А девчонка вела себя нахально. Каждый день рисовала на асфальте Вовкины портреты. Она изображала его с жалобным лицом, испуганными глазами и уныло повисшими ушами. Уродливо, но похоже. Увидев Вовку, она бросала мел, поднималась и ждала. «Ну, давай, давай, подходи!» — говорили рыжие насмешливые глаза.
Вовка поворачивался и уходил.
Вовка плюнул на рисунок и перешагнул через него. Девчонки не было видно, и он не чувствовал обычной робости. Но настроение, конечно, стало не таким весёлым. И чтобы оно не испортилось совсем, Вовка решил дать клятву. Правда, позавчера и вчера он уже давал себе такие клятвы, но сейчас решил, что эта будет самая твёрдая и самая последняя.
Он широко зашагал к воротам и на ходу проговорил тихо, но решительно:
— Самое честное-расчестное слово, что сразу же надаю ей по шее, как только увижу… — Несколько шагов он сделал молча, а потом добавил: — Если будет ещё рисовать… или дразниться.
Он был уверен, что теперь обязательно выполнит свою клятву. Правда, ему не хотелось выполнять её сейчас. Лучше когда-нибудь потом. Вовка даже чуть не оглянулся с опаской: не появилась ли девчонка! Но тут же решил, что оглядываться не стоит, и отправился дальше, решительно печатая шаг. От такого печатания выбились наружу белые с зелёными полосками носки, которые Вовка всегда заталкивал в кеды, чтобы не портили вида. Потому что это были какие-то девчоночьи носочки. Вовка нагнулся и стал запихивать их обратно, с глаз долой.
Он стоял теперь в тени клёна. Тень была такая густая, что солнце пробивалось лишь отдельными бликами. Блики были совершенно круглые — большие солнечные чешуйки. Они плясали вокруг Вовки, прыгали по ногам, по ладоням. Вовке даже показалось, что они щекочут его, словно крылья бабочек. И тихо-тихо шелестят. Но он не успел понять, правда это или нет. Большой жёлтый лист отделился от клёна и тихо лёг на Вовкино плечо. Зубцами вниз, как золотой генеральский эполет.
Вовка выпрямился и с благодарностью взглянул на клён. Там было много жёлтых листьев. Наверно, этот клён раньше других деревьев почувствовал, что тепло последних августовских дней обманчиво и лето вот-вот кончится. А может быть, он увядал потому, что его не вовремя и не очень удачно пересадили из старого парка в этот двор. Да и скучно одному на новом месте.
Вовка это знал по себе.
Он хотел сказать клёну что-нибудь хорошее, но не успел. Услышал окрик:
— Вова! Ну что ты копаешься! Иди скорей!
Это сестра. Она распахнула окно и с четвёртого этажа наблюдала за Вовкой.
Вовка снял с плеча лист, подумал и сунул его под рубашку. Бросать его было почему-то жаль.
— Во-ва!
Он шагнул к воротам.
— Подожди!
Вовка остановился. Он понимал, что сестре не очень нужно, чтобы он шёл скорее. Ей другое нужно. Она будет теперь на весь двор выкрикивать советы и наставления, пока в окне напротив не покажется длинный белобрысый парень с утиным носом. Он появится в окне и станет будто просто так оглядывать двор и насвистывать сквозь зубы. Тогда Вовкина сестра прокричит последнее наставление, плавно поведёт плечами и скроется в глубине комнаты.
Всё это Вовка отлично знал, и не одобрял он такого поведения. Но молчал.
Сестра была почти в два раза старше и держала его в строгости.
— Нигде не задерживайся! — крикнула она.
— Ладно!
— И не выбирай очень большой! А то будет тяжело нести!
— Не буду!
— И не потеряй сдачу!
Вовка с тоской покосился на окно, в котором должен был появиться его спаситель. Спасителя не было.
— Владимир! Я с тобой разговариваю!
«Разговаривает! Вопит, как репродуктор на стадионе…»
— Не потеряю! — крикнул Вовка и качнулся в сторону ворот.
— Подожди! Осторожней переходи через улицу! Там машины!
Надо же! Машины! А он думал, что слоны и дирижабли!
Парень в окне так и не появился. Значит, у сестры будет скверное настроение.
— Вова! Ты слышишь?!
— Хо! Ро! Шо! — крикнул он и рванулся за ворота.
Вовка пересек мостовую, добежал до угла и свернул в маленький сквер. Там над аллеей сомкнули ветки высокие тополя.
И плясали на песке чешуйки солнца.
Здесь их были тысячи. Они то и дело собирались вместе, но не сливались в расплывчатые пятна, а прыгали друг по другу, резвились, как светло-рыжие котята.
Вовка шагал по ним вприпрыжку, и кленовый лист шевелился под рубашкой, словно маленький зверёк. Скрёб по животу мягкими коготками.
— Тихо ты… — сказал ему Вовка.
Он вышел из сквера, проскакал ещё квартал и остановился у ларька с бело-синим навесом. Под навесом в деревянной клетке лежали тёмные полосатые арбузы с поросячьими хвостиками. Как спящие кабанята. Сердитая продавщица в синем халате с размаху выхватывала из клетки то одного, то другого кабанёнка и опускала на шаткий прилавок.
