Стеклова АнастасияСиний Клейна
Аквамариновый Крайола. Разговор
Лава поёрзала на общественном лежаке под большим зонтиком. Жаркое солнце Краснодарского края, кажется, хотело добраться до бледной кожи даже сквозь плотную материю, чтобы сжечь эпидермис до цвета фузи-вузи. Этот оттенок светлее кордованского и темнее розового антика. И мозги потом из-за температуры будут тоже в полном фузи-вузи.
Было бы прекрасно лежать на пляже где-нибудь в Италии, Греции, да хоть в Сингапуре… В Сингапуре ещё реально, с Азией на международной арене отношения хорошие, а вот с Европой чуть ли не холодная война.
— Купаться не идёшь?
Это Пандора, для своих просто Дора, лучшая подруга с начальной школы. Её длинные медово-рыжие волосы из-за воды стали золотисто-каштановыми, из-за чего она казалась похожей на русалку. И, как русалка, она вышла из моря на сушу, пританцовывая на горячем песке, который больно жёг пятки.
Лава часто думала, что Доре безумно повезло: она была красивой — и была умной: отличница, олимпиадница, теперь занималась изучением элементарных частиц и их взаимодействий. Но потом Лава вспоминала, как в школе её подругу дразнили "Дора-дура" и "Дора цвета помидора". Дора при всех делала вид, что ей всё равно. Но при Лаве всегда рыдала. Тяжело оправдывать ожидания других и свои собственные и при этом не сдаваться. Лаве учёба давалась куда труднее. Но от неё, собственно, и не ждали великих достижений. Папа никогда ни на кого не давил, а мама как-то рукой махнула. Возможно, Лава была в чём-то свободнее Доры… до поступления.
Неужели всё это происходило так давно… После окончания школы они почти не виделись. И теперь увидятся не скоро по одной довольно простой причине.
— Ну что ты? — Дора ждала ответа.
— Да просто отдохну, пока есть возможность… — вздохнула Лава. — Мне слишком тёмно-серо…
Действительно, что-то как-то ничего не хотелось. Это раньше было в кайф везде бегать, везде лазить, узнавать самую необычную информацию из книжек и закоулков интернета. А сейчас — какой в этом смысл?
— Ха, тоже верно, ты теперь как настоящая взрослая, будешь рабо-о-отать, — Дора завалилась на свой лежак на солнечной стороне. — Мне-то ещё в безработных студентах тусить и тусить…
Полное имя Лавы было Лаванда. Но ничего лавандового не было: кожа бледная, волосы мышиного цвета, глаза пыльно-голубые. Вся она казалась себе блёклой и выцветшей, и это особенно ощущалось рядом с Дорой: персиковой, медовой, золотистой.
Буквально вчера к подруге примотались трое мужчин, и Дора их, конечно, отшила. В универе с ней тоже пытались строить отношения, но Дора ничего подобного не хотела и оставляла всех в друзьях.
— Ты привлекаешь внимание, — сказала тогда ей Лава.
— Да им всем просто скучно, — отмахнулась та. — Просто ведутся на внешность, а на меня саму им плевать. Тебе повезло: таких как ты ещё разглядеть надо. Твой человек тебя не по оболочке найдёт.
Эти слова Доры остались для Лавы загадкой. Скорее всего, подруга просто своеобразно утешила.
На запястье Лавы красовался браслет. Бирюзовый. Дора подарила его прямо в поезде, сказав, что он как раз любимого цвета Лавы.
Любимым цветом Лавы был синий Клейна. Такой вот странный оттенок синего. Но этого никто не помнил. Бабушка подарила ей купальник цвета тёмного циана, в сотый раз заметив при этом, что Лаве никогда не шёл синий цвет. Мать достала на распродаже васильковый платок, тоже заметив, что Лаве не идёт синий цвет. Отец ещё давно прикупил дочери рюкзак лазурного цвета. Он выцвел и стал зеленовато-голубым.
В новом мире можно было выбрать цвет для практически любой вещи, но никто не нашёл для Лавы хоть одну вещь в синем Клейна.
Возможно, синий Клейна встречался только в бесконечных вариациях пластмассового мусора. Детскую коллекцию Лавы, состоящую сплошь из крышек, обёрток, упаковок, кнопок и фишек одного цвета, мать выбросила одним очень тяжёлым для семейных отношений вечером. С тех пор вещи подобного цвета больше не попадались Лаве, а если и попадались, то их было стыдно оставить.
Лава не хотела быть разочарованием. Ей самой казалось неловким и инфантильным так нежно любить какой-то один дурацкий оттенок синего, который к тому же почти не встречается ни в природе, ни в техносфере. Не то чтобы он ни с чем не сочетался, просто кому-то казался слишком ярким. Это ведь было странно. Так же странно, как в отрочестве любить астрофизику и зачитываться классической научную фантастику, параллельно изучая теорию цвета для художников. А в итоге — остаться без науки. Зато с умением определять цвета.
Четыре года учёбы на специалиста по устойчивому развитию и архитектуре социальных пространств пролетели как пустой тяжёлый сон. Учиться дальше не хотелось. К счастью, благодаря случайному знакомству Лава уже присмотрела — точнее, ей присмотрели — место работы методистом в интеллект-центре одного многопрофильного кластера. Кластер был недалеко от её дома, там собиралось много молодых людей. Работа не сложная, но всему надо учиться, так что пока Лаву возьмут стажёркой: посмотрят, на что она способна, прежде чем пустить в свободное плавание с составлением методик и ведением мероприятий.
