— Штурман… А если тебя целый день нет и нет, причем здесь песня? — прошептал Виталька.
Оказалось, что отец сегодня работал, а выходной взял на понедельник. Этого требовал какой-то неумолимый «график».
— И мама приехать не могла. Галка-то сегодня не в яслях, — сказал папа.
— Я понимаю, — вздохнул Виталька.
Через минуту забылись все горести. Папа, Володя и их знакомый инженер Борис Иванович приехали не просто так, а на рыбалку. И Витальку решили прихватить. Оказывается, уже договорились с начальником лагеря. Он отпустил Витальку на ночь и на завтра до ужина.
— Ура! — завопил Виталька и нырнул в кабину. — Едем!
— Ты бы оделся, — посоветовал отец. — Смотри, простынешь. И комары заедят.
Но Виталька умоляющим голосом сказал:
— Поедем скорей. Комаров почти нет, а ночь теплая. Мы завернемся в твой плащ.
У реки они разделились на две группы. Володя и Борис Иванович ушли за поворот, на другую сторону мыса, заросшего высоким кустарником. Вместе с отцом Виталька собирал дрова и разжигал костер. Отец насвистывал песенку, которую когда-то они сочинили вдвоем. И Виталька про себя повторял её очень хорошие слова:
Чертят небо
Злые молнии.
Такелаж провис от влаги.
Мы должны
Нести над волнами
Наши паруса
И флаги!
— Ты какой-то очень веселый, папка, — заметил Виталька. — Почему?
— Не поверишь, если скажу.
— Отпуск дают? — догадался Виталька.
— Угу, — кивнул отец. — Будет отпуск. Помнишь уговор?
Еще бы не помнить! Вдвоем они допели свою песню, да так, что все рыбы, наверно, расплылись из этих мест:
Мы большую лодку
Выстроим.
Утром соберемся рано.
Поплывем рекою быстрою
Прямо —
К океану!
Надо быть очень упорными,
Чтобы плыть только вперед.
Пусть на встретит море штормами,
Штормами
Всех широт!
— Ну, пусть не на лодке, а до моря доберемся, — пообещал папа, — жить там будем самостоятельно. Не боишься?
Виталька сказал, что самостоятельная жизнь в миллион раз лучше всяких курортов.
— Я тоже так думаю, — согласился папа. — А поэтому шпарь к Володе. Я там котелок забыл в машине. Беги через кусты, по тропинке.
Виталька совсем не ожидал сегодня новых неприятностей. А тут на тебе!
Было уже темно. Только на северо-западе светлело небо. Там над дальним берегом остывала зорька. Кругом угрожающе темнели высокие кусты. Виталька понимал, конечно, что ничего страшного там нет. Но хоть и понимал, а всё равно боялся. В темноте всегда лезет в голову всякая ерунда: а вдруг что-нибудь лохматое и непонятное зашевелится в кустах, заблестит зелеными глазами. А потом о н о протянет полосатую лапу…
— Лучше я берегом схожу, — упавших голосом проговорил Виталька.
— По тропинке ближе, — возразил отец. — Срежешь поворот. Здесь всего шагов двести.
— Это твоих двести, — вздохнул Виталька. — А моих? Наверно, четыреста будет.
Но дальше спорить он не решился.
Сделав три шага Виталька оглянулся.
— Ну, что же ты? — удивился папа. — Не понял дорогу? Иди всё прямо.
— Понял… — сказал Виталька.
Папа вдруг усмехнулся:
— Ну и недогадливый я. Конечно, ведь темно уже. Ладно, раз боишься, я схожу.
Виталька секунду назад сам хотел сказать, что ему страшно. Ну и что? Он ещё не взрослый. Это большие не боятся ночных дорог. Но тут словно язык его потянули не в ту строну. И Виталька пробормотал:
— Конечно, темно… У меня ноги голые, а там разные сучки да колючки.
— Ну, понятно, — рассмеялся папа. — А я думал, тесноты испугался мой морячок. Надевай тогда эти скороходы. В них никакие колючки до тебя не доберутся.
Он сел на траву и принялся стягивать тяжелый кирзовый сапог. Виталька сразу представил, как трудно шагать в большущих «скороходах» среди темного кустарника. А если о н о засветит в черных листьях свои глаза и вытянет мохнатую руку? Разве убежишь в таких сапожищах?
— Я в них утону, — уныло сказал Виталька. — Лучше уж так… Ну, я пошел.
И Виталька шагнул на тропинку.
Вверху было темно-синее небо и неяркие звезды. А кругом обступила темнота. В ней жили черные лохматые кусты-звери. Они угрожающе шептались. Подбирались вплотную. Хватали ветками за плечи, цеплялись за ноги. Большие листья, как чьи-то холодные ладони касались лица…
Виталька шел медленно. Он не смотрел по сторонам и считал шаги. Он боялся идти быстрее, чтобы не нарушить покой того страшного, кто мог бы скрываться во мраке.
— Ведь нет же никого, — еле слышно шептал он. — Нет никого кругом. Кого бояться? Сто семнадцать… Сто двадцать… Сто двадцать три…
Но страх не проходил. Виталька чувствовал, что всё в нем напряглось. Будто сотни струнок натянули до отказа. Только сердце то свободно бухало, словно болталось в железной бочке, то настороженно замирало. Если бы сейчас громко хрустнула ветка, или кто-нибудь вышел на тропинку, Виталька рванулся бы, куда глаза глядят, не думая и ничего не помня от страха.
