Лорд Бромптон, пыхтя, подошёл к нам с двумя бокалами пунша и заверил Гидеона, что он абсолютно восхищён его виртуозностью и что для бедного лорда Аластера будет большим разочарованием узнать, что он пропустил этот несомненный триумф вечера.
– То есть Вы думаете, что лорд Аластер сегодня ещё появится? – несколько несдержанно спросил граф.
– Я в этом убеждён, – ответил лорд Бромптон, протягивая мне бокал. Я отпила большой глоток. Ох, классная вещь. Стоит только понюхать, и ты уже готов! Готов схватить щётку для волос, запрыгнуть на кровать и запеть «Breaking free», с Заком Эфроном или без!
– Милорд, Вы обязательно должны уговорить мисс Грей представить нам что-нибудь, – заметила леди Лавиния. – Она так любит петь.
– Что? – спросил Гидеон и покачал головой. – Она не будет петь ни в коем случае – я боюсь, что пунш…
– Мисс Грей, Вы всех нас осчастливите, если споёте, – заявил лорд Бромптон с таким интенсивным подмигиванием, что все его пятнадцать подбородков затряслись. – И если дело в пунше, то тем лучше. Пройдёмте со мной к клавикордам, я Вас объявлю.
Гидеон крепко держал меня за руку.
– Это не очень хорошая идея. Лорд Бромптон, я Вас прошу, моя сводная сестра ещё никогда перед публикой…
– Всё бывает в первый раз, – ответил лорд Бромптон, увлекая меня за собой. – Ведь тут все свои! Не будьте занудой.
– Вот именно. Не будь занудой, – сказала я, стряхивая руку Гидеона. – Нет ли у тебя с собой щётки для волос? Просто я лучше пою со щёткой в руке.
Гидеон выглядел слегка растерянным.
– Ни в коем случае, – сказал он, следуя за нами к клавикордам.
У нас за спиной граф тихонько засмеялся.
– Гвен, – прошипел Гидеон. – Прекрати всю эту чушь.
– Пенелопа, – поправила я, опрокинула в себя оставшийся пунш и отдала ему бокал. – Как ты думаешь – им понравится «Over rainbow»? Или, – я захихикала, – «Алилуйя»!
Гидеон застонал.
– Не надо этого делать! Давай вернёмся на место!
– Нет, это слишком современно, да? Или… – Я мысленно просмотрела весь свой плей-лист, а лорд Бромптон в это время торжественно объявлял меня. Рукосуй мистер Мерчант присоединился к нам.
– Не нужно ли даме компетентное сопровождение на клавикордах?
– Нет, даме нужно… нечто совершенно другое, – сказал Гидеон, без сил опускаясь на табурет у клавикордов. – Пожалуйста, Гвен…
– Пен, если на то пошло, – сказала я. – Я знаю, что я спою. «Don't cry for me, Argentina». Я знаю весь текст, и мюзиклы не зависят от времени, ты не находишь? Но, может, они не знают Аргентину…
– Ты ведь не хочешь опозориться перед всеми этими людьми, верно?
Милая попытка запугать меня, но в этих обстоятельствах безуспешная.
– Слушай, – понизив голос, сказала я. – Ну и что эти люди? Во-первых, они уже двести лет как умерли, а во-вторых, все тут супер расслабленные и пьяные – кроме тебя, конечно.
Гидеон застонал и уронил голову в ладонь, при этом его локоть извлёк из клавикордов несколько звуков.
– Вы… э-э-э… может быть, Вы знаете «Memory»? Из «Кошек»? – спросила я мистера Мерчанта.
– О нет, сожалею, – ответил мистер Мерчант.
– Ничего страшного, значит, я спою а капелла, – уверенно сказала я и повернулась к публике. – Песня называется «Memory», и она рассказывает о… влюблённой кошке. Но на самом деле это подходит и к людям. В широком смысле.
Гидеон снова поднял голову и, не веря, посмотрел на меня.
– Пожалуйста, – ещё раз сказал он.
– Мы просто никому не расскажем, – заговорщицки прошептала я. – Окей? Это останется нашей тайной.
– Мы начинаем. Сейчас для нас споёт великолепная, неповторимая и прекрасная мисс Грей! – вскричал лорд Бромптон. – Первое выступление перед публикой!
Я должна была волноваться, потому что все разговоры умолкли и все глаза уставились на меня – но я не волновалась. Ах, пунш был просто великолепный! Надо обязательно узнать рецепт.
Что это я собиралась спеть?
Гидеон взял несколько аккордов, и я узнала первые такты. «Memory». Да, точно. Я благодарно улыбнулась Гидеону. Как мило с его стороны поддержать меня. Я глубоко вдохнула. В этой песне особенно важен первый звук. Если промазать, то можно уже не продолжать. Надо спеть «Midnight» кристально чисто и в то же время без напора.
Я была счастлива, потому что мой голос звучал как у Барбры Стрейзанд. «Not a sound from the pavement, has the moon lost her memory? She is smiling alone».
Посмотрите-ка – Гидеон играет ещё и на клавикордах! И совсем неплохо! О Боже, если бы я уже не была так сильно влюблена в него, то влюбилась бы прямо сейчас. Ему даже не надо было смотреть на клавиши, он смотрел только на меня. И он был какой-то удивлённый, словно он только что сделал поразительное открытие. Может, то, что у луны есть память?
– «All alone in the moonlight I can dream at the old days», – пела я только для него. В салоне была классная акустика, мне казалось, что я пою с микрофоном. Или дело было в том, что в зале стояла мёртвая тишина. «Let the memory live again». Это было намного лучше, чем в караоке. Это было действительно, действительно здорово. И даже если всё это было сном и в любую секунду мог войти отец Синтии и устроить грандиозный скандал – этот момент того стоил.
Разве можно в такое поверить?
Time ain't nothin but time. It's a verse with no rhyme,
and it all comes down to you.
Bon Jovi
11
Единственная проблема состояла в том, что песня была короткая. Я почти уже решила прибавить ещё одну строфу, но потом сообразила, что этим я только испорчу хорошее впечатление, и поэтому оставила всё как есть. С некоторым сожалением я пропела свои любимые строчки: «If you touch me, you'll understand what happiness is. Look, a new day has begun» – и ещё раз поняла, что песня написана не только про кошек. Может быть, дело было в пунше – и даже наверняка! – но гостям суареи наше исполнение понравилось не меньше итальянских арий. Во всяком случае, они аплодировали как сумасшедшие. Глядя на приближающуюся леди Бромптон, я наклонилась к Гидеону и с чувством сказала:
– Спасибо! Это было действительно очень мило с твоей стороны! И ты играешь так классно!
Он снова опустил лицо в ладони, словно не в силах поверить, что он это сделал.
Леди Бромптон меня обняла, а мистер Мерчант восторженно расцеловал меня в обе щеки, назвал сладкоголосым жаворонком и потребовал продолжения.
Я была в таком прекрасном настроении, что с радостью продолжила бы петь, но тут Гидеон очнулся, встал и схватил меня за запястье.
– Я уверен, что Эндрю Ллойд Уэббер был бы в восторге, узнай он, что его музыку оценили и здесь, но моей сестре необходимо отдохнуть. У неё до последней недели было сильное воспаление горла, поэтому она по указанию врача должна беречь голос – иначе он может пропасть.
– Ради Бога! – воскликнула леди Бромптон. – Почему Вы нам раньше не сказали? Бедная девочка!
Я довольно пропела вполголоса «I feel pretty» из «Вестсайдской истории».
– Я… В Вашем пунше действительно есть нечто особенное, – сказал Гидеон. – Я думаю, он заставляет человека забыть об осторожности.
– О да, он действительно такой, – сияя, ответила леди Бромптон. Понизив голос, она продолжила: – Вы только что раскрыли тайну моего гостеприимства. Весь Лондон завидует нашим удачным праздникам, все рвутся получить наше приглашение. Но мне понадобились годы, чтобы довести рецепт до совершенства, и я намереваюсь передать его только на смертном одре.
– Как жаль, – сказала я. – Но Вы правы – Ваша суарея намного прекраснее, чем я ожидала! Меня уверяли, что это будет скучная, чопорная…
– Её гувернантка несколько консервативна, – перебил меня Гидеон. – И можно сказать, что светская жизнь в Дербишире кажется слегка отсталой.
Леди Бромптон захихикала.
– О да, я в этом уверена! О, вот, наконец, и лорд Аластер! – Она поглядела в сторону двери, где лорд Бромптон приветствовал нового гостя. Это был мужчина примерно средних лет (точнее сказать было трудно из-за белоснежного парика), облачённый в сюртук, столь щедро украшенный блёстками и стразами, что он чуть не искрился. Сверкающий эффект усиливался фигурой стоявшего рядом мужчины в чёрном. Он был весь какой-то чёрный – в чёрном плаще, с чёрными волосами и оливковой кожей. А глаза его даже издали напоминали огромные чёрные дыры – как у Ракоци. Среди пёстрого, украшенного драгоценностями общества он казался чужеродным телом. – Я думала, Аластер нас сегодня уже не удостоит. Что было бы, думаю, не очень печально. Его присутствие как-то не способствует раскрепощённости и веселью. Я попытаюсь всучить ему стаканчик пунша и отправить в соседнюю комнату играть в карты…
– А мы попробуем поднять ему настроение нашим пением, – сказал мистер Мерчант, усаживаясь за клавикорды. – Вы окажете мне честь, леди Лавиния? «Cosi fan tutte»?
Гидеон положил мою ладонь на сгиб своего локтя и отвёл меня в сторонку.
– Сколько, чёрт побери, ты выпила?
– Пару бокалов, – ответила я. – Там, кроме алкоголя, определённо было что-то ещё. Может, абсент? Как в этом трагическом фильме с Николь Кидман. «Мулен Руж». – Я вздохнула. – «The greatest thing you'll ever learn is just to love and be loved in return». Могу поспорить, что ты это тоже сыграешь.
– Только для ясности: я ненавижу мюзиклы, – ответил Гидеон. – Как ты думаешь, ты продержишься ещё пару минут? Наконец появился лорд Аластер, мы с ним поздороваемся и можем уходить.
– Уже? Как жаль! – сказала я.
Гидеон, качая головой, посмотрел на меня.
– Похоже, что ты потеряла всякий счёт времени. Если бы я мог, я окунул бы твою голову в холодную воду.
К нам подошёл граф Сен Жермен.
– Это было… совершенно особенное выступление, – сказал он и, вздёрнув бровь, посмотрел на Гидеона.
– Прошу прощения, – вздохнул Гидеон и поглядел в сторону вновь прибывших. – По-моему, лорд Аластер слегка располнел.