Лава на самом деле не верила, что у неё что-либо получится. Но стоило попробовать. По крайней мере, никто не будет её укорять, что она не учится и не работает.
В конце концов, куда ей ещё податься? Она не программирует нейросети на высоком уровне, не создаёт объёмные детали для 3D-принтера, не разбирается в разнице потенциалов элементарных частиц во время их прохождения через поле, не щёлкает диффуры как орешки. А знания, которыми обладали писатели-фантасты XX века, сейчас никому не нужны. Всё устаревало слишком быстро. Статьи по техническим направлениям пятилетней давности уже считались малоактуальными.
Кому нужна такая наивная мечтательница, как Лава? Этому миру, переживающему кризис глобализации, скорее нужен кто-то как Дора, хотя и она слишком любит фантазировать. Зато готова работать на идею, а идеи снова в цене.
— Смотри, что выловила!
После второго заплыва Дора сунула Лаве пластмассовую крышку. Цвета синего Клейна.
— Я тут неожиданно вспомнила про твою детскую коллекцию крышек. Кажется, этот цвет как-то назывался и тебе нравился…
— Синий Клейна, он же Кляйна, смотря как адаптировать, — улыбнулась Лава, взяв крышку. — Он меня до сих пор нравится. Только редко где бывает. Но это ерунда всё.
— Угу, я тоже заметила, что какая-то странная мода на бежевый и белый пошла. Здания бежевые, лавочки белые, бордюры белые, автомобили бежевые, люди бежевые и белые… Даже мусор белый с бежевым! Не за что глазу зацепиться, как будто слепнешь.
Лава кивнула: она давно замечала, как меняется мода на определённые оттенки. Для неё весь мир состоял из оттенков.
— Кстати, а Клейн — это вроде ещё и шведский чувак, который с Калуцей придумал теорию поля в пятимерном пространстве-времени, объединив гравитацию и электромагнитку на геометрии[1]. Нам наша астрофизичка читала её на первом курсе.
— Круто, — с внутренней тоской кивнула Лава.
Дора, кажется, это почувствовала.
— Эх, надо было нам вместе поступать, вот реально! Всё бы ты сдала, экзамен и оценки за четверть — это вообще разные вещи. Сейчас были бы мы с тобой обе в ПиВе…
— В каком пиве? — не поняла Лава.
Дора неожиданно рассмеялась.
— А-а-ай, ну в этом… "Пространства и времени"!
Точно. То, из-за чего они снова расстанутся, потому что Научно-исследовательский институт Пространства и Времени, когда-то бывший маленьким островком науки посреди Сибири, теперь стал точкой притяжения молодых учёных со всей страны и ближнего зарубежья, особенно Китая. А всё третья волна национальных проектов, цель которых — догнать и перегнать все эти Америки и Европы в самых малоизученных и экстремальных областях науки. На кону снова космос, как-никак.
Доре повезло: она приложила достаточно усилий, чтобы учиться в магистратуре, а потом и в аспирантуре, именно там, вдали от дома, в окружении крутых специалистов.
— О, то самое место, где русские учат китайцев пить водку, а те их байцзю без закуски? Дор, ты там сопьёшься раньше, чем рассчитаешь горизонт вероятности! — пошутила Лава.
— А ещё там самые несчастные сотрудники: работают "нии пив, нии жрав, нии спав"! — добавила Дора.
Обе подруги расхохотались.
— Блин, везёт тебе, — искренне порадовалась за подругу Лава. — Стать молодой учёной в таком месте — узнай такое, наши одноклассники с зависти бы выцвели!
Углы рта Дора чуть опустились.
— Да, наверное… — Но тут она ещё кое-что вспомнила. — А вот такой прикол: обычно пиво бывает в баке — точнее, в банке, но не суть, — а там будет БАК в ПиВе. Точнее, уже пару лет есть.
— БАК — большой адронный коллайдер? — догадалась Лава. — Его вроде сравнительно недавно установили.
— Угу! Точнее, там их теперь два, до этого был поменьше, но большой самый крутой! Некоторые учёные типа думают, что БАК, если его хорошенько разогнать, способен искривлять пространство-время, в результате чего оно может натурально замкнуться в кольцо. Такую фигню назвали замкнутой временеподобной кривой, она типа может позволить, по крайней мере теоретически, вернуться в прошлое. — Дора застыла перед сидящей Лавой, раскинув ладони. — Ну, ты поняла, это теория, но эксперименты ведутся. Кажется, даже с малым коллайдером. Но, понимаешь, секреты и всё такое… Сейчас вообще очень много секретов.
Лава хлопала глазами, приоткрыв рот.
— Это… реально? В смысле, именно… путешествия во времени?
Дора пожала плечами, потом внезапно зашипела сквозь зубы и потёрла их.
— Су-ук, горят… Короче, я это точно не знаю, мне знакомый, ну из тусовки научной, начирикал. Всё, я в воду и мотаем удочки, иначе будем, как ты говоришь, цвета фузи-смузи.