– Естественно.
– Нашли что-нибудь?
Энглер немного поколебался, не дать ли максимально уклончивый ответ, чтобы Пендергаст ощутил, что чувствуют люди, задавая вопросы ему. Но это было не в характере Энглера.
– Нет пока. Расследование продолжается. Нам предстоит проверить огромное число списков, и не все они в идеальном порядке. В особенности это касается зарубежных авиарейсов.
– Понятно. – Пендергаст обдумал что-то. – Лейтенант, я бы хотел извиниться за то, что прежде был не так общителен, как следовало бы. В то время мне казалось, что я быстрее продвинусь в этом деле, если буду вести его самостоятельно.
«Иными словами, ты считал меня неумелым идиотом, какими, по твоему мнению, являются большинство полицейских», – подумал Энглер.
– Видимо, в этом я ошибался. И чтобы исправить ситуацию, я хочу поделиться с вами той информацией, которой располагаю на сегодня.
Энглер махнул рукой, повернув ее ладонью кверху и тем самым приглашая Пендергаста продолжать. В дальнем углу кабинета стоял сержант Слейд, который, по своему обыкновению, не произносил ни звука, только слушал и впитывал.
Пендергаст вкратце изложил Энглеру историю с калифорнийской шахтой и засадой и поведал о связи этих событий с убийством музейного сотрудника. Слушая о том, что прежде утаивал от него Пендергаст, Энглер испытывал удивление, раздражение, даже гнев. В то же время он понимал, что эта информация может быть очень полезной, она позволит открыть новые направления расследования, – разумеется, если на ее достоверность можно положиться. Энглер слушал с бесстрастным лицом, прилагая усилия, чтобы не выдать своих чувств.
Пендергаст закончил рассказ и замолчал, глядя на Энглера в ожидании ответа. Но так ничего и не дождался.
Прервав затянувшееся молчание, Пендергаст встал:
– Как бы то ни было, лейтенант, на сегодня это продвигает дело. Или дела. Я предлагаю вам эту информацию в духе сотрудничества. Если я могу быть полезен еще в чем-то, надеюсь, вы дадите мне знать.
Энглер наконец шевельнулся на своем стуле:
– Спасибо, агент Пендергаст. Мы непременно с вами свяжемся.
Пендергаст вежливо кивнул и покинул кабинет.
Какое-то время Энглер сидел, откинувшись на спинку стула. Затем он повернулся к Слейду и жестом подозвал его к себе. Плотно закрыв дверь, сержант Слейд подошел к столу лейтенанта и сел на место, только что освобожденное специальным агентом.
Энглер несколько мгновений смотрел на сержанта. Этот невысокий, темноволосый, мрачный человек исключительно хорошо разбирался в тонкостях человеческой натуры. Он был также самым большим циником из всех, с кем Энглеру приходилось встречаться в жизни. Все эти качества делали Слейда исключительно полезным советником.
– Что скажешь?
– Не могу поверить, что этот сукин сын утаивал от нас столько информации.
– И я тоже. Так почему же он явился сегодня? Почему сначала из кожи вон лез, чтобы мне доставались лишь какие-то крохи, а теперь приходит по собственной воле и выдает все свои тайны?
– Тут два варианта, – сказал Слейд. – Первый: ему что-то нужно.
– А второй?
– Он этого не делает.
– Чего не делает?
– Не выдает всех своих тайн.
Энглер хохотнул:
– Сержант, мне нравится, как у тебя работают мозги. – Он помолчал. – Слишком уж кстати. Такой неожиданный поворот на сто восемьдесят градусов, такое открытое и явно дружественное предложение сотрудничества… и эта история о шахте, о ловушке, о таинственном преступнике.
– Поймите меня правильно, – сказал Слейд, отправляя в рот лакричную конфетку (у него всегда в кармане лежала горсть конфет) и кидая смятую бумажку в корзинку для мусора. – Я верю в эту историю, какой бы бессмысленной она ни казалась. Дело только в том, что он говорит не всё.
Энглер посмотрел на стол, задумавшись. Потом снова поднял глаза:
– Так чего же он хочет?
– Хочет выудить у нас информацию. Хочет узнать, что нам удалось выяснить о перемещениях его сына.
– А это означает, что ему это еще не известно.
– А может, и известно. Может, он делает вид, что ему это интересно, чтобы направить нас по ложному пути.
Слейд плутовски улыбнулся, жуя конфетку.
Энглер подался вперед, подтянул к себе лист бумаги и набросал скорописью несколько заметок. Он любил стенографию не только потому, что это был быстрый вид записи, но и потому, что в нынешнее время ею никто не пользовался, а значит, его заметки оставались недоступными для посторонних. Потом он отодвинул лист в сторону.
– Я пошлю людей в Калифорнию, чтобы осмотрели эту шахту и допросили человека, который сидит в тюрьме в Индио. А еще позвоню д’Агосте и попрошу у него все материалы по делу об убийстве в музее. Тем временем ты будешь тихонько – тихонько – раскапывать о Пендергасте все, что можно. Его историю, результаты деятельности по арестам и приговорам, благодарности, выговоры. Все, что удастся найти. У тебя есть дружки в ФБР. Пригласи их выпить. Не игнорируй и слухи. Я хочу знать об этом человеке все, от и до.
Лицо Слейда расплылось в улыбке. Такую работу он любил. Не сказав больше ни слова, он поднялся и вышел из кабинета.
Энглер снова откинулся на спинку стула, закинул руки за голову и уставился в потолок. Он вспоминал все свои прошлые встречи с Пендергастом: первую в этом самом кабинете, когда Пендергаст демонстрировал абсолютное нежелание к сотрудничеству; встречу на вскрытии; встречу в комнате хранения вещдоков, когда Пендергаст пытался создать у него ложное впечатление, будто его не интересуют поиски убийцы сына; и сегодняшнюю встречу, снова в его кабинете, где Пендергаст вдруг предстал образцом искренности. Такое неожиданное превращение напомнило Энглеру общую тему многих греческих мифов, которые он так хорошо знал: предательство. Атрей и Фиест, Агамемнон и Клитемнестра. И теперь, уставившись в потолок, он понял, что все последние недели, параллельно с испытываемыми им по отношению к Пендергасту раздражением и сомнением, в нем медленно зрело другое чувство.
Темное подозрение.
34
Специальный агент Пендергаст нетерпеливо расхаживал по небольшому кабинету на верхнем этаже консульства США в Рио-де-Жанейро. Комната была аскетичная, серо-коричневая, здесь стояли только стол и несколько стульев, на одной стене аккуратно, в линию висели обязательные фотографии президента, вице-президента и государственного секретаря. Кондиционер потрескивал и подрагивал на окне. Пендергаста утомил перелет из Нью-Йорка и спешная подготовка, сделавшая его возможным, и теперь он время от времени останавливался, брался за спинку стула и делал несколько глубоких вдохов. Затем снова принимался ходить, время от времени выглядывая в единственное окно кабинета, выходившее на склон холма, на котором прилепились бесчисленные ветхие сооружения с одинаковыми бежевыми крышами и поразительным многоцветьем стен, ярко освещенных утренним солнцем. Дальше простирались воды залива Гуанабара, а еще дальше виднелась гора Сахарная Голова.
Дверь открылась, и в комнату вошли двое. В первом, одетом в скромный деловой костюм, Пендергаст узнал агента ЦРУ из сектора Y. Его сопровождал человек пониже ростом, коренастый, в форме со множеством значков и медалей.
Агент ЦРУ не подал виду, что знаком с Пендергастом. Он подошел к нему и протянул руку:
– Чарльз Смит, помощник генерального консула, а это полковник Азеведу из БРА – Бразильского разведывательного агентства.
Пендергаст пожал обоим руки, и все сели. Пендергаст не предъявил никаких документов. В этом явно не было необходимости. Он поймал взгляд Смита, который осматривался вокруг с таким видом, словно находился здесь впервые в жизни. Возможно, так оно и было. Интересно, давно ли он получил это задание под прикрытием?
– Будучи немного знаком с вашей ситуацией, – начал Смит, – я попросил полковника Азеведу об этой любезности, и он согласился помочь нам.
Пендергаст благодарно кивнул и пояснил:
– Я прилетел в связи с операцией «Лесной пожар».
– Да, конечно, – сказал Смит. – Может быть, вы посвятите полковника Азеведу в детали?
Пендергаст повернулся к полковнику:
– Цель операции «Лесной пожар» состояла в том, чтобы использовать как американские, так и зарубежные средства для выявления каких-либо признаков того, что на поверхность всплыла некая персона, которая представляет интерес для Лэнгли – и для меня лично – и которая исчезла в бразильских джунглях полтора года назад.
Азеведу кивнул.
– Мертвое тело этой персоны две недели назад было подброшено на порог моего дома в Нью-Йорке. Послание было отправлено и получено. Я прилетел сюда, чтобы выяснить, кто отправитель, какие цели он преследовал и в чем суть послания.
Азеведу удивленно посмотрел на Пендергаста. В глазах Смита удивления не было.
– Этот человек прилетел из Рио в Нью-Йорк четвертого июня, – продолжил Пендергаст, – под именем Тапанес Ланьдберг. Это имя вам знакомо, полковник?
Полковник отрицательно покачал головой.
– Мне необходимо проследить его перемещения в Бразилии за последние полтора года. – Пендергаст провел по лбу тыльной стороной ладони. – На поиски этой персоны было потрачено множество человеко-часов, брошены самые современные секретные технологии. И тем не менее операция «Лесной пожар» пока не дала никакого результата. Как такое возможно? Как этот человек сумел ни разу не засветиться в Бразилии в течение восемнадцати месяцев, если, конечно, все это время он пребывал здесь?
Полковник Азеведу наконец заговорил на идеальном, почти без малейшего акцента английском:
– Такое вполне возможно. – Его мягкий, почти кроткий голос никак не соответствовал мощному телосложению. – Если предположить, что этот человек был в Бразилии, – а это вполне вероятно с учетом того, что вы сказали, – есть только два места, где он мог прятаться: джунгли… или фавелы.
– Фавелы, – повторил Пендергаст.
– Да, сеньор Пендергаст. Вы слышали о них? Это одна из наших серьезнейших социальных проблем. Точнее сказать, социальных бедствий. Фавелами называются изолированные от остального города трущобы-крепости, где заправляют наркодилеры. Они крадут из сети воду и электричество, живут по собственным законам, вводят собственную железную дисциплину, защищают свои границы, убивают членов соперничающих с ними банд, угнетают местных жителей. Это что-то вроде маленьких, коррумпированных феодальных владений, государства внутри государства. В фавелах нет полиции, нет камер наблюдения. Человек, которому нужно было исчезнуть, вполне мог исчезнуть там… и многие так и делают. До последнего времени вокруг Рио было множество фавел. Но теперь, с приближением Олимпиады