Бросившись на постель, Нежин долго ворочался, пока не вспомнил о бутылке шампанского в тумбочке. Выпив два бокала, он вскоре забылся.
В тот же вечер, едва стемнело, в сад перед домом Нежина проник человек в темных брюках и темной рубахе, Простояв некоторое время за тополем и осмотревшись, он с ловкостью кошки влез на него. Оттуда он осторожно заглянул в открытое окно: Нежин сидел у яркой лампы с зеленым абажуром и что-то писал. Тянулось время.
Но вот Нежин поднялся из-за стола, сложил бумагу и потушил свет. Неизвестный долго еще прислушивался к шорохам в темной комнате. Но вот он осторожно спустился вниз и подошел к окну. Забросив тонкий шнур с крючком на подоконник, человек забрался на него.
Прежде чем спрыгнуть в кабинет, незнакомец надел перчатки из тончайшей резины и тщательно вытер подошвы резиновых туфель. Спустившись в комнату, он подошел к письменному столу и увидел бутылку. Затем, не обращая внимания на спящего, извлек из кармана металлический стержень, размером с карандаш, и начал выстукивать им ножки стола. Он ударял тихими, спаренными стуками, внимательно слушая тембр их, временами прикладывая к уху металлический раструб на конце стержня. Если место чем-нибудь привлекало внимание незнакомца, он производил повторное выстукивание.
Он хладнокровно искал тайники, упорно исследуя каждый квадратный сантиметр пола, выстукивая металл кровати, заглядывал под матрац, поднимал тумбочку.
Работу свою человек закончил лишь около трех часов утра. Осветив Нежина фонарем и убедившись, что он крепко спит, незнакомец спустился по шнуру со второго этажа, сорвав затем крюк ловким и сильным движением. Затерев платком следы под окном, человек исчез.
Одновременно с этими поисками, в другом конце города, на Деповской, 120, разыгралась драма, ставшая в последующие дни сенсацией Ясногорска. Еще не было часа ночи, а в коридоре шестого этажа Дома специалистов уже царила тишина. Внезапно возникший узкоплечий человек в серых брюках, ступая на носки, неслышно подошел к двери квартиры 67 и, провозившись несколько секунд у замка, открыл дверь. Очутившись в небольшой прихожей, человек надел резиновые перчатки и платком вытер ручку. Отперев следующую дверь, он прислушался. Из угла комнаты слышался легкий храп. Сквозь открытое окно доносилась музыка и редкие гудки автомобилей. В комнате было жарко и душно. Ее освещал только рассеянный свет из окон дома напротив.
Различив контуры спящего человека, ночной посетитель притаился у стены, затем, крадучись, двинулся к шифоньеру с одеждой. Он долго искал что-то среди костюмов. Затем, осмотрев пиджак и брюки, висевшие на стуле, двинулся прямо на безмятежно спавшего Чернова.
Чернов дышал глубоко и редко. Тень от рамы ложилась на него черным крестом, ясно различимым на фоне белой простыни. Незнакомец не спеша надел на себя легкий противогаз, извлек из кармана резиновый баллон, похожий на грушу пульверизатора из парикмахерской…
В это время Чернов шевельнулся и, пробормотав что-то во сне, перевернулся на другой бок.
Однако рука незнакомца уже нагнетала воздух в резиновый шар, и через пульверизатор шел ядовитый газ сладковато-жгучего запаха. Глотнув бесцветное облако, окутавшее его лицо, Чернов на долю секунды замер, затем судорожно, во всю силу легких глотнул еще и еще. Глаза его раскрылись, ноги конвульсивно подтянулись, рука упала с кровати и вывернулась ладонью наружу.
Не прошло и полминуты, как с Черновым все было кончено.
Перечень событий вечера и ночи 17 июля не будет полным, если забыть о том, что потрясло Головнина, когда он вернулся с работы. В этот день Головнин переступил порог своей квартиры в обычные 6.15 вечера. Приняв ледяной душ, он очистил ананас, выпил стакан сливок с сухарями и, как обычно, лег отдыхать. Ровно в 7.30 он опять пошел под душ, растерся полотенцем и достал из ящика ключ. Открыв дверь заветной комнаты, Головнин, как и всегда, присел на корточки, чтобы всмотреться в шелковинку, натянутую между косяками двери.
Вдруг он вскочил, словно ужаленный, и вскрикнул:
– Порвана нить! Порва-на! – и бросился в комнату.
25. Печать анонима
В 10 часов вечера предыдущего дня Язин без пиджака и галстука сидел в своем кабинете. 120 часов подряд он и сотрудники БОРа работали почти не отдыхая. Глассоскопия, просмотр писем от жителей города, тайные вылазки, изучение планов Главурана и соседних зданий, микроанализы, наружное наблюдение и телефотографирование, микросъемка и газометрические исследования – все это следовало одно за другим.
Язин сидел в своей любимой позе, – положив кулаки на бедра и выпрямив спину до боли в пояснице. Новая загадка не давала ему покоя с тех пор, как микродактилоскопист Гудин принес отпечатки резиновых перчаток, снятых с угрожающего письма Пургину. Чутье Язина говорило, что здесь неуловимая пока нить, которая может привести к разоблачению врага, скрывающегося в Сером замке.
Специальный анализ показал, что резиновые перчатки были отечественного производства – из хлоропренового бензоустойчивого каучука светло-серого цвета, толщиной не более трех сотых миллиметра. Следовательно, письмо написал не человек с мозолью.
Особенно занимали Язина сто точек-вмятин, которые запечатлелись на бумаге анонимного послания. Дактилоскопист установил, что точки оставлены правым указательным пальцем. При сильном увеличении каждая вмятина казалась легким булавочным уколом.
– С какой целью послано письмо Пургину? – спрашивал себя Язин вслух. – Враг полагает, что Пургин ему опасен. Однако в сейф Главурана мог проникнуть только большой мастер шпионажа. Такой не сочтет себе препятствием начальника главка. Скорее, он должен опасаться Ганина, Скопина. Их он, безусловно, знает от своего агента в Сером замке. Может быть, письмо послал себе сам Пургин? Если он замешан в похищении журнала, тогда эта угроза – доказательство его невиновности.
Погрузившись в размышления, Язин негромко стал насвистывать свой любимый мотив «Далеко, далеко, где кочуют туманы…».
– Или письмо прислал сообщник врага, находящийся в спецгруппе, измученный страхом? – продолжал Язин после молчания. – Положим, Тарантул заметил опасность, исходящую от Пургина. Тогда в столь демонстративном предупреждении могут быть три цели: выявить людей, которые станут посещать Пургина после поднятой в связи с анонимным письмом тревоги; заставить Пургина покинуть Главуран, точнее, свой кабинет, – при этих словах полковник сдвинул тонкие брови и задумался, – наконец, демонстративно убить Пургина, чтобы терроризировать людей, напавших на след.
Эта мысль также привлекла внимание Язина и, не меняя своей строгой позы, он опять сосредоточенно помолчал.
«Но что оставило эти мелкие точки на бумаге? – думал Язин. – Фабричные царапины? Брак на резине? Шероховатости пальцев?»
Дверь кабинета открылась, и появился секретарь:
– Товарищ полковник, Скопин из Главурана.
– Проходите, пожалуйста, – сказал Язин в диктофон.
Вошел Скопин, тяжело дыша, видимо, бегом поднявшись по лестнице. Его светлые волосы растрепались.
– Садитесь.
Скопин доложил очень кратко:
– На вахтерском столике первого этажа только что нашли второй голубой конверт. В нем те же семь слов, но аноним уже предупреждает, что жить Пургину осталось два дня. Вопреки логике две угрозы в день! – он протянул Язину металлическую коробку.
– Гудину для немедленного исследования! – приказал Язин, вызвав секретаря. – Что говорит вахтер?
– Растерян. Появление конверта на столе считает наваждением.
– Как реагировал Пургин?
– Взволнован. Выполняя вашу инструкцию, он лично письма не вскрывал. Но содержание угрозы ему сообщено.
– Повторите мой категорический приказ, – резко сказал Язин, – никому не вскрывать третьего письма! Ни вам, ни Ганину, никому в Главуране! Смерть может таиться в самом конверте, даже в одном прикосновении к нему!
– Пургин спрашивает, что ему делать?
– Пусть сейчас же едет за город. Приставьте к нему вооруженного человека. В кабинете Пургина пусть работает Ганин. Секретарю объявить: «Начальник занят, никого не принимает». На телефонные звонки пусть отвечает секретарь! Все должны думать, что Пургин в главке.
Скопин немедленно исчез.
Глядя ему вслед, Язин устало улыбнулся. Этот энергичный молодой капитан импонировал ему умом и дисциплиной. И уже во второй раз он подумал, что Скопина, пожалуй, можно было бы взять в БОР.
Язин возил с собой небольшую радиолу и набор любимых пластинок. Решая трудные задачи, он иногда бросал работу и слушал музыку. И сейчас он включил радиолу, чтобы немного отвлечься.
Полилась тягучая мелодичная песня об Индонезии.
Забыв о Главуране, письме и Пургине, Язин слушал дивную песню южной страны о лакированных вайях, о мириадах сверкающих капель дождя, о свете луны, баюкающем царство жемчужин…
Умолк необыкновенно чистый альт, зашипела иголка, а Язин все еще стоял растроганный, и его усталые глаза блестели.
Скоро он вернулся к прерванным размышлениям:
– Экспертиза говорит, что резина не может оставить на бумаге много следов такой формы. Тогда какова же причина следов? От пальцев анонима? Но что могло быть на его пальцах, чтобы дать сквозь резину столько мелких вмятин? Присыпка. Порошок на пальце. Какой порошок? Табак? Мука? Соль? Сахар? Перец? Но тогда письмо послано женщиной? Обе женщины вне подозрения. Но чем доказано, что Дорофеева – именно та Дорофеева, которая награждена Золотой Звездой? Разве инженер Некрасов – действительно Некрасов?
И Язин продиктовал секретарю запрос об идентификации Дорофеевой и Зариной.
БОР полагался только на непогрешимые документы органов безопасности.
– Зарина любит Нежина, но предупредила о странностях в его поведении и о китайской вазе.
Откинувшись на спинку дубового стула, Язин громко спросил:
– Все же, виноваты ли женщины?
– Видимо, нет! – ответил он сам себе, но не остановил запроса о Дорофеевой и Зариной, который уже бежал по проводам.