– Этот скелет появился в коллекции в восемьдесят девятом году. Давайте с него и начнем. – Д’Агоста еще больше ослабил галстук. Черт, какая жарища! – Если этот тип избавился от своей жены, то не стал бы затягивать и как можно скорее избавился бы и от ее тела.
– Верно.
Марго перевела большой диск на аппарате в положение «вперед». На экране замелькали страницы старых газет, сначала медленно, потом все ускоряясь. Машина издавала жужжащий звук. Д’Агоста посмотрел на Марго. Вне стен музея она становилась другим человеком, более спокойным.
Он не мог отделаться от чувства, что это занятие, пусть и довольно любопытное, в конечном счете никак не продвинет расследование, даже если Паджетт действительно убил жену, а ее скелет спрятал в коллекции музея. В нем снова шевельнулась обида на Пендергаста, который объявился вдруг в музее, обнадежил д’Агосту, а потом, не сказав ни слова, исчез. Это было пять дней назад. Д’Агоста начал отправлять Пендергасту все более брюзгливые послания, но пока это не принесло плодов.
Когда они добрались до 1889 года, Марго замедлила прокрутку, листая страницу за страницей: истории о нью-йоркской полиции, колоритные или страшные события за рубежом, слухи, преступления и всевозможные происшествия, неизбежные в городе, который продолжал расти с сумасшедшей скоростью. А в конце лета появилось кое-что интересное:
Выпуск акций надземной железной дороги
Человек подозревается в убийстве исчезнувшей жены
Новая премьера в театре Гаррика
Разрушение сахарного кольца
Стинсон в тюрьме по приговору за клевету
Специальное экстренное приложение к «Нью-Йорк ивнинг индепендент»
Нью-Йорк, 15 августа. «Консолидейтид стил» сообщила о выпуске новых акций, обеспеченных приобретением стали для конструкций надземной железной дороги, сооружение которой планируется на Третьей авеню * Нью-йоркская полиция арестовала некоего доктора Эванса Паджетта из Нью-Йоркского музея в связи с недавним исчезновением его жены * Театр Гаррика в следующую пятницу выступает с премьерой новой версии «Отелло» с Джулианом Холкомбом в роли мавра * Пресловутое сахарное кольцо недавно, по слухам…
– Боже мой, – пробормотала Марго. – Значит, он и в самом деле убил жену.
– Здесь сообщается только об аресте, – возразил д’Агоста. – Давайте дальше.
Марго пролистала несколько следующих выпусков. Приблизительно неделю спустя появилось еще одно сообщение по этой теме. История вызвала интерес, и теперь ей была посвящена целая заметка.
Подозреваемый говорил об убийстве собственной жены за несколько дней до ее исчезновения * Во время допроса показал себя неразговорчивым * Директор музея отрицает сопричастность его организации.
Нью-Йорк, 23 августа. Доктору Эвансу Паджетту предъявлено обвинение в связи с исчезновением и предполагаемым убийством его жены, Офелии Паджетт. Друзья и соседи знали, что миссис Паджетт чахнет и страдает болями, которым сопутствуют усиливающиеся признаки умственных нарушений. Доктор Паджетт впервые попал под подозрение, когда его коллеги в Нью-Йоркском музее естественной истории, где он служит хранителем, сообщили полиции, что он несколько раз говорил о желании прекратить страдания жены. Названные коллеги сообщили, что в нынешнем прискорбном состоянии его жены виноват некий чудодейственный медицинский препарат, рекламируемый как панацея, и доктор туманно высказывался в том смысле, что жену «необходимо избавить от страданий». Доктор Паджетт после ареста не делал никаких заявлений ни полиции, ни прокуратуре, а лишь упорно хранил молчание. В настоящее время он содержится в «Тумсе»[25]в ожидании суда. Директор музея, когда к нему обратились за комментариями, ответил, что он ничего не может сказать в связи с этими прискорбными событиями, но должен отметить, что музей не имеет никакого отношения к исчезновению миссис Паджетт.
Д’Агоста усмехнулся:
– Даже в те времена музей был больше озабочен сохранением репутации, чем помощью в расследовании преступления. – Он помолчал. – Интересно, что это было за чудодейственное средство. Наверно, оно содержало кокаин или опий.
– Ее состояние вроде бы не похоже на обычную наркотическую ломку. Чахнуть… так в девятнадцатом веке говорили о человеке, больном туберкулезом. Но тут вот что интересно… – Она замолчала.
– Да?
– Один из проведенных мной анализов показал аномальную минерализацию костей. Возможно, Офелия Паджетт страдала от какой-то болезни костей или их перерождения.
