Два с лишним десятка лет Лайт с неизменным успехом служил в 12 странах и больше всего в Англии, Китае, Японии, а теперь – в СССР. За этот год Лайт убедился, что у русских большое и сложное сердце.
Лайт происходил из старинной аристократической семьи пуритан, бежавших из Англии еще в XVII веке. Из колледжа Святого Мартина он вынес хорошие манеры, уважение к дружбе, умение держать язык за зубами, играть в рэгби, плавать, драться на рапирах, разбираться в сорока породах собак, стрелять из охотничьих ружей всех калибров. Восемнадцатилетний Дэррик Лайт по решению отца, бригадного генерала, и по собственному влечению поступил в разведку. «Разведка – привилегия аристократов», – любил говорить его отец.
Службу Лайт начал в буцах солдата, испытав всю тягость армейской лямки. Первое задание отца-генерала было несложно, как веревочная петля: «Узнай психологию простого человека. Научись входить в его доверие».
И молодой Лайт хвалил грубые сорта вина и табака, сиплым голосом пел «Янки Дудл», лихо топал ногами, говорил сальности о толстых женщинах. Двенадцать месяцев задания № 1 сняли с его тела десять фунтов веса, вернув затем все девятнадцать и обогатив его драгоценным уменьем обращаться с людьми, которые, быть может, всю жизнь не поднимутся выше капрала.
Далее Лайт наемным рабочим убирал кукурузу, овес, пшеницу. Это задание он также выполнил на предельное число баллов – «десять». Потом шли мастерские, шахта, домна, кочегарная трансокеанского лайнера, поездка по Южной Америке, Азии, Африке, Европе. За пять лет Лайт прошел многие виды тяжелой работы с неизменной отметкой – «десять», что дало ему первое офицерское звание и значок большого орла на фуражку. Но за все время после выхода из армии он ни разу не надел военной формы. С двадцати трех лет Лайт в любых условиях и даже при недомогании, пользуясь особыми приемами запоминания, повторял фамилии людей, цифры кодов, методы тайнописи, тренировался в стрельбе, боксе, применении ядов. Языки он начал учить с четырех лет под наблюдением экспансивного француза, затем – краснощекого немца, далее – американизированного японца Сасаки и, наконец, – желтого Чуна из китайских кварталов Сан-Франциско.
Сейчас, окончив обычную серию своих упражнений, Лайт хотел уже двинуться к реке, чтобы зажечь ацетиленовые фонари бакенов, как вдруг тревожно остановился, резко повернув голову: его внимание привлек громкий свист, донесшийся откуда-то со стороны реки.
Несмотря на всю надежность нервов, Волков был захвачен врасплох. Быстрым шагом он вернулся в комнату и сел за стол.
28. Ночной гость
Свист был условным сигналом тревоги: он предупреждал о чрезвычайном ночном визите, который Волков разрешал своим людям лишь в случае большой опасности.
Быстро перебрав в памяти всех своих подчиненных в Ясногорске, Лайт, наконец, догадался, кто мог быть его неожиданным гостем. Лишь после этого он направился к лодке и, борясь с сильным течением, стал грести от бакена к бакену.
Вернувшись, Волков не спеша зажег керогаз, поставил на него щи и стал резать помидоры. Когда щи сварились, Волков подоил козу. Было совершенно темно, когда где-то у забора раздался сильный свист, напоминающий свист бурундука, но только более резкий и громкий. Большая овчарка Руслан бешено залаяла, бросаясь на калитку. Держа фонарь, Волков, ссутулившись, подошел к забору:
– Кого бог послал в такую темень? – условным паролем спросил он.
– Доброго человека, – паролем же ответил голос Будина.
И, придерживая Руслана за ошейник, Волков пропустил гостя в дом.
– Доброго житья, Иван Лукич! – начал Будин.
– Здоровьица вам, Николай Николаевич! – говорил Лайт, играя роль бакенщика и сверлящим взглядом окидывая высокого седоватого человека в костюме дачника-рыболова. Перед ним, несомненно, стоял Будин с его неподражаемой манерой держаться.
– Садитесь, гостем будете, – продолжал Волков, сутулый, широкий старик. – Вот все один, скучаю. Хорошо, что ко мне заехали, – и вдруг, не спуская неподвижных глаз с лица Будкна, резко спросил: – Зачем пришли?
И, выпрямив спину, расправив плечи, Лайт поднялся во весь рост, придав своей голове горделивую посадку. Теперь перед Будиным стоял невозмутимый, холодный полковник – человек сорока профессий, убийца многих десятков людей, кавалер Ордена Черной Волчицы, высшей награды разведчика в стране Лайта. Полковник читал тревогу и неуверенность в глазах своего помощника, видел по всему облику Будина, что тот утратил свое обычное бесстрашие.
– Иван Лукич, – начал Будин, – есть перебои…
– Садитесь, – пригласил шеф и подвинул табуретку. – Прошу повечерять со мной.
После ужина, за которым Будин выпил лишь козьего молока и съел чашку ягод с сахаром, разговор продолжался.
– Видите, шеф, только крайний случай привел меня к вам.
Это были слова, которые Будин тщательно обдумал.
– Как добрались сюда?
– Поездом до станции Граниты. Там переехал на лодке. «Рыбак я, – сказал ребятам. – На утренний клев собрался».
– Хвостов не тянулось?
– Проверял биноклем.
– Хорошо, – смягчился шеф, отмечая, что Будин не потерял присущей ему ловкости.
Ободренный Будин продолжал:
– Только чрезвычайная обстановка, а может быть, и нервы привели меня к вам.
Волков смотрел на Будина и понимал, что длительное жонглирование смертью в тылу русских и двухмесячная разведка в атомном центре натянула нервные волокна этого незаменимого для него человека.
– Господин Будин, – снова ободрил его Волков-Лайт, – вы сын славного капитана Углова! Ваш последний подвиг утончен и бесстрашен: трех людей в преисподнюю – и добыта вся дислокация. А чекисты ищут среди амнистированных!
Будин напряженно улыбнулся.
– Господин Углов, – мягко говорил Волков, – скоро, скоро вилла в Калифорнии – ваша. Сад, апельсиновые деревья, синие ели, пенсия военного министерства – ваши. – И, приняв торжественный тон, Лайт похлопал Будина по узкой руке: – Вы знаете, господин Углов, я держу свое слово, как Цезарь. И я говорю: «Прольются на вас щедроты наши, и легка будет жизнь ваша впереди». И еще я вам говорю: «Обойдем чекистов и на этот раз». – И Лайт дружески приказал: – А теперь расскажите, что привело вас сюда.
– Шеф, я буду краток. Поездка к инженеру Зуеву прошла благополучно. Прочие задания – также; встречи с Козловым – также; первая, вторая, третья встречи с Нежиным – благополучно. Но в последний раз Нежин был рассеян, плохо рассказывал, точнее говоря, «плохо консультировал», – выдавил из себя улыбку Будин. – К тому же Нежин спросил про расписки: «Я, кажется, что-то писал вам в прошлый раз. Покажите, пожалуйста».
– Расписки с вами?
– Здесь.
Будин достал металлический бумажник и протянул шефу три небольших розовых листка.
Не трогая расписок, Волков спросил, указывая глазами на бумажник:
– Заряжен?
– Соляной кислотой.
– Где храните?
– Не отыщут даже рентгеном.
– Читайте.
Выслушав, шеф одобрительно хмыкнул:
– Блестяще! Парень подписал добровольно или под вином?
– О доброй воле и речи нет.
– Абулин?
– Да.
Лицо Волкова стало серьезным.
– В наших руках теперь возможность давления. Прочитайте-ка еще одну расписку.
Будин взял розовый лист, поднес его ближе к свету и стал читать:
«Я – Нежин Вадим Александрович – настоящим расписываюсь в том, что 4 июля с. г. получил от гр. Будина Н.Н. 3000 (три тысячи) рублей за предоставление ему совершенно секретной информации о работе спецгруппы Главурана.
– Мальчика мы уломаем. Но трогать эти бумаги пока рано.
– Недавно он не пришел на консультацию. В другой раз отказался от денег. Пришлось удвоить цифру.
– Сколько?
– Три тысячи.
– Взял?
– Да.
– Золотых собачек – денег – не жалейте. Есть еще?
– Деньги пока есть. В последний раз он сказал, что консультации пора кончать. Я намекнул на расписки, Нежин испугался и вот тогда-то и попросил показать их. Кстати, у него новый тон: «их главк секретный, охрана строга, за консультации ему влетит от госбезопасности». Но скажу, что деньги ему нужны. – Тут Будин сделал паузу и затем сообщил главное, что привело его к Волкову: – За мной следят.
– Следят? – вскинулся шеф. – И вы едете сюда?
Будин проглотил слюну.
– Видно, Нежин или попался, или выдал себя, или донес. К тому же в Главуране тревога. Убит сотрудник. Главк шумит, как гнездо шершней.
– Кто убит? – стараясь быть равнодушным, спросил Волков и впился взглядом в блестевшие от молока губы Будина.
– Убит Чернов, сотрудник той же спецгруппы, где работает Нежин. Мотивы неизвестны. Подробности в этой статье, – и Будин вынул из рыбачьей корзины «Советский Ясногорск».
– Что сообщил «Второй»?
– Написал записку.
Ни один мускул не дрогнул на лице Лайта, когда он читал газету, а затем нацарапанное впопыхах донесение.
«В Главуране тревога. В группе тревога. Проверка пропусков стала строже. В главке появились незнакомые люди. На траурном собрании по случаю убийства Чернова майор Ганин из группы безопасности сказал: “Преступников ищут и непременно накажут. Тело в морге. О похоронах объявят”.
– Преступников… накажут, – едва слышно повторил Волков.
Будин заговорил опять:
– С капризами Нежина я еще не пошел бы сюда, но со слежкой – дело серьезно. Кажется, следят трое. Дежурят и ночью. Одного я заметил в саду через бинокль. На Купаевском заводе мой пропуск держали дольше обычного, видно, фотографировали.
– Как добрались сюда? – во второй раз за вечер спросил Волков.
– Из дому вышел как всегда. Через зеркальце заметил двоих. Зашел в ресторан. Там трюк с переодеванием. И хотя я остался один, все же со всего хода заскочил в грузовик. Улица позади была пуста. Затем слез и на такси добрался до Лазарево, там обратно в Ясногорск и на попутном грузовике – в Граниты.