Ответом был шум помех. А потом – далекий прерывистый голос, с трудом перекрикивавший шипение и треск.
– Хави… связь… не могу… спутник будет над вами… три минуты…
– Трех минут нет, – отрезал Кессель, четко артикулируя слова. – Попробуем сейчас, и еще раз, когда появится спутник. Отчитайся о получении.
Молчание.
– Никс… – Треск, треск. – Вызывай третью группу. Пусть забирают нас у входа через пятнадцать минут. Никс, повторяю, подрыв отменен. Нельзя уничтожать улики. Немедленно высылай третью группу. Как слышишь?
Ничего.
– Мы слишком глубоко под землей, – буркнул Хьюго. – Скалы глушат сигнал.
– Возьми с собой половину бойцов и ящики с образцами. Поднимайтесь к поверхности и попытайтесь выйти на связь оттуда. Приказ ты слышал.
– Будет сделано, – хмуро откликнулся манн.
– И забирайте взрывчатку, – бросил вдогонку Хавьер. – Случайные взрывы нам не нужны.
– Хорошо. Ждем вас в ангаре.
Я нутром чуяла – будь у шейдеров такая возможность, ушли бы практически все: слишком тяжело было оставаться в лаборатории, насквозь пропахшей ядом, разложением и смертью. Слишком тяжело было смотреть годами замалчиваемой литианской правде в ее уродливое лицо. Но приказ Хавьера требовал исполнения, и ослушаться никто не решился.
Манны потерянно переходили от одного полупустого стола к другому, перебирая сломанные инфочипы, возвращая на место сброшенное и сломанное оборудование. К капсулам старались не подходить. На общей частоте воцарилось подавленное молчание, разбавляемое лишь треском помех.
С мертвым шейдером остались только Анхель с Ракель. Оба не принимали участия в сборах, сидя бок о бок у разбитой капсулы. Младший Кессель бережно придерживал хрупкое маленькое тельце, пока его подруга, не прикасаясь к бледно-серой коже ребенка, аккуратно вынимала катетеры и иглы с помощью манипуляторов экзоперчатки. Вещества, убивавшего шейда, мутной лужей разлившегося среди осколков, они не боялись – бывшая барменша «Логова», несмотря на отсутствие шейда, была осторожна, а Анхель… Младший Кессель, очевидно, плевать хотел на собственную безопасность, больше заботясь о маленьком теле на руках.
Видеть это было больно и горько.
Я смотрела на Анхеля и Ракель, а представляла своего отца, потерявшего ребенка из-за литианского экспериментального блокиратора. Когда-то и Андрес Диаз, верно, вот так же сидел, скорбно сгорбившись над больничной койкой мертвого сына, – еще до переезда в трущобы, до основания «Механического солнца», до предательства… Гладил – в точности как младший Кессель – спутанные темные волосы, еще влажные от жидкости капсулы, и не мог понять, как такое вообще было возможно. Это просто не укладывалось в его голове.
Как и в моей.
Работать год за годом, равнодушно нажимать кнопку затвора утилизатора, сбрасывая очередное тело, бесстрастно отворачиваться к мониторам, записывая последние показания с датчиков, а после возвращаться домой и… как ни в чем не бывало гулять по улицам, смеяться, любить. Обнимать фемму, гладить по голове своего милого литианского ребенка. А на следующий день возвращаться и продолжать – снова, снова, снова.
Я бы не смогла.
Я бы никогда так не смогла.
Все внутри – все, во что я верила, все уроки отца и наставления Саула – восставало против такого.
Я поправила шлем, ловя Анхеля и Ракель в фокус налобной камеры. Связи не было, но запись все равно шла. Было чуточку стыдно вторгаться в редкий момент тихой близости двух глубоко травмированных, израненных… друзей, но я не могла поступить иначе. Это нужно было показать – показать всему миру – наравне с капсулами смерти, скрытой лабораторией и отвратительными результатами гнусных литианских экспериментов.
– Шейдеры – такие же манны и феммы, как литиане или нор-ры, – тихо прошептала я, надеясь, что голос будет слышен только на записи. – Живые. Мыслящие. Чувствующие. И любой – любой, в ком осталась хоть капля сострадания, – должен это понимать.
Разве могло быть иначе?
– Сола… – Голос Химика – живой, не механический голос – вырвал меня из ледяной хватки печали. Манн, напросившийся в команду в качестве эксперта и прежде державшийся в самом хвосте, неловко переминался с ноги на ногу в громоздком экзокостюме. Коммуникатор на его запястье был выключен. – Я тут нашел кое-что. Не поможешь?
Отключив камеру, я пошла за синеволосым полукровкой. В отличие от боевиков-шейдеров Химик был полон энтузиазма и на удивление равнодушен к увиденным ужасам. Может, сказывалось то, что шейда у него не было, и страдания шейдеров казались ему чем-то отвлеченным, не важным. А может, просто темперамент был такой. Я запоздало вспомнила, что, кажется, в прежней жизни до «Механического солнца» Химик сам работал над созданием блокираторов. Кто знает, чего он тогда насмотрелся. Кто знает…
– В северной части лаборатории, – тараторил манн, – есть закрытая дверь. Похоже, там была ординаторская или комната для оператора капсул – что-то вроде того. Я посветил через стеклянную стену, техника все еще на месте. Только вот дверь заклинило. Не могу поднять.