Марго продолжила листать газетные страницы. Было еще одно или два кратких упоминания о предстоящем процессе, потом сообщение о том, что процесс начался. И вот 14 ноября 1889 года:
Сегодня с доктора Эванса Паджетта, проживающего на Грамерси-лейн, подозревавшегося в убийстве жены, были сняты все обвинения, выдвинутые против него председательствующим в суде на Парк-роу, 2. Несмотря на некоторые свидетельства о туманных заявлениях Паджетта, касающихся прекращения страданий жены, и косвенные улики, представленные прокурором штата Нью-Йорк, доктор Паджетт был признан невиновным, поскольку никаких вещественных доказательств обнаружено не было, хотя манхэттенская полиция предприняла самые тщательные поиски. Паджетт был освобожден судебным приставом и вышел из зала суда свободным человеком сегодня в полдень.
– «Никаких вещественных доказательств», – проговорил д’Агоста. – Конечно, никакого тела не было обнаружено. Старик погрузил его в мацерационный чан остеологического отдела, а потом сунул кости в коллекцию, назвав их скелетом готтентота!
– В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году судмедэкспертиза была не такой продвинутой, как сегодня. Как только от миссис Паджетт остался один скелет, уже никто не смог бы ее идентифицировать. Идеальное убийство.
Д’Агоста сидел ссутулившись. Он чувствовал себя гораздо более усталым, чем до прихода в читальный зал.
– Но что это может значить, черт побери? И зачем этому липовому ученому понадобилось воровать одну из ее костей?
Марго пожала плечами:
– Это загадка.
– Замечательно. Вместо того чтобы расследовать убийство недельной давности, мы обнаружили убийство вековой давности.
29
«Откуда мы взялись? Как началась наша жизнь? Как она закончится на этой пылинке под названием Земля, окруженной бессчетным числом других пылинок, которые и составляют Вселенную? Чтобы ответить на эти вопросы, мы должны вернуться на миллиарды лет назад, во времена до существования Вселенной. Во времена, когда не было ничего, – ничего, кроме темноты…»
Д’Агоста отвернулся от слегка изогнутого, прозрачного с одной стороны зеркала и потер усталые глаза. Он выслушивал эту презентацию уже пять раз и, наверно, мог бы оттарабанить эту хрень наизусть.
Подавив зевоту, он оглядел тесное сумрачное пространство просмотровой комнаты службы охраны. Вообще-то, это помещение предназначалось не для просмотра записей с камер видеонаблюдения, а для поддержки работы музейного планетария. Здесь размещались компьютеры с программным обеспечением, серверы с банками драйверов и изображений, которые приводили в действие систему показа внутрикупольного видео в сердце музейного планетария. Комната была втиснута в уголок шестого этажа у самой верхней части купола планетария – отсюда и изогнутое зеркало на дальней стене. Когда музей поспешил повсюду установить камеры видеонаблюдения, никому не пришло в голову, что записи с них когда-нибудь придется просматривать. Поэтому мониторы для просмотра архивов службы безопасности музея были внедрены в служебное помещение планетария, а технология просмотра изображения позаимствована у компьютеров планетария, – видимо, таким образом какой-то крохобор-бухгалтер воплотил свое представление об экономии ресурсов.
Проблема состояла в том, что во время работы планетария свет в этом помещении необходимо было приглушать почти полностью, иначе он проникал сквозь одностороннее зеркало в купол планетария и портил иллюзию посетителям, занявшим места внизу. Мониторы для просмотра записей приходилось отворачивать от этого единственного окна. К тому же здесь было очень тесно: д’Агосте и двум его детективам, Хименесу и Конклину, работавшим с тремя имеющимися терминалами, приходилось сидеть чуть ли не на коленях друг у друга. Д’Агоста проторчал в этой темноте уже несколько часов, уставившись в маленький зернистый экран, и у него уже начинали болеть глаза. Но что-то не давало ему бросить это занятие: если они ничего не найдут на видеозаписях, дело опять перейдет в разряд висяков.
Внезапно темная комната наполнилась ярким сиянием: в планетарии за окном произошел Большой взрыв. Д’Агосте уже пора было бы подготовиться (ведь он слышал, как несколько минут назад начал звучать вступительный текст), но это снова застало его врасплох, и он подпрыгнул на месте. Д’Агоста закрыл глаза, но поздно: за закрытыми веками заплясали яркие звездочки.
– Черт побери! – выругался Конклин.
Теперь в их тесную комнатку проникла громкая музыка. Д’Агоста сидел неподвижно с закрытыми глазами, пока звездочки не исчезли, а музыка немного не стихла. Тогда он открыл глаза, моргнул и постарался сосредоточиться на мониторе.
– Есть что-нибудь? – спросил он.
– Нет, – ответил Конклин.
– Nada[26], – сказал Хименес.
Д’Агоста понимал, что задает глупый вопрос. Если бы они что-то увидели, то сразу же сообщили бы. Но он все равно спросил, в дурацкой надежде, что одним вопросом можно вызвать результат.
Запись, которую он просматривал, – главный вход в зал морской жизни с пяти до шести вечера в субботу, 12 июня, в день убийства Марсалы, –