После двухсот семидесяти шагов он миновал полянку. Здесь было посветлей, но от этого ещё страшнее стало снова углубляться в кустарник.
На триста двадцать седьмом шагу Виталька заметил среди веток слабый огонек.
Больше он шагов не считал. Он пролетел оставшийся путь сквозь хлещущие кусты за несколько секунд. И выскочил на берег.
Володя и Борис Иванович сидели у костра. Они разом уставились на растрепанного мальчишку. Борис Иванович охнул и покачал головой:
— Силён! Я думал, кабан через чащу прет.
— Разве они здесь есть? — дрогнувшим голосом спросил Виталька.
— Ну что ты, — сказал Володя. — Никого здесь нет. Тебе котелок? Сейчас…
Обратная дорога не так пугала Витальку. Он даже забарабанил один раз по котелку в такт словам, которые вспомнились назло страху:
Мы большую лодку выстроим…
Чёрные кусты решили, наверно, отомстить мальчишке за дерзость. Когда Виталька перешел знакомую полянку, он осмелел так, что решил оглядеться. И тут его будто ударило током!
Низко у земли из кустов смотрели два тусклых белесых глаза.
В первую секунду Виталька не мог двинуться. А потом почувствовал, что если побежит, о н о обязательно помчится следом.
Боком Виталька начал отступать к кустам. Глаза не двигались. Не шевелились, не моргали, но и не гасли.
Виталька остановился. Что его держало, он и сам не понял. В голове прыгали коротенькие испуганные мысли. И сквозь страх всё равно пробивалась песенка о быстрой лодке. Пробивалась сама по себе, как ручеек сквозь холодный снег. Ведь бывает, что какие-то слова или мотив привяжутся и вертятся в голове в самые неподходящие минуты.
Но вдруг где-то далеко крикнул пароход, а потом Виталька услышал, что кругом очень тихо. Только сердце громко ударялось о рёбра, да песенка звенела настойчиво и внятно. Хорошая песенка про моря, паруса и флаги.
А кусты перестали шептаться. Наверное, ждали, что же будет. И они дождались удивительного. Мальчишка негромко крикнул и бросил котелком в страшные глаза. Бросил и не побежал. Глаза шевельнулись и замерли.
— Ладно! — звонко сказал Виталька. — Значит ты не живое! Ты бы убежало!
И он пошел через поляну. Сердце беспорядочно колотилось, но он дошел до другого края кустов. И за два шага Виталька увидел, что никаких глаз нет. На высоких стеблях цвели две большие ромашки.
Виталька нашел котелок. Ромашки срывать он не стал. Сначала хотел сорвать, а потом не тронул. Он отдохнул немного, присев рядом с ними. Над головой спокойно шептались о своих делах листья…
Через десять минут котелок висел над огнем. В нем закипал густой коричневый чай.
Виталька сидел у костра. Он завернулся в плащ и прижался щекой к отцовскому плечу. Плясало пламя. Оранжевые блики долетали до черных кустов. За костром был виден темный берег и светлая река. Вода отражала небо с медной полоской зари у самого горизонта. Ближе к зениту небо казалось совсем темным, ночным, а за рекой оно еще было вечерним. И там, где вечер смешивался с ночью, висел узкий месяц, а недалеко от него — белая переливчатая звезда.
— Как она называется? — спросил Виталька. — Вон та большая звездочка, не знаешь, папа?
— Знаю. Это Венера.
— Я тоже знаю. Нам рассказывали, что там есть моря. Правда?
Отец обхватил Витальку за плечи, прижал покрепче.
— Мало тебе океанов на Земле? Там, на Венере, есть, говорят, и леса. Черные и дремучие.
— Ну и что?.. — сказал Виталька. Он вспомнил тропинку в ночном кустарнике и пожалел, что нет здесь Юльки. Она бы, небось, ни за что не пошла бы там одна. А он пошел. Но Юлька не видела этого. Значит, придется все-таки прыгать с шестом, чтобы доказать ей…
Виталька устроился поудобней и стал ждать, когда закипит чай.
Прыжок Витальку теперь не пугал.
1959 г.
Бабочка
Дул сырой октябрьский ветер. Он бросал на тротуары кленовые листья, похожие на ярких бабочек. Листья сначала празднично желтели на мокром, чёрном асфальте, потом пропитывались влагой и делались блеклыми и скучными. Дождя не было, но серые облака низко нависали над крышами.
Шурик понуро шагал из школы. Нет, плохого ничего с ним не случилось. Но он привык, чтобы каждый день случалось что-то хорошее, а разве может произойти что-нибудь радостное, интересное в такой хмурый день, как сегодня?
И оказалось, что может…
На тротуаре валялся спичечный коробок. Шурик ударил по нему носком ботинка, коробок подлетел и перевернулся вверх наклейкой. Наклейка оказалась оранжевой, с чёрным всадником в широкополой шляпе.
«Красивая,» — подумал Шурик и решил: — «Отдам Глебке, ему пригодится».
Глебка был соседом Шурика. Он учился в пятом классе, а Шурик только во втором, но они были друзьями.
Глебка очень интересный человек. Он собирал без всякого разбора почтовые марки, старинные монеты, спичечные наклейки. В ящике его стола валялись вперемешку цветные камешки, раковинки, открытки и другие занимательные вещи. О каждой монете, о любом камешке Глебка мог рассказать историю. Может быть он их просто придумывал, но Шурик слушал внимательно, хотя и не всегда верил.