Я только головой покачала. Что тут скажешь – Химик был в своем репертуаре. И чего ему не сиделось вместе с Никс, Фабио и командой Рохаса в тихом и спокойном пятом? Данные собраны, ящики с образцами отгружены – исследуй себе сколько влезет. Но нет, потянуло… на полевую романтику.
Ладно, ординаторская, да еще с уцелевшей техникой, – это хорошо. Вдруг да удастся достать несколько неповрежденных инфочипов.
Дверь поддалась со скрипом. Пришлось напрячь все силы шейда, чтобы расширить проход до состояния, когда через него смог бы протиснуться манн в экзокостюме. Стены комнаты были толщиной с руку – не ординаторская, а настоящее убежище.
– Вот, смотри, смотри. – Химик вслед за мной забрался внутрь. Свет его налобного фонарика заскользил по потухшим панелям управления и полупустым полкам. – Круто, да?
– Хавьер, – позвала я в коммуникатор. – Подойди.
Тишина.
Я проверила браслет-коммуникатор, убеждаясь, что он полностью исправен.
– Хавьер… Хави? Анхель? Прием. Прием!
– Сола. Сюда.
Я обернулась к Химику, чтобы приказать тому позвать Кесселя, пока я разбираюсь с панелями управления, – и вдруг почувствовала, как что-то коснулось шеи. Тонкие иглы шипа прокололи кожу, впрыскивая… что-то…
Какого шисса?..
За спиной с шипением захлопнулась дверь – та самая, которую я с таким трудом открыла пару минут назад.
На осознание глубины шиссовой задницы, в которой я оказалась, ушло не больше мгновения.
Удачно упавший генератор, который мог бы спасти жизнь Михелям, наводка на заброшенную фабрику с помощью водички с примесью тяжелых металлов, коммуникатор, потерянный в шиссовой яме как раз перед встречей с маннами Рохаса, и тот факт, что Химик был последним, в чьих руках находился шип с остатками вещества, который я извлекла из Хавьера… Вряд ли дядя был настолько умен, чтобы выдумать план с отравлением Ракель, а вот Химик… Химик мог. Химик мог дать Рамону чип с вирусом, подготовить шип. Да и сейчас… завод был обесточен. Откуда тогда взялась энергия для закрытия двери, если все это… не было заранее спланировано?
Шисс, шисс, шисс!
Ловушка!
Это ловушка!
Мысли вихрем пронеслись в голове, а тело, напитанное силой шейда, уже разворачивалось к Химику, еще опускавшему пистолет, из которого он только что выстрелил в меня. Остановить, обезвредить – а потом предупредить Хавьера и остальных, пока не стало слишком поздно.
Но я не смогла трансформироваться.
Не успела даже закончить смертельный прыжок.
За бронированным стеклом ординаторской огненным смерчем расцвел взрыв. Лабораторию сотрясло до основания, меня повалило с ног, погребло под грудой сорвавшихся полок. Я съежилась, ожидая, что взрыв сомнет комнату словно жестяную банку, но толстые стены выдержали огненный удар.
Но ведь Хьюго унес ящики! Лаборатория была чиста! Да и вообще, всей взрывчатки, что мы принесли, не хватило бы, чтобы устроить такой хаос.
А значит…
Все и правда было подстроено.
От начала до конца.
Шисс!
Снаружи ревело пламя, капли оплавленного металла стекали по стеклу, оставляя за собой красно-серый след – такие же горячие и жгучие, как слезы. Перед глазами двоилось от сотрясения и неизвестной шиссовой дряни, растекавшейся по венам. А сердце стучало все быстрее… сгорая, сгорая в огне, полыхавшем под веками.
Они мертвы.
Анхель, Ракель… Хавьер.
Все мертвы.
Серебристый шейд бился в агонии, и вместе с ней по телу растекалась ярость, слепящая и неудержимая, словно пламя за стеклом. С трудом поднявшись на ноги, я впилась взглядом в Химика. Шагнула вперед. На лице манна отразился ужас, в следующую секунду сменившийся расслабленным спокойствием.
Что?..
– Ну, здравствуй, Солана, – раздался за спиной самый ненавистный на всем Абиссе голос. – В прошлый раз мы не закончили нашу беседу. Ничего. Теперь у нас будет достаточно времени.
Боль от второго укола я практически не почувствовала.
Последним, что я увидела, прежде чем провалиться в душную темноту, были бронированные носки ботинок Ли Эббота.
Глава 11
Свет, белый, слепящий, он ворвался под веки, обжигая глаза, в которых еще догорали отголоски пламени. Тело не слушалось, в ушах гудело – то ли рев двигателя, то ли гул генератора, питавшего яркие лампы.
Я попробовала пошевелиться – голова буквально взорвалась от боли.
Плохо.
Заброшенный завод оказался ловушкой. Мы провалили миссию – не успели вынести образцы, подтверждавшие нелегальные опыты на детях. Даже записи с визоров передать не удалось – вовремя включенная глушилка свела на нет попытку трансляции, оборвав связь со студией «Хирургов».
Объединение сил шейдеров не привело к победе. Мрачные прогнозы Дамиана Рохаса воплощались во всем пессимистичном великолепии. Еще немного, и нас посмертно выставят террористами, уличные бунты подавит полиция, недовольных посадят в тюрьму.