Покупатели были придирчивы. Некоторые щёлкали по зелёному лакированному боку, придвигали ухо и слушали: гудит или не гудит? Другие щупали и крутили в пальцах тощие арбузьи хвостики. Третьи не доверяли никаким приметам и требовали сделать разрез. Продавщица ворчала и со свирепым лицом всаживала тонкий сверкающий нож. Вовка каждый раз ждал, что раздастся пронзительный поросячий визг. Продавщица ловко выхватывала из арбуза красную или розовую пирамидку мякоти и начинала крикливо доказывать, что арбуз не обязательно должен быть очень красным и что он и без красноты может быть сладким. Но откусить не давала, и ей не верили.
Чем ближе подходила Вовкина очередь, тем сильнее он беспокоился. Выбирать арбузы по хвостам и по звуку он не умел, а попросить продавщицу сделать вырез ни за что бы не решился.
А ему нужен был очень спелый арбуз. Сам-то Вовка съел бы и незрелый, но сестра любила только хорошие арбузы. Если Вовка купит хороший, настроение у сестры, может быть, улучшится. И, может быть, она вспомнит, что обещала сходить с Вовкой в Планетарий, который открылся в краеведческом музее. Андрюшка Лапин, Вовкин сосед по старой квартире, рассказывал, что там показывают, как крутится Земля и почему бывают затмения. И разные планеты показывают…
И когда подошла очередь, Вовка вытянул над прилавком руку и указал на самый большой арбуз. Самый большой — самый спелый. В этом Вовка был
совершенно уверен.
Продавщица с сердитым удивлением уставилась на щуплого мальчишку-покупателя. Перевела взгляд на арбуз. Потом опять на Вовку. Снова на арбуз.
— Этот, что ли? — отрывисто спросила она.
Вовка робко кивнул.
— А кто потащит? Я его за тебя потащу? — поинтересовалась продавщица.
Вовка вспомнил, как помогал Андрюшке втаскивать на балкон велосипед, и сказал:
— Я сам…
— «Сам»! — передразнила она. — Брюхо надорвёшь, а с меня спросят.
«Не продаст», — подумал Вовка и соврал:
— Я близко. Я рядом живу.
— Рядом… — проворчала она, однако с кряхтеньем подняла арбуз и опустила на весы. Весы жалобно дзенькнули.
— Надорвётся пацан, — заговорили в очереди. — Виданное ли дело… Взрослому и то… Куда родители смотрят…
— Если что случится, моё дело маленькое, — заявила продавщица уже не для Вовки, а для других покупателей.
— Ничего не случится, — убедительно сказал Вовка. Он чуть присел, и продавщица скатила ему арбуз на согнутые руки.
Ух! Вот тут-то Вовка понял, что значит земное притяжение! Просто удивительно, что в первую же секунду он не грохнул арбуз и сам удержался на ногах. Но он не грохнул и удержался. И в первую секунду. И во вторую. И в третью…
Потом он сделал шаг. Ещё. И пошёл.
Он шёл, хотя ему казалось, что руки вот-вот разогнутся или он вместе с арбузом провалится к самому центру планеты.
Прохожие охали и оглядывались на мальчишку с такой тяжеленной ношей. Казалось, что ноги у него в коленках не сгибаются, а переламываются от непосильного груза, как лучинки. И сам он скоро сломается.
Вовка нёс арбуз, откинувшись назад, чтобы часть тяжести перевалить с рук на грудь. Но от этого начинали сползать штаны, потому что резинка была не очень тугая. Приходилось их придерживать локтем. Кроме того, Вовка забыл сунуть в карман сдачу и держал её в кулаке. Это было тоже неудобно.
— Подсобить? — спросил высокий парень в железнодорожном кителе.
— М-м… — сказал Вовка. И разозлился на себя за своё упрямство. Ведь было бы здорово, если бы кто-нибудь помог. Но парень удивлённо покачал головой и ушёл.
Вовка двигался мелкими шажками. Носки с зелёными полосками снова выбились наружу, но он этого даже не знал. Он не видел своих ног. И дороги не видел. И многого другого. Арбуз загородил собой полмира. Его громадная круглая верхушка покачивалась перед Вовкиными глазами и отливала малахитовым блеском.
«Только бы добраться до сквера, — думал Вовка. — Пока руки не отломились…»
Только бы добраться до сквера. А там скамейки. Можно отдыхать хоть на каждой. А потом — через дорогу и в подъезд. Правда, там ещё лестница на четвёртый этаж, но ведь на лестнице тоже можно отдыхать… Только бы дотянуть до первой скамейки!
И он дотянул.
Он опустился перед скамейкой на колени и положил руки с арбузом на сиденье, сколоченное из пёстрых реек. Что-то очень острое попало под левую коленку, но Вовка сначала даже не обратил внимания.
— Ух… — тихонько сказал он и несколько секунд не шевелился. Только прижался к арбузу щекой. Арбуз был гладкий и прохладный. Вовка осторожно освободил из-под него ослабевшие руки и встал.
Оказалось, что в колено ему впилась острыми краями пробка от пивной бутылки. Теперь она отвалилась, и на коже остался тонкий красный отпечаток — звёздочка с мелкими зубцами. Вовка поморщился, послюнил палец и потёр колено. Звёздочка не оттёрлась, а колено покраснело.
Вовка сердито пнул пробку. Она подскочила и перевернулась кверху блестящей спинкой. Солнечные чешуйки сразу же запрыгали через неё, выбивая мелкие, искры. Тогда Вовка поднял пробку и наклонился над арбузом.
Интересная мысль у него появилась: украсить арбуз узорными отпечатками. Вовка вдавил пробку в твёрдую зелень корки и полюбовался первым оттиском. Потом хотел продолжить своё интересное дело, но услышал шаги и поднял голову.