Мистер Уитмен достал хронограф из сейфа и поставил его на стол.
– Сейчас посмотрим, куда мы сегодня…
– Мадам Россини ждёт вас на примерке, сэр, – обратился к Гидеону мистер Марли.
– Чёрт, – сказал Гидеон, на мгновение сбитый с толку. Он посмотрел на часы. – Я совсем забыл. Она очень сердилась?
– Она была крайне недовольна, – ответил мистер Марли. В этот момент дверь снова отворилась, и вошёл мистер Джордж. У него совершенно сбилось дыхание, и на его лысине выступила испарина – как всегда, когда он был напряжён.
– Что тут происходит?
Мистер Утимен нахмурился.
– Томас? Гидеон сказал, что ты всё ещё разговариваешь с Фальком и министром.
– Так оно и было. Пока не позвонила мадам Россини и не сказала, что Гвендолин уже увели на элапсирование, – ответил мистер Джордж. Я впервые видела его в таком гневе.
– Но… Гидеон утверждал, что ты нам поручил… – сказал мистер Уитмен, очевидно сбитый с толку.
– Ничего подобного! Гидеон – что здесь происходит? – Из маленьких глазок мистера Джорджа исчезло всякое добродушие.
Гидеон скрестил руки на груди.
– Я подумал, что, возможно, вы будете рады, если мы возьмём на себя это задание, – гладко произнёс он.
Мистер Джордж промакнул платком лысину.
– Спасибо за заботу, – саркастично сказал он. – Но это было не нужно. Ты немедленно пойдёшь наверх к мадам Россини.
– Я бы с удовольствием сопровождал Гвендолин, – ответил Гидеон. – После вчерашних событий будет, вероятно, лучше, если она переместится не одна.
– Чушь, – возразил мистер Джордж. – Нет никаких причин предполагать, что она окажется в опасности, учитывая, что мы отправим её в не очень далекое прошлое.
– Это верно, – сказал мистер Уитмен.
– Например, в 1956 год? – протянул Гидеон, глядя в глаза мистеру Джорджу. – Я утром немного полистал анналы и хочу сказать, что 1956 год производит действительно очень спокойное впечатление. Чаще всего там встречается фраза «Никаких особых происшествий». Такая фраза – это просто музыка для наших ушей, не так ли?
Моё сердце билось уже где-то в горле. Поведение Гидеона можно было объяснить только тем, что он каким-то образом узнал, чем я действительно там занималась. Но откуда, чёрт возьми, он мог это узнать? Ведь я, в конце концов, всего лишь пахла сигаретами, что, возможно, было несколько подозрительно, но никак не могло ему объяснить, что же на самом деле произошло в 1956 году.
Мистер Джордж ответил на его взгляд не моргнув глазом. Правда, он выглядел немного сбитым с толку.
– Это была не просьба, Гидеон. Мадам Россини ждёт. Марли, вы тоже можете идти.
– Да, сэр, мистер Джордж, сэр, – пробормотал мистер Марли, чуть не отдавая честь.
Когда дверь за ним захлопнулась, мистер Джордж сверкнул глазами на Гидеона – тот не тронулся с места. Мистер Уитмен тоже глядел на него с некоторым удивлением.
– Чего ты ждёшь? – холодно спросил мистер Джордж.
– Почему вы отправили Гвендолин в дневное время? Разве это не противоречит предписаниям? – спросил Гидеон.
– Ох, ох, – сказал Хемериус.
– Гидеон, это тебя не… – начал мистер Уитмен.
– Не играет никакой роли, в какое время мы её отправим, – перебил его мистер Джордж. – Она переместится в запертое подвальное помещение.
– Мне было страшно, – торопливо и, наверное, несколько визгливо сказала я. – Я не хотела сидеть ночью в этом подвале, рядом с катакомбами…
Гидеон коротко взглянул на меня и опять вздёрнул бровь.
– О да, ты же маленькая испуганная девочка, я и забыл. – Он тихо засмеялся. – В 1956 году вы стали членом Ложи, мистер Джордж, не так ли? Какое странное совпадение.
Мистер Джордж нахмурился.
– Я не знаю, что ты хочешь этим сказать, Гидеон, – сказал мистер Уитмен. – Но я бы предложил, чтобы ты сейчас же пошёл к мадам Россини. Мы с мистером Джорджем позаботимся о Гвендолин.
Гидеон снова посмотрел на меня.
– Предложение такое: я быстро схожу на примерку, а потом вы отправите меня следом за Гвендолин, всё равно в какое время. Тогда она не будет ночью бояться.
– Только если тебя, – пробурчал Хемериус.
– Ты давно исчерпал свой сегодняшний лимит, – заметил мой учитель. – Но если Гвендолин боится… – Он бросил на меня сочувственный взгляд.
Я не могла на него обижаться. Наверное, я производила действительно испуганное впечатление. Сердце по-прежнему билось где-то в горле, и я была не в состоянии произнести хоть слово.
– По мне, мы можем так и сделать, – сказал мистер Уитмен, пожав плечами. – Препятствий вроде бы нет, как ты думаешь. Томас?
Мистер Джордж медленно покачал головой – хотя по его виду было понятно, что он бы поступил ровно наоборот.
По лицу Гидеона скользнула довольная улыбка, и он наконец отошёл от двери.
– Итак, увидимся позже, – сказал он торжествующе, и в моих ушах это прозвучало как угроза.
Когда за ним захлопнулась дверь, мистер Уитмен вздохнул.
– Он после этого удара по голове стал какой-то странный, правда, Томас?
– Действительно, – ответил мистер Джордж.
– Нам надо, наверное, ещё раз с ним побеседовать насчёт того, как он разговаривает с вышестоящими, – заметил мистер Уитмен. – Для своего возраста он… Ну да ладно. Он находится под большим давлением, нам надо это помнить. – Он ободряюще посмотрел на меня. – Итак, Гвендолин, ты готова?
– Да, – солгала я.
Ворон, в рубиновых волнах взмахивая крылами,
Слышит пение мёртвых между мирами.
Он не знает сомнений и не ведает мук.
Ширится мощь воплощений - и замыкается круг.
Путь безудержный алмазного льва
Свет затеняет - он виден едва.
Солнца закат сулит поворот –
Ворона смерть откровенье несёт.
Из Тайных записей графа Сен Жермена.
9
Я даже не спросила, в какой год они меня посылают – в этом не было никакого смысла. Здесь, впрочем, всё выглядело так же, как и при моём предыдущем перемещении. Зелёная софа стояла посреди комнаты, и я бросила на неё сердитый взгляд, как будто это она была во всём виновата. Как и в прошлый раз, у стены с тайником Люкаса громоздились стулья, и меня охватили сомнения. Может, надо очистить тайник? Если у Гидеона возникли подозрения – а они у него наверняка возникли, – он непременно захочет обыскать помещение, это как пить дать. Я бы могла запрятать содержимое тайника где-нибудь в коридоре и вернуться сюда до того, как появится Гидеон.
Я начала лихорадочно раскидывать стулья, но потом остановилась. Ключ перепрятывать нельзя, потому что надо будет снова запереть дверь, и потом – даже если Гидеон и найдёт тайник, то как он докажет, что его устроили для меня? Я просто прикинусь дурочкой, и всё.
Я аккуратно составила стулья назад к стене и постаралась вытереть следы на пыли, которые могли бы меня выдать. Затем я проверила, действительно ли заперта дверь, и уселась на софу.
Я чувствовала себя примерно так же, как четыре года назад, когда мы с Лесли из-за происшествия с лягушкой сидели в кабинете директора Гиллса и ждали, когда он выберет время устроить нам разнос. Собственно говоря, мы не сделали ничего плохого. Синтия переехала велосипедом лягушку, и поскольку она не выказала никакого раскаяния («Да это же всего лишь глупая лягушка»), мы с Лесли пришли в ярость и решили отомстить за бедняжку. Мы намеревались похоронить лягушку в парке, но раз уж бедная лягушка всё равно была мертва, то мы подумали, что надо немного встряхнуть Синтию, чтобы она в дальнейшем проявляла больше сочувствия к попадающимся на пути лягушкам. Поэтому вначале мы подложили мёртвую лягушку Синтии в суп. Кто же знал, что при виде неё Синтия зайдётся в судорожном крике… Как бы то ни было, директор Гиллс повёл себя с нами, как с закоренелыми преступницами, и не забыл этого случая до сих пор. По сей день, встречая нас в коридоре, он всякий раз говорит: «Ах, вот и злые лягушачьи девочки», и всякий раз мы чувствуем себя самым мерзким образом.
На какой-то момент я закрыла глаза. У Гидеона не было оснований так скверно со мной обращаться. Я же не сделала ничего плохого. Все постоянно твердят, что они не могут доверять мне, завязывают мне глаза, не отвечают на вопросы – понятно, что я пытаюсь сама выяснить, что, собственно, происходит, что в этом неправильного?
Где это он застрял? Лампочка на потолке начала потрескивать, свет замигал. Здесь, внизу, было довольно холодно. Наверное, они послали меня в одну из тех холодных послевоенных зим, про которые рассказывала тётушка Мэдди. Просто замечательно. Водопровод тогда совсем замёрз, на улицах лежали мёртвые животные, окоченевшие от мороза. Я с усилием выдохнула, чтобы проверить, не образует ли мой выдох белое облачко. Не образует.
Свет снова замигал, и я испугалась. Что, если мне придётся сидеть здесь в темноте? На сей раз никто не подумал дать мне карманный фонарик, вообще нельзя сказать, что обо мне хоть как-то позаботились. В темноте крысы наверняка рискнут выйти из своих щелей. Может, они голодные… А где крысы, там и тараканы. Даже призрак однорукого храмовника, про которого говорил Хемериус, наверняка предпочёл бы обойти это место стороной.
Крррррк.
Это была лампочка.
Я постепенно пришла к выводу, что присутствие Гидеона в любом случае было бы предпочтительнее крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет стал мигать так, как будто он был при последнем издыхании.
Когда я ребёнком пугалась темноты, я тут же начинала петь, и сейчас я автоматически сделала то же самое. Сначала совсем тихо, потом всё громче и громче. В конце концов, здесь не было никого, кто мог бы меня услышать.
Пение помогло преодолеть страх. И холод. После первых минут даже лампочка перестала мигать. Правда, при песнях Марии Мена она опять принялась за старое, да и Эмилиана Торрини ей тоже вроде бы не понравилась. Зато на старые песни «Абба» она отреагировала спокойным, равномерным светом. К сожалению, я их знала не очень хорошо, особенно тексты. Но лампочка принимала и «lalala, one chance in a lifetime, lalalala».