Вымочив в ванночке бумаги ученого, человек слил реактив в пустую колбу, перекореженный огнем пепел теперь заметно посветлел и походил на комок смятой серой бумаги. Еще раз осмотрев его со всех сторон, химик перенес пепел в сушильный шкаф. Наиболее трудная часть работы началась, однако, после того, как пепел подсох. Теперь человек снял с лица респиратор, вытер со лба пот и с помощью двух игл принялся расправлять на куске белой фланели пепел – мягкий, как вата, и походивший на тонкую промокательную бумагу. Разворачивая сантиметр за сантиметром сожженные секреты Нилова, химик булавками прикреплял серую пленку к куску фанеры; затем он несколько раз окунул пепел в ванночку с густой белой жидкостью. В считанные секунды сгоревшая бумага приобрела светло-коричневый цвет и невидимые до сей поры буквы проявились; ясно различался твердый прямой подчерк Нилова, хорошо виднелась каждая точка и запятая. Огонь выжег из бумаги всю ее влагу, сдвинул поры, и буквы от этого резко уменьшились. Если сказочный Феникс, прилетавший в Египет раз в тысячу лет, сжигал себя, чтобы возродиться затем только в виде гусеницы, то химик в респираторе возрождал сожженные тайны в их целом и неизменном виде.
Окончив реакцию «Феникс», человек отодвинул в сторону тончайшую посуду и принялся фотографировать расправленные на булавках и еще влажные листы восстановленного пепла. Бережно перевернув пепел на обратную сторону, он тщательно снял и другую его часть. Несмотря на солнце, человек пользовался еще электронной вспышкой, после фотографирования химик спрятал реставрированный пепел между промокательными листами и поместил их в алюминиевые кассеты. Тяжелый труд был окончен, и человек, издав вздох облегчения, расслабленно откинулся на спинку стула.
Уже не в первый раз в органы безопасности шли предупреждения работников НИАЛа о красивой лаборантке. Вот и сегодня, стоя у окна, Язин читал новое письмо