает запахи дальней половины комнаты. Очень неудобно – крыса не видит дальше, но, судя по мягким шагам, у дальней стены кто-то есть. Ага, а от щели вниз идет грубовато заштукатуренный угол. Эта стена не металлическая, а бетонная. Штукатурка же терпимые ступеньки для ловких крысиных коготков. Лариска спускается удостовериться. Да, это определенно ноги Дарьи. Похоже, у нее забрали гражданскую одежду и выдали клетчатую желто-оранжевую форму. Штаны валялись под кроватью, а Дарья… в рубашке робы, как в коротком платьице, исполняет плавные упражнения, что-то из китайского цигуна.