Гидеон нас уже ждал. Я ещё раз попробовала от него отделаться, объявив, что мне надо выучить наизусть сонет Шекспира, а я могу это делать только вслух, но он лишь пожал плечами и сказал, что у него с собой iPod и что он меня не услышит. Мистер Джордж извлёк из сейфа хронограф и напомнил нам, чтобы мы там ничего не оставили.
– Ни клочка бумаги, слышишь, Гвендолин? Ты принесёшь назад всё содержимое твоей школьной сумки. И саму сумку, естественно, тоже. Поняла?
Я кивнула, забрала у Гидеона сумку и прижала её к себе. Затем я протянула мистеру Джорджу палец – на сей раз мизинец, потому что указательный уже успел настрадаться от уколов.
– А если кто-нибудь войдёт в комнату, пока мы будем там?
– Ничего такого не случится, – заверил меня Гидеон. – Потому что мы попадём туда ночью.
– Ну и что? Кому-нибудь может взбрести в голову устроить в подвале инспиративную встречу!
– Конспиративную, – сказал Гидеон. – Ну и пусть.
– Как это?
– Не волнуйся, – сказал мистер Джордж, вкладывая мой палец в отверстие клапана хронографа. Я прикусила губу, ощутив хорошо знакомую карусель в животе и почувствовав, как игла впивается в палец. Комната озарилась рубиново-красным светом, и я оказалась в полной темноте.
– Алло? – тихо спросила я, но никто не ответил. Через секунду рядом со мной приземлился Гидеон и сразу же щёлкнул фонариком.
– Видишь, тут совсем не так неуютно, – сказал он, проходя к двери и включая свет. Под потолком по-прежнему болталась голая лампочка, но в остальном комната со времени моего последнего визита явно изменилась к лучшему. Я сразу же бросила взгляд на стену, в которой Люкас намеревался устроить тайник. Перед ней были составлены стулья, но уже гораздо аккуратнее, чем тогда. Здесь больше не было никакого хлама, по сравнению с прошлым разом комната была прямо-таки убрана и почти пуста. Кроме стульев у стены, здесь находились ещё стол и софа с потёртой бархатной обивкой зелёного цвета.
– Да, действительно намного уютнее, чем при моём прошлом визите. Я всё время боялась, что придёт какая-нибудь крыса и начнёт меня грызть.
Гидеон попробовал нажать ручку двери. Очевидно, заперта.
– Один раз дверь была открыта, – сказал он улыбаясь. – Это был действительно чудный вечер. Отсюда есть тайный ход, пролегающий под Дворцом Правосудия… И он проложен очень глубоко, через катакомбы со скелетами и черепами… А недалеко отсюда находится – в 1953 году – винный погреб.
– Нужен ключ. – Я снова покосилась на стену. Где-то там за свободным кирпичом лежит ключ. Я вздохнула. Чертовски жаль, что сейчас он мне совершенно не пригодится. Но мне как-то грело душу, что я знаю нечто такое, о чём Гидеон – в виде исключения – не имеет понятия. – Так ты попил вина?
– А как ты думаешь? – Гидеон взял один из стульев и поставил у стола. – Вот, это тебе. Успехов в домашнем задании.
– Кхм, спасибо. – Я уселась, вытащила из сумки вещи и сделала вид, что читаю учебник. За это время Гидеон вытянулся на софе, вытащил из кармана iPod и надел наушники. Через две минуты я рискнула взглянуть на него и увидела, что он закрыл глаза. Неужели уснул? Собственно говоря, неудивительно, если подумать, что он этой ночью опять перемещался.
На какое-то время я потерялась в созерцании его прямого, длинного носа, бледной кожи, мягких губ и густых изогнутых ресниц. В таком расслабленном состоянии он выглядел очень юным, и я вдруг смогла отчётливо представить себе, каким он был ребёнком. Конечно же, ужасно хорошеньким. Его грудь равномерно вздымалась и опускалась, и я подумала, а не рискнуть ли мне – но нет, это было бы слишком опасно. Если я не хочу раскрыть нашу с Люкасом тайну, мне не стоит даже глядеть на эту стену.
Поскольку мне не оставалось ничего другого и я не могла четыре часа подряд смотреть на спящего Гидеона (хотя это была очень привлекательная мысль), я в итоге занялась домашними заданиями – сначала полезными ископаемыми Кавказа, а затем неправильными французскими глаголами. В сочинении про жизнь и творчество Шекспира недоставало только концовки, и я решительно сформулировала её одним предложением: «Последние пять лет своей жизни Шекспир провёл в Стратфорде-на-Эйвоне, где он умер в 1616 году». Всё, готово. Осталось только выучить наизусть сонет. Поскольку все они были одинакового размера, я выбрала первый попавшийся. «Мой глаз и сердце - издавна в борьбе: они тебя не могут поделить», – пробормотала я.
– Ты это обо мне? – спросил Гидеон. Он сел на софе и снял наушники.
Я не смогла не покраснеть.
– Это Шекспир, – сказала я.
Гидеон улыбнулся.
– «Мой глаз твой образ требует себе, а сердце в сердце хочет утаить»… или что-то в этом роде.
– Нет, довольно точно, – сказала я, захлопывая книгу.
– Ты же ещё не выучила, – заметил Гидеон.
– До утра я всё равно забуду. Лучше всего я выучу его прямо перед школой, тогда у меня будет шанс ничего не забыть до урока английского у мистера Уитмена.
– Тем лучше! Значит, сейчас мы сможем заняться менуэтом. – Гидеон поднялся. – В любом случае, места тут хватит.
– О нет! Не надо, пожалуйста!
Но Гидеон уже поклонился мне.
– Я могу пригласить Вас на танец, мисс Шеферд?
– Я бы с большой радостью, мой господин, – заверила я его, обмахиваясь томиком Шекспира на манер веера. – Но к сожалению, я подвернула ногу. Может быть, Вы спросите мою кузину. Вон та дама в зелёном. – Я показала на софу. – Она охотно покажет Вам, как хорошо она танцует.
– Но я хочу танцевать с Вами – как танцует Ваша кузина, я давно знаю.
– Я имею ввиду мою кузину Софу, а не мою кузину Шарлотту, – ответила я. – Я заверяю… уверяю Вас, что с Софой вам понравится больше, чем с Шарлоттой. Софа, возможно, не столь прелестна, но она мягче, в ней больше обаяния и у неё лучший характер.
Гидеон рассмеялся.
– Как уже было сказано, мой интерес принадлежит исключительно Вам. Пожалуйста, удостойте меня чести.
– Но такой джентльмен, как Вы, должен проявить снисхождение к моей подвёрнутой ноге!
– Нет, сожалею. – Гидеон вытащил из кармана iPod. – Немного терпения, оркестр играет вступление. – Он вставил мне в уши наушники и поднял меня со стула.
– О, хорошо, «Линкин парк», – сказала я, а мой пульс скакнул вперёд, потому что Гидеон вдруг оказался так близко от меня.
– Что? Пардон, сейчас исправим. – Его пальцы заскользили по дисплею. – Вот. Моцарт, то, что надо. – Он протянул мне iPod. Нет, положи его в карман, надо, чтобы у тебя руки были свободны.
– Но ты же не будешь слышать музыку, – сказала я, а скрипки гремели мне в уши.
– Я слышу достаточно, не кричи. Окей, давай представим, что это фигура на восемь человек. Слева от меня находится ещё один господин, справа – двое, мы все стоим в ряд. С твоей стороны та же картина, только с дамами. Пожалуйста, реверанс.
Я сделала книксен и неуверенно вложила свою руку в его.
– Но я тут же прекращу, если ты скажешь «Глупое существо»!
– Я бы никогда такого не сделал, – ответил Гидеон и провёл меня прямо вдоль софы. – Во время танца необходимо в первую очередь заботиться о культурном общении. Могу ли я спросить, откуда у Вас такая антипатия к танцам? Большинство юных дам любит танцевать!
– Тсс, мне надо сосредоточиться. – Пока всё шло отлично. Я и сама была ужасно удивлена. Tour de main удался без сучка и задоринки, один поворот налево, один направо. – Можем ли мы повторить это ещё раз?
– Подними подбородок, вот так. И смотри на меня. Ты не должна отводить от меня взгляда, не важно, насколько хорош мой сосед.
Я невольно улыбнулась. Что это было? Закидывание удочки в расчёте на комплимент? Ну, этой любезности я ему не окажу. Хотя я должна была признать, что Гидеон действительно хорошо танцует. С ним было совершенно иначе, чем с Губошлёпом – всё шло словно само собой. Так я действительно могла постепенно научиться танцевать менуэт.
Гидеон тоже это заметил.
– Посмотри, ты же всё умеешь. Правая рука, правое плечо, левая рука, левое плечо – очень хорошо.
Он был прав. Я умела! Собственно, это было совершенно легко. Я торжествующе сделала круг с невидимым партнёром и снова вложила ладонь в руку Гидеона.
– Ха! С какой стати «грациозная, как ветряная мельница»! – воскликнула я.
– Совершенно бессовестное сравнение, – поддержал меня Гидеон. – Ты легко перетанцуешь любую ветряную мельницу!
Я хихикнула. Потом вздрогнула:
– О, опять «Линкин парк».
– Всё равно. – Пока мне в уши гремели «21 guns», Гидеон уверенно вёл меня в последней фигуре. Завершив её, он поклонился. Мне стало почти жаль, что танец закончился.
Я присела в глубоком реверансе и сняла наушники.
– На, возьми. Спасибо, что ты потренировал меня.
– Чистой воды эгоизм, – ответил Гидеон. – В конце концов, это ведь мне пришлось бы с тобой позориться, забыла?
– Нет. – Моё хорошее настроение моментально улетучилось. Мой взгляд, прежде чем я успела этому воспрепятствовать, снова метнулся к стене за стульями.
– Эй, мы ещё не закончили, – сказал Гидеон. – Это было очень неплохо, но не отлично. Почему ты вдруг стала глядеть так мрачно?
– Как ты думаешь, почему граф Сен Жермен непременно хочет, чтобы я появилась на суарее и на балу? Он же вполне мог вызвать меня сюда, в Темпл, тогда бы не было никакой опасности, что я опозорюсь перед чужими людьми. Никто не будет удивляться по моему поводу, и никто не заподозрит, что я из будущего.
Гидеон, прежде чем ответить, некоторое время смотрел на меня.
– Граф не слишком охотно раскрывает свои карты, но в любой его идее таится гениальный план. У него есть конкретное подозрение по поводу тех, кто напал на нас в Гайд-парке, и я думаю, что, вводя нас в большое общество, он хочет выманить из норы их кукловода – или кукловодов.
– Вот оно что, – сказала я. – Ты думаешь, мужчины со шпагами снова могут…
– Пока мы будем на людях – нет, – ответил Гидеон. Он присел на подлокотник софы и скрестил руки на груди. – Тем не менее я считаю это опасным – во всяком случае, для тебя.