– Да, – ответил Гидеон. Он протянул ко мне руку, но потом, очевидно, передумал. – Сейчас начнется, – сказал он вяло. – Пройди ещё пару шагов вперёд.
Комната вокруг меня начала вращаться, затем я, слегка шатаясь, заморгала от яркого света, и мистер Уитмен сказал:
– Вот и вы.
Гидеон положил фонарик на стол и коротко взглянул на меня. Возможно, мне показалось, но теперь в его взгляде было нечто вроде сочувствия. Я украдкой ещё раз вытерла лицо, но тем не менее мистер Уитмен заметил, что я плакала. Кроме него, здесь никого не было. Хемериусу наверняка стало скучно.
– Что произошло, Гвендолин? – спросил мистер Уитмен доверительным тоном чуткого педагога. – Что-нибудь случилось? – Не знай я его так хорошо, я, бы возможно, поддалась искушению и слёзно пожаловалась ему на жизнь («Зло-ой Гидеон вы-ывел меня из себя!»). Но я слишком хорошо его знала. Не далее как на прошлой неделе он тем же доверительным тоном спросил у нас, кто нарисовал на доске карикатуру на миссис Каунтер. «Я считаю, что у художника действительно талант», – сказал он с доброй улыбкой. Синтия (ну разумеется!) выдала, что это была Пегги, и мистер Уитмен, немедленно перестав улыбаться, тут же сделал запись в классный журнал. «Насчёт таланта я, кстати, не солгал. Твой талант нарываться на неприятности просто выдающийся», – заявил он.
– Ну? – сказал он сейчас, сочувственно улыбаясь. Но я, разумеется, на это не поддалась.
– Крыса, – пробормотала я. – Вы говорили, что крыс не будет… И ещё погасла лампа, а ведь вы не дали мне никакого фонарика. Я сидела в темноте одна с этой ужасной крысой. – Я чуть не добавила «Я скажу маме», но вовремя притормозила.
Мистер Уитмен слегка смутился.
– Мне очень жаль, – сказал он. – В следующий раз мы это учтём. – Затем он снова перешёл на свой высокомерный учительский тон. – Сейчас тебя отвезут домой. Я рекомендую тебе лечь пораньше, завтра напряжённый день.
– Я отведу её к автомобилю, – сказал Гидеон, беря со стола чёрный платок, которым мне всегда завязывали глаза. – А где мистер Джордж?
– Он на совещании, – пожав плечами, ответил мистер Уитмен. – Гидеон, я считаю, что тебе надо подумать над своей манерой разговаривать. Мы многое тебе позволяем, поскольку знаем, как тебе сейчас нелегко, но ты должен проявлять больше уважения к членам Ближнего круга.
На лице Гидеона не отразилось ни капли раскаяния, но он вежливо сказал:
– Вы правы, мистер Уитмен, прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Ты идёшь?
Чисто рефлекторно я чуть не схватила его за руку. И оттого, что я не могла этого сделать, не потеряв лицо, я ощутила болезненный укол. Мне опять захотелось плакать.
– М-м-м… до свиданья, – уставившись в пол, сказала я мистеру Уитмену.
Гидеон открыл дверь.
– До завтра, – ответил мистер Уитмен. – И оба не забудьте: хорошо выспаться – значит хорошо подготовиться. – Дверь за нами захлопнулась.
– Так-так, значит, ты сидела одна в тёмном подвале с этой ужасной крысой, – улыбаясь, сказал Гидеон.
Как это понимать? Два дня он бросал на меня холодные взгляды, в последние несколько часов настолько холодные, что они могли заморозить меня до состояния бедных животных во время военной зимы – а теперь вот это? Лёгкая шутка, словно у нас всё как всегда? Может быть, он просто садист и может улыбаться только тогда, когда доведёт меня до отчаяния?
– Ты не собираешься завязать мне глаза? – У меня всё ещё не было настроения реагировать на его дурацкие шутки, пускай зарубит это у себя на носу.
Гидеон пожал плечами.
– Я полагаю, что ты знаешь дорогу. Поэтому обойдёмся без повязки. Пошли. – Снова дружелюбная улыбка.
Впервые я видела подвальные переходы в наше время. Они были тщательно отремонтированы и вычищены. Светильники, вмонтированные в стены, некоторые даже с датчиками, идеально освещали путь.
– Не особенно впечатляет, да? – заметил Гидеон. – Все переходы, ведущие наружу, защищены специальными дверями и сигнализацией, здесь в наше время надёжно, как в банковском сейфе. Но всё это появилось только в семидесятые, до этого отсюда можно было пройти под землёй через половину Лондона.
– Мне это неинтересно, – мрачно буркнула я.
– А о чём ты хочешь поговорить?
– Ни о чём. – Как мог он делать вид, что ничего не случилось? Его дурацкая улыбка и лёгкая болтовня разозлили меня по-настоящему. Я пошла быстрее, и хотя при этом я крепко сжимала рот, из меня неудержимо вылетали слова. – Я не могу так, Гидеон! Я не справляюсь с тем, что ты меня попеременно то целуешь, то ненавидишь!
Гидеон какое-то время молчал.
– Я тоже бы лучше всё время тебя целовал, а не ненавидел, – наконец сказал он. – Но с тобой это как-то затруднительно.
– Я тебе ничего не сделала, – возразила я.
Он остановился.
– Да ладно, Гвендолин! Ты же не думаешь всерьёз, что я поверил в эту историю с твоим дедом? Что он якобы совершенно случайно появился в помещении, куда ты элапсировала? Так же случайно, как Люси и Пол появились у леди Тилни! Или те люди в Гайд-парке…
– Да, конечно, я их лично пригласила туда, поскольку всю жизнь мечтала проткнуть кого-нибудь шпагой! Не говоря уже о том, что мне страшно захотелось увидеть человека, которому снесло пол-лица! – фыркнула я.
– Что и почему ты сделаешь в будущем…
– Ах, заткнись! – сердито воскликнула я. – Я сыта всем этим по горло! С понедельника я живу словно кошмарном сне, который всё никак не кончается! Стоит мне подумать, что я проснулась, как я тут же понимаю, что всё ещё сплю. В моей голове крутится миллион вопросов, на которые никто не хочет отвечать, и все ждут, что я буду очень стараться для дела, которого я вообще не понимаю! – Я снова пошла вперёд, я почти бежала, но Гидеон без проблем шагал рядом со мной. На лестнице никого не было, никто не спрашивал пароля. Да и зачем, если все проходы защищены как форт Нокс? Я побежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. – Меня никто не спросил, а надо ли мне всё это! Мне приходится иметь дело с придурковатым учителем танцев, моя дорогая кузина показывает мне всё, что она умеет и чему я никогда не научусь, а ты… ты…
Гидеон резко покачал головой.
– А ты можешь поставить себя на моё место? – Теперь уже он вышел из себя. – У меня всё то же самое! Или как бы ты себя повела, если бы ты знала, что рано или поздно я обеспечу тебе удар дубиной по башке? Я не верю, что ты меня при этом будешь считать милым и пушистым, как ты считаешь?
– Я в любом случае так не считаю, – решительно заявила я. – Знаешь что? Я постепенно прихожу к выводу, что я с большой радостью лично заеду тебе дубиной по башке!
– Ну пожалуйста, – сказал Гидеон, снова улыбаясь.
Я сердито засопела. Мы как раз пробегали мимо ателье мадам Россини. Под дверью виднелась полоска света. Наверное, она до сих пор шила нам костюмы.
Гидеон откашлялся.
– Как я уже сказал, мне очень жаль. Мы можем теперь опять нормально разговаривать друг с другом?
Нормально! Очень смешно.
– И – чем ты будешь заниматься сегодня вечером? – спросил он своим самым непринуждённым, дружески-бесхитростным тоном.
– Я, разумеется, буду усердно упражняться в менуэте, а перед сном стану составлять предложения без слов пылесос, тонометр, йога и трансплантация сердца, – колко ответила я. – А ты?
Гидеон посмотрел на часы.
– Я встречусь с Шарлоттой и братом и… ну посмотрим. У нас, в конце концов, субботний вечер.
Да, конечно… Ну и пускай смотрят, пока не надоест, а с меня хватит.
– Спасибо, что проводил, – холодно сказала я. – Отсюда я дойду сама.
– Нам всё равно по пути, – ответил Гидеон. – И ты можешь так не бежать. Мне нельзя перенапрягаться. Указание доктора Уайта.
И хотя я была на него зла, меня на секунду охватили угрызения совести. Я искоса взглянула на него.
– И если за ближайшим углом тебя кто-нибудь хватит по голове, не говори тогда, что я тебя туда завлекла.
Гидеон улыбнулся.
– Ты пока не станешь такого делать.
Я никогда не стану такого делать, пронеслось у меня в голове. И не важно, насколько отвратительно он себя со мной ведёт. Я никогда не допущу, чтобы кто-нибудь причинил ему боль. Кого бы он ни видел, это не могла быть я.
Арку перед входом в дом осветила фотовспышка. Было уже темно, но в Темпле по-прежнему бродили толпы туристов. На парковке стоял знакомый чёрный лимузин. Когда мы к нему приблизились, из лимузина вышел водитель и открыл передо мной дверцу. Гидеон подождал, пока я сяду, а потом нагнулся ко мне.
– Гвендолин?
– Да? – Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица.
– Я бы хотел, чтобы ты мне больше доверяла. – Это прозвучало так искренне и серьёзно, что у меня на секунду перехватило дыхание.
– Я бы тоже хотела, чтобы я это могла, – наконец ответила я. И только когда Гидеон захлопнул дверцу и машина тронулась с места, мне пришло в голову, что лучше было бы ответить «Я бы хотела того же от тебя».
Мадам Россини сияла от восхищения. Она взяла меня за руку и подвела к стенному зеркалу, чтобы я могла как следует рассмотреть плоды её усилий. Сначала я себя не узнала. Прежде всего из-за моих обычно прямых волос, которые превратились в бесчисленные кудри, поднятые в очень высокую причёску – такая была у моей кузины Дженет на её свадьбе. Отдельные пряди свисали пружинками прямо к моим обнажённым плечам. Тёмно-красный оттенок платья делал меня ещё более бледной, чем я была на самом деле, но я выглядела не больной, а сияющей. Потому что мадам Россини аккуратно припудрила мне нос и лоб, а на щёки нанесла немного румян, и хотя я легла вчера довольно поздно, у меня благодаря её искусству макияжа не было никаких теней под глазами.
– Как Белоснежка, – сказала мадам Россини, промакивая лоскутком повлажневшие от умиления глаза. – Красная как кровь, белая как снег, чёрная как смоль. Они станут меня ругать, потому что ты будешь бросаться в глаза, на тебя будут обращать внимание. Покажи ногти – да, tres bien, чистые и короткие. А теперь потряси головой. Нет, сильней, эта причёска должна продержаться весь вечер.