Недружелюбие Зариной, с которой он только что виделся, вызов к майору Ганину, смутное воспоминание о подписанных у Будина бумагах – все это было связано между собой. И Нежину казалось, что над ним висит огромный камень, который вот-вот обрушится. Если сегодня он шел на встречу с Будиным, то только для того, чтобы решительно отказаться от дальнейших консультаций.
Усевшись на корме катера, Нежин спросил:
– Ваш?
– Товарищи по заводу одолжили, – и, заведя мотор, Будин дал полный газ. – Собираюсь уезжать. Хочу прокатиться с вами в последний разок.
Нежин не уловил скрытой угрозы в его словах.
Неожиданный отъезд кандидата наук был на руку Нежину, он решил не говорить об отказе от консультаций. Катер шел вниз по реке. Глядя на стремительно бегущие за винтом белые волны, Вадим инстинктивно забеспокоился. Ему захотелось вернуться.
Как бы угадывая его настроение, Будин с чувством проговорил:
– Как прекрасна река! Какой воздух! Куда лучше, чем у меня на даче под Москвой. И аромат трав, и горизонт, и речная свежесть! – Он достал бинокль и, вслух восхищаясь пейзажем, проверил, не следят ли за ними.
– Николай Николаевич, – робко попросил Нежин, – сегодня… я занят. Мы недолго, хорошо?
Будин сделал вид, что не слышит. Он вел катер на полной скорости.
Мягкие, теплые сумерки заметно сгустились. Где-то стучали лопасти парохода. Навстречу промчался запоздалый глиссер. На большой высоте с шипеньем пронесся реактивный самолет. Вдали на темном берегу мерцали светляки вечерних огней.
– Взгляни, Вадим, какова река! – говорил Будин. – Живешь здесь, а на катере, видно, ночью не ездил, – и он раскрыл коробку с мармеладом. – Угощайся! Померанцевый, из Москвы.
С этими словами Будин кинул в рот кусок мармелада. Взял мармелад и Нежин. Конечно, он не знал, что быстро опьянеет от подмешанного в сладости снадобья.
Мощный катер все еще мчался вниз по реке, поднимая носом две водяные завесы, будто вылитые из темного стекла. Когда ночь плотным пологом окутала все кругом, Будин круто повернул и взял курс на заимку Волкова.
– Все вверх да вверх, – улыбнулся он, в темноте умышленно сбивая с толку Нежина, у которого уже кружилась голова. – Проедемся немного и вниз.
Будин управлял катером легко и свободно, как первоклассный моторист. Он весело рассказывал, как красиво Подмосковье, хвалил Ясногорск, декламировал стихи.
Нежин пьяно молчал. Один раз он попытался было что-то сказать, но речь не сошла с его одеревеневших губ.
Катер летел прямым курсом на Верхний Камыш. Нежин, не понимая, что с ним происходит, тряс головой. Быстрое движение, приятный ветер постепенно выдували опьянение, но он не мог понять, где находится – на воде, в поле, на самолете?
Река стала более узкой. Течение усилилось. По берегам побежали темные скалы. Катер промчался в бухту, где из воды поднимались большие каменные бивни. Осторожно причалив к берегу и вытерев ноги о разостланную на пайолах тряпку, Будин спрыгнул на песок.
– Выходи, мой друг, – крикнул он Нежину. – Давай руку! – И взяв его за плечо, он заставил Нежина наступить на тряпку, пропитанную анольфом. – Мы, возможно, в последний раз вместе, – ласково говорил Будин тоном мясника, который манит быка под смертельный удар.
На небе ярко мерцали звезды. Темно-синий свод его дышал лаской и теплом. Нежин постепенно протрезвлялся от отравленного мармелада, походка его становилась тверже.
– Знаешь что, Вадим, – самым добродушным тоном предложил Будин, – давай завершим нашу прогулку ночным визитом, а? Здесь живет удивительный пасечник. Поздно, правда. Уже, наверно, спит старик, но зайдем к нему. Растолкаем пчеловода, попробуем меда – свежего, степного.
Не ожидая согласия Нежина, мычавшего что-то в ответ, Будин взял его под руку. Дойдя до кучи из трех камней, черневшей при неяркой луне, он условно засвистел бурундуком. Чтобы не насторожить Нежина, он тут же озорно воскликнул:
– Какая природа, Вадим! Охота бегать, дурачиться! – и засвистел еще громче, извещая Волкова, что жертва доставлена.
Когда до скал, высившихся впереди подобно островерхим готическим соборам, оставалось метров сто, Будин, как бы невзначай, бросил:
– Здесь, говорят, опасно.
Нежин бессознательно замедлил шаг и осмотрелся.
– Стой! – вдруг раздался окрик из темноты, и откуда-то сверху спрыгнул человек в надвинутой на глаза большой кепке.
Нежин вздрогнул.
– Стой здесь! – рявкнул бандит на Будина. – А ты, длинный, шпарь вперед! – И Нежин почувствовал у лопаток острие ножа.
Нападение, грубый окрик, нож испугали и в то же время окончательно протрезвили Нежина. Он дрожал, боясь оглянуться, чтобы узнать о судьбе Будина. Человек в кепке, не отнимая ножа, повел его в узкий проход между черных скал. Напрягая все силы только-только заработавшего ума, Нежин запоминал дорогу: «Старик-пасечник. Скалы. Вниз по реке. Редкий лес, узкая расселина».
Вскоре Нежину пришлось карабкаться круто вверх, затем нагнуться и войти в высокую гулкую пещеру. Большой керосиновый фонарь, какие носят железнодорожники при обходе пути, осветил каменное убежище, и Нежин увидел настил из досок и грубое кресло.
33. Ошибка Язина
20 июля Воропаев опять работал один. Стрелка часов подходила к двенадцати, но Нежин еще не приходил. Добродушный, не по возрасту седой Воропаев в душе считал, что такому таланту, как Нежин, конечно, можно делать исключения. Но участившиеся опоздания его друга, явное пренебрежение к порядкам больно задевали исполнительную душу Воропаева.
Нежин не пришел и к перерыву. А когда он не явился и к трем часам, Воропаев встревожился и пошел к Попову. Начальник спецгруппы немедленно позвонил Нежину на квартиру. Ему ответила сестра:
– А сегодня утром звонил Воропаев, сказал: «Вадим у нас». И вчера он звонил: «Не беспокойтесь о Вадиме. Он у меня на именинах».
Слова эти изумили Воропаева: он никому не звонил ни вчера, ни сегодня. Попов торопливо спустился к майору Ганину.
Съездив на квартиру Нежина, майор выяснил, что Вадим еще вчера ушел из дому, сказав, что вернется поздно. Первый телефонный звонок был около полуночи.
– Чертовщина! – выругался Ганин, досадуя, что в дни, когда дорога каждая секунда, он прозевал опоздание Нежина.
Пальцы его автоматически набрали телефон Язина.
– Товарищ полковник, сможете меня принять?
– Жду.
Выслушав майора, Язин коротко приказал:
– Начинайте выяснять обстоятельства исчезновения Нежина. Работайте открыто, демонстративно, шумно! – подчеркнул Язин. – Вызывайте людей, спрашивайте о Нежине. Если он объявится, немедленно везите его сюда.
Оставшись один, Язин всецело переключился на Нежина. Он задавал себе четыре вопроса: «Нежин запил? Убежал? Похищен? Убит?»
Исключив первое, полковник спросил сам себя: «Бежал или похищен?» По долгому опыту он знал, что чем прочнее уложились в памяти события и материалы, тем легче идет их анализ и обобщение. Поэтому Язин никогда не спешил с выводами. И сейчас, прочитав свои записи по донесению Ганина, он вышел из-за стола, прошелся несколько раз по кабинету и лишь после этого стал изучать положение.
Прежде всего он еще раз прочитал личное дело Нежина, где было собрано все, начиная с его аттестата зрелости и кончая отзывами о нем Пургина, людей охран-группы и официанта «Дарьяла» Маркова. Перед Язиным все яснее вставал противоречивый облик Нежина: «Красив, талантлив, умен, излишне доверчив. Тяготеет к вину, женщинам. Падок до денег, предан семье. Порывист, щедр, изобретателен. Робкого десятка».
«Приходил к Пургину, – размышлял далее Язин, – хотел в чем-то признаться. Говорил, что готов понести кару. Значит, хотел открыть тайну. Но с чем может быть связана эта тайна? С китайской вазой? С встречами с Будиным? Еще быть может с чем-то, пока неизвестным?»
И продолжая цепь рассуждений, Язин говорил уже вслух:
– Однако, решившись выдать Пургину свою тайну, Нежин все же не пошел на саморазоблачение. Испугался. Значит, трус, значит, может сбежать. Но почему бы Нежину бежать? Чтобы избежать наказания? Или же, если он шпион, то по приказу своего шефа? Но бегство из боязни суда противоречит здравому рассудку. Нежин знает, что не сможет скрыться от органов безопасности. Значит, похищение! – И Язин обдумал этот вариант. – Похищение могло иметь место по следующим причинам: наказание за невыполнение приказа, месть за измену, наконец, для личного опроса, чтобы собрать сведения, которых врагу недостает. – Но, может быть, убийство?
Версия убийства вырисовывалась теперь все рельефнее и четче. Возможно, враг пошел напролом, решив исчезнуть из Ясногорска или законсервироваться на долгое время. Отсюда следовал неприятный вывод: в ближайшие дни за Нежиным исчезнет и Будин. И Язин безжалостно спрашивал себя: как после предупреждения Зариной, Каткова, после записки Пургина о визите к нему Нежина он оставил Нежина в Главуране! И вот заподозренный исчез, быть может, убит!
И Язин признавал, что совершил промах, когда в горячке поисков оставил Нежина даже без наружного наблюдения.
Полковник встал, сделал круг по кабинету, достал термос с чаем. Выпив чашку, он положил на стол руки, на них свою большую голову и четверть часа отдыхал. Лишь после этого он принялся за дальнейший анализ, все более убеждаясь, что Нежин убит или на грани смерти. Должно быть, его увезли на Верхний Камыш.
Жуков принес два голубых листка от Ганина. Это была записка Зариной о том памятном дне, когда Нежин подарил ей китайскую вазу, а также о вчерашней их встрече в парке. Услышав об исчезновении Нежина, она слово в слово изложила разговор с ним и передала записи Ганину.
Читая простой рассказ, как Нежин просил ее руки, Язин обратил особое внимание на слова: «Нежин говорил, что без меня ему грозит опасность, может быть, гибель. И вот теперь он, конечно, убит!»
Эта мысль, подсказанная женской интуицией, совпадала с предположением Язина.