Генерал весь превратился в слух.
– С санкции прокурора Строгого и с помощью товарищей Рублева, Урмалюка и Каменского, а также руководителей интересующих нас учреждений мы осмотрели места хранения ценностей и бумаг в Главалмазе, НИАЛе и Рудоуправлении. Ничего, однако, обнаружено не было. Тогда мы стали интересоваться мелочами. – Язин достал из папки лист голубой бумаги. – Вот, например, что заявил Рублев: «Принимая из Спецчасти совершенно секретную геокарту месторождения алмазов номер одиннадцать, я обнаружил, что она была сложена иначе, чем я сложил ее при сдаче в хранение».
Этому обстоятельству Рублев не придал серьезного значения.
Начальник Главалмаза Каменский сообщил, что полугодовой отчет о работе главка, засекреченный на страховой волосок, при последующем чтении оказался без волоска. Каменский считает, что это случайность и что контрольный волосок, соединявший края двух обложек и незаметный для постороннего глаза, отсоединился случайно. Но качество волосков не таково, чтобы отпадать от защищаемых объектов.
Лицо генерала стало очень серьезным.
– Думаю, алмазам Сверкальска угрожает большая опасность. Необходима мобилизация всех наших сил, – продолжал Язин. – И хотя сказанное о секретных документах достоверно не более чем на половину, нельзя не считаться с каждым, даже самым незначительным фактом. – Здесь Язин сложил свою папку. – И все же враг допустил три ошибки, которыми мы должны немедленно воспользоваться. Его первая ошибка: подкинув нам чужую шляпу, он оставил нам примерное описание своей подлинной внешности. Его вторая ошибка – он дал нам в руки свой почерк и часть дактилолинии с большого пальца правой руки. Его третья ошибка – отравив Рогова, он указал, что НИАЛ его возможная база, – с этими словами Язин передал генералу собранные БОРом бумаги.
21. Загадка
Прошло несколько дней с тех пор, как Дьяков встретился с Лапиным у дверей его комнаты. Но машинист все не мог забыть глаз охранника, казалось, пронзивших его насквозь. Чтобы не вспугнуть сторожа, Дьяков сделал вид, что оставил его в покое. Он приобрел себе театральный бинокль и тщательно вымыл окна лебедочной; отныне место его работы должно стать обсерваторией наблюдения за Лапиным.
Сменный лебедчик Ганшин нравился Дьякову своим трудолюбием и молчаливостью, и он решил привлечь его к наблюдению. На следующий день, принимая от чернявого Ганшина пульт управления, Дьяков как бы невзначай спросил:
– Как думаешь, Волоха, кто бы мог порешить нашего инженера?
– Банда.
– И я полагаю, банда. А как думаешь, откуда стрелял человек?
– Снайпер.
– И это верно, – одобрительно согласился Дьяков. – А как полагаешь, наводка снайперу от нас?
Ганшин задумался.
– Сдается мне, – продолжал Дьяков, – наводка от нас. И человек у меня есть на примете.
– Лапин?
– Он самый! – воскликнул машинист, обрадовавшись совпадению своих выводов с мыслями помощника.
– Словом, Волоха, за Лапиным смотреть надо.
Ганшин понимающе кивнул.
– Скажем, увидел его, ну и гляди в оба. Я увидел – то же самое. И писульку вести надо – к чему подходил, что трогал, с кем говорил. А то прошел, и запамятовал все. По себе знаю.
Ганшин опять кивнул. И лишь сейчас Дьяков рассказал сменному лебедчику все, что заметил за подозрительным сторожем: как он с непостижимой быстротой оказался за его спиной в коридоре, как тайком осматривал тросы, машины, трансформатор, место, где убили Белова. Оставляя дежурство, Дьяков торжественно передал бинокль Ганшину:
– Если Лапин далеко, гляди сквозь стекла, – сказал он. – Чуть что, зови меня, – и машинист дружески ткнул союзника кулаком в грудь.
Из лебедочной Дьяков направился ко Второй шахте. После случая у дверей Дьяков не мог часто ходить в общежитие № 5, где сторож занимал комнату. Нужен был еще один помощник, который смотрел бы за Лапиным вечерами. Выбор машиниста пал на рабочего Бутова. Он жил в том же коридоре, что и Лапин, имел нрав общительный и располагающий к себе. Бутов любил поволочиться, всегда сидел без денег, нередко возвращался из города с синяками.
Поймав Бутова у парапета вокруг копей, Дьяков кивнул ему:
– Витей, здорово!
– Здравствуйте, – почтительно поклонился Бутов.
– Скажи, Витей, – без обиняков начал Дьяков, – чья работа убитый Белов?
– Империалисты, – не задумываясь, ответил Бутов и поправил упавшие на лоб волосы.
– А наводка империалистам от кого?
– Изнутри.
– Кто?
– Кабы знать.
– А если скажу, кто наводит, тогда что?
Бутов недоверчиво посмотрел на большое лицо Дьякова.
– Я б его во. – И рабочий грубыми мозолистыми руками сдавил горло воображаемого врага.
– Слушай, Витей, что я тебе расскажу, – и лебедчик повторил Бутову то же, что недавно говорил Ганшину.
Так родился союз трех. И теперь за хромым сторожем днем следил Дьяков и Ганшин, вечером Лапин попадал в орбиту внимания Бутова. Выяснилось, что через день сторож ездит в город, где на Сосновской, 30 у него жена. День за днем, час за часом Дьяков отмечал в тетради все действия Лапина в зоне копей. «Лапин дважды обходил склад взрывчатых веществ в километре от Амака», – было записано в тетради со слов молодого горняка. «Лапина особо интересует лебедочная, подъемные машины, промывочные механизмы, приемник кимберлита, дробильный цех, трансформатор и электропитание», – говорилось в дневнике далее. На отдельной странице машинист в деталях описывал привычки охранника: «Рано ложится, на стук в дверь не открывает. Лекций для рабочих не посещает, знакомств не водит. Не курит, в столовой сидит особняком».
«И почему б Лапину не отпереть дверь, если стучат?» – все чаще задумывался Дьяков и решил проверить, чем занят сторож ночами.
В тот же день около десяти вечера Дьяков, Ганшин и Бутов собрались у общежития № 5. Жужжали назойливые комары, пахли табачки. Было душно. По разработанному заранее плану Бутов сел у входа в коридор и стал незаметно караулить дверь Лапина. Открыв калитку в заборе, Ганшин и Дьяков вошли в сад позади дома и двинулись к окну охранника.
Хитрый сторож, однако, предвидел осаду и со стороны сада: земля у подоконника была взрыхлена и посыпана песком, так что на ней ясно отпечатывался даже самый незначительный след. «Страховая полоса, – подумал про себя Дьяков, – как на границе». Все же он и Ганшин ступили на песок. Машинист уже хотел забраться на подоконник, как вдруг из-за дерева выскользнула чья-то бесшумная тень. Это был Бутов. По уговору он должен был вызвать Лапина и пригласить его поиграть в карты.
– Стучал, стучал, – шепотом заговорил Бутов, – кожу с пальцев слупил. Не открывает.
– Ступай обратно, – распорядился Дьяков, – и карауль дверь! Чуть что, сигай сюда!
Бутов ушел, и лебедчик вновь стоял у окна. С помощью сильных рук Ганшина машинист уже начал было взбираться на подоконник, как вдруг в комнате сторожа загорелся свет. Оба рабочих едва успели выскочить из его яркого косого квадрата.
– Ведь дома сатана, – выругался Дьяков, – а открыть не хочет.
Внезапно свет погас. Все же Дьяков успел заметить, что несмотря на жару, форточка в окне наглухо закрыта. Ганшин видел, что его товарища по вылазке все больше охватывает азарт преследования, и он прошептал на ухо лебедчику:
– Переждать надо. Не то нарвемся.
Прошло полчаса, час. Где-то застрекотали ночные жуки; выпала роса. Дьяков решил, что пора действовать. Уже в третий раз за этот вечер он подошел к окну, с трудом забрался на узкий подоконник и заглянул внутрь комнаты поверх занавески. Глазам его предстала сплошная темнота. Постепенно, однако, глаза привыкли к мраку, и с помощью бинокля он увидел, что кровать сторожа пуста.
– В комнате ни души, – не удержался от восклицания Дьяков, почувствовав одновременно, что подпиравшие его снизу руки чуть дрогнули.
– Может, под кроватью? – тихо спросил Ганшин.
Но комната была совершенно пуста: ни за столом, ни на кровати, ни на стульях не было видно никого. И неожиданно для себя машинист постучал в окно:
– Вылезай, Лапин! Чего испугался. Тебя же зовут.
Но комната все так же молчала, и вдруг опять неожиданно вспыхнул свет. Пораженный Дьяков едва не свалился на Ганшина. Придя в себя, он решил идти напролом, и не спрыгнув на землю, еще громче постучал в стекло:
– Лапин, тебя зовут поиграть в карты!
В то же время он запоминал убранство небольшой комнатки сторожа: несмятое покрывало на кровати, голубая скатерть на столе, хлебница из желтой пластмассы. Прямо против окна у самой двери чернел выключатель, и лебедчик понимал, что свет зажегся без выключателя, каким-то не известным ему способом. Иначе бы он заметил сторожа, будь он даже быстрее стрижа. Не успел Дьяков закончить осмотр, как невидимая рука, не прикасаясь к выключателю, погасила свет. На этот раз лебедчик был настолько поражен, что медленно сполз с подоконника прямо на своего помощника. Придя в себя и быстро заровняв следы на песке, Дьяков кинулся к Бутову. Молодой рабочий сидел на крыльце и, напевая себе что-то под нос, стерег выход из коридора.
– Витей, – едва переводя дыхание, спросил его машинист, – не выходил?
– Не-е.
– И в комнате его уже нет!
Бутов недоверчиво посмотрел на бледное лицо Дьякова и свистнул.
До полуночи все трое порознь обходили клуб, сад, дорожки, общежитие и зону копей, но сторож бесследно исчез, хотя вахтер проходной и заверял, что ни Лапин, и ни кто другой в этот вечер не оставляли Амака.
22. Шерлок Холмс
Рано утром Дьяков, полный сомнений и тревоги, сев на автобус, отправился в Сверкальск к майору Демину. Из Управления госбезопасности он вернулся только после обеда. В конце рабочего дня, собрав у лебедочной Ганшина и Бутова, машинист рассказал им о своем визите в управление и о встрече с вежливым майором.
– «Передайте вашим товарищам, – пересказывал Дьяков слова офицера, – наше спасибо. Будьте бдительны всегда и везде. В этом наша сила».