– Красиво, да? – тихонько сказала Оля. – Будто Синеград.
Нилка нерешительно спросил:
– Вы не будете на меня с'сердиться?
– Что ты опять выдумал, Нил? – встревожился Федя.
– Я не выдумал… В больнице я Павлику… рассказал про наш Город. Ну, мы там про многое говорили, вот я и… выдал с'секрет.
– Да какой же это секрет! – успокоил его Борис. – Вон сколько людей знают! Правильно, что рассказал.
Нилка оживился:
– Павлик все понимает! С'сразу включился… ну, будто с нами вместе Город придумывал, с самого начала. Он вообще с'сообразительный… И у него тоже… с'свойства…
– Какие свойства? – не понял Федя.
– Ну, не с'совсем обычные. Как у меня. Я, например, немного летать умею, а он…
– Ох, Нилка… – вздохнула Оля.
– Ну, правда же! Он всякие предметы умеет к телу примагничивать! Ложку, например, или ножик… Из c'coседних палат приходили глазеть на это… И еще знаете что? – Нилка опять посерьезнел. – Он ключ тот, от двери, так же украл… у тех парней… Когда его били в спальне, то ключ на пол уронили и не заметили. А Павлик упал и примагнитил его к спине… Честное с'слово! Не верите? Он с'сам потом показывал.
– Да верим, верим, – сказала Оля.
Федя обнял Нилку за плечо. А Борис проговорил вроде бы дурашливо, а на самом деле ласково;
– Нил-крокодил, ты путаешь все на с'свете. Важно, что не ключ к нему примагнитился, а ты. А он – к тебе. Значит, и к нам. Чего ж теперь…
– А можно пририсовать пятую ногу к табурету? – обрадованно спросил Нилка. – Чтобы он тоже… в студии?..
– Тогда уж и шестую, – напомнил Федя. – Степка, он ведь тоже… Ходит по школе со значком и хвастается, что он в студии "Табурет"…
– Степка – герой, – согласился Борис. – Тогда как забарабанил в дверь: "Заводите мотоцикл! Нилку спасать!" Мы сперва ничего понять не могли, за окнами еще темно…
– Ох, сейчас тоже темно будет, – заметила Оля. – Нилка, тебя не хватятся дома?
– Я же оставил записку! Если я с вами, мама не боится… А там, в подвале, я знаете чего боялся? Только одного: что лампочка сгорит. Думаю, будет полная темнота и полезут из нее эти… "дети Шумса"… С'сейчас смешно, конечно…
– Ох уж до чего смешно, – сказала Оля.
– А Павлик… он знаете что придумал? Как c'справиться с "детьми Шумса"! Он сказал, что надо их не поодиночке уничтожать. Надо найти обрывки тех кусочков черного пространства, из которого Шумс их вырезал. Там ведь остались дыры… ну, по форме этих злодеев. И эти дыры – как бы их души. Если сжечь обрывки, "дети Шумса" останутся без душ и превратятся в простые бумажки…
Федя вдруг вспомнил, как нес маленького Павлика Южакова по интернатским коридорам. Легонького, доверчиво притихшего.
– По-моему, надо еще вот что! – оживилась Оля. – Похитить у Шумса тросточку с черным рулоном и сжечь! Чтобы он не мог навырезать новых своих деток…
Борис не любил спорить с Олей, но тут возразил:
– Черное пространство не сожжешь. Оно ведь неистребимо.
"Значит, и вообще зло неистребимо? – подумал Федя. – И в сказке, и на самом деле? Но как оно получается в людях?"
– Вот понять бы, откуда всякие гады, всякие дембили в жизни берутся… Ведь не Шумс же их вырезает! Может, правда, какие-нибудь пришельцы чужую программу в генетический код вкладывают? Помнишь, Нилка, ты летом боялся?
Нилка хмуро сказал:
– Да ничего в них не вкладывают. Там с'совсем пусто… – Он покачал сапожком и объяснил: – Про это один человек говорил там, в больнице, он во взрослой палате лежит. С'седой такой… Его вечером какие-то бандиты избили, шапку сорвали… Он говорит: "Я с такими еще в тридцать с'седьмом году встречался. У них вместо души дыра…" А другой ему в ответ: "Тут, папаша, не мистику разводить надо, а с'стрелять без задержки. Я, – говорит, – промахнулся с первого раза – и вот…" Знаете, это кто? С'старший лейтенант Щагов. Он там же лечится.
– Небось героем себя выставляет, – сказал Борис.
– Нет… Я с'случайно догадался, что это он…
– Как? – спросил Федя. В самом деле: как? Живьем Нилка Щагова не видел, на пленке лица не разобрать (напрасно Щагов боялся).
Нилка вдруг смешался, замолчал напряженно. Застукал пятками по перилам. Все мигом почуяли неладное – будто Нилка опять на краешке беды. А он, видя, что ждут ответа, выговорил страдальчески:
– Я это не могу вам с'сказать. Только Феде… И то… наверно, не надо. – Врать он "с'совершенно" не умел.
– Сестрица моя, что ли, туда к нему приходила? – догадался Федя.
Нилка – голова ниже плеч – выдавил еле-еле:
– Теперь получается, что я доносчик…
– Да брось ты! – утешил Федя. – Я и так знаю. Она давно по нему страдает.
Он врал. Ничего такого он не знал, думал: все позади. Вот опять забота. И хуже всех будет Степке, если это всерьез… Но особой тревоги у Феди теперь не было. Решил: авось обойдется. Хватит душу травить. Хотя бы сегодня.
Закат быстро темнел, за Ковжей засветились огоньки.
– Пошли дальше, – решил Борис. Прыгнул с перил.
В этот момент над заборами, в темнеющем небе прокатилась желтая капля с лучистым следом. Вернее, даже маленький светлый шарик. Сверху вниз. И пропал без звука.
Несколько секунд все молчали.
– Ой, – сказала наконец Оля. – Что это?
– Мало ли… – отозвался Федя. Потому что побежал по спине холодок. – Может, метеорит маленький.
– Это же совсем близко, – сказал Нилка. – Где-то рядом упал. Метеориты бесшумно не падают, они с'свистят.
– Почему ты решил, что близко? – спросил Борис.
– Не знаю… То есть знаю. Чувствую. По-моему, это на пустыре, где С'слава меня рисовал.
– Наверно, пацаны какую-нибудь игрушку светящуюся запустили, – решил успокоить всех Федя. – Или, может быть, кто-то сигнальной ракетой баловался…
– Не похоже, – заметил Борис.
– Может быть, атмосферное явление? – жалобно спросила Оля.
– Не похоже на атмосферное. Это вполне материальное тело. Оно приземлилось на пус'стыре.
– Ох уж "приземлилось"! – постарался быть насмешливым Федя. – Таких пришельцев-малявок не бывает!
– Они всякие бывают! – весело сказал Нилка.
"Звездный планктон", – вспомнил Федя.
Борис решил:
– Все познается только опытом, пошли.
– К-куда? – спросила Оля.
Борис вытянул руку:
– Вперед. Навстречу контакту.
– Когда-то же он должен состояться, – храбро поддержал его Федя. – Должно быть, в туманности Андромеды узнали про Синеград… Ольга, ты слезешь, наконец, с перил?
– Ой, мальчишки, не надо! Я боюсь…
– Это же замечательно! Даже интереснее, когда с'страшно.
Оля бурно возмутилась:
– Тебе еще мало страхов, да?.. После всего, что было, не хватало, чтобы тебя марсиане уволокли! Сам ведь летом вздрагивал!..
– Кончился тот с'срок, когда я боялся, – храбро возразил Нилка. – Идем!
– Ненормальные… – Оля сделала вид, что надулась, и прыгнула с перил. Наверно, она и правда боялась. Да и остальным зябко щекотало нервы. Но ведь на то и тайна! Синий Город подарил своим жителям загадку, сказку, и вот – словно Устальск и Синеград незаметно слились друг с другом.
В густеющих сумерках, по шуршащим сухой листвой переулкам, проходами среди заросших репейником заборов Федя, Борис, Оля и Нилка двинулись на пустырь – к кирпичной стене с надписью. Говорили шепотом. Нилка вдруг остановился:
– Боря, помнишь, летом вы обещали меня не отдавать? Никаким инопланетянам…
– Ага! – поддела его Оля. – А говорил, не боишься.
– Это я на всякий с'случай.
…Никаких инопланетян и даже никакого космического осколочка они, естественно, не нашли. Нашли только мусорную кучу, сваленную у хибары-развалины. Раньше кучи здесь не было. Наверно, местные жители решили, что на пустыре подходящее место для свалки.
– Вот вам сказки и правда жизни, – философски заметил Борис.
"Не надо было идти, – подумал Федя. – Осталась бы тайна…"
– Зато ничего страшного, – вздохнула Оля.
Постояли, пооглядывались. Как скала чернела в небе стена с неровным верхом. Над ней переливалась белая звездочка. На остатках кривого забора и хибарке еще различимы были надписи, сделанные светло-зеленой краской: "Studia TABURET" и "Н.Е. БЕРЕЗКИНЪ".
Нилка вдруг подбежал к забору, вцепился в шаткую перекладину, зацарапал подошвами:
– Подс'садите меня!
– Зачем, Нилище? – сказал Борис – Кувыркнешься.
– Нет, я посмотрю с высоты! Может быть, оно в траве где-нибудь с'светится.
Борис подсадил. Сам встал внизу, глядя, как покачивается Нилка на кромке шаткого забора.
– Нету нигде, – сообщил Нилка печально. – Ладно… Я полетел! – Махнул руками и сиганул вниз. Оля ойкнула.
Лишь через секунду после того, как все ждали шумного падения, Нилка мягко упал на четвереньки. На край мусорной кучи. К нему подбежали.
– Вот с'свернешь шею, балда, – сказал Федя.
– Кажется, я что-то разбил. Хрустнуло под с'сапогом.
Он сдвинул ногу, откинул в сторону кусок мятого картона. Под картоном оказался осколок фаянса – размером с мужскую ладонь. Белый с синими пятнами – это еще можно было разглядеть в сумерках.
– С'смотрите! Это же от той вазы!
Борис щелкнул маленьким, как карандаш, самодельным фонариком. Правда! На белой блестящей поверхности был нарисованный синей краской угол кирпичного здания, ствол узловатого дерева, часть булыжной мостовой и несколько островерхих домиков, как бы расположенных в отдалении. И пухлое облако над крышами.
Кусок фаянса был расколот надвое.
– А где же остальное? – вслух подумал Федя.
Раскопали мусор ногами, но больше ничего не нашли.
– С'странно…
– Ничего странного, – сказал Борис. – Ваза сбежала от того, кто купил ее в комиссионке. Летела и светилась. Почти вся сгорела в атмосфере, а этот кусок сохранился. Так бывает и при падении космических объектов… Согласен, Нил?
– С'согласен!
Федя и Оля тоже были согласны. Сказка хотя и вперемешку с шуткой, но понемногу возвращалась.
– Только надо разобраться, хорошо это или плохо, – сказал Федя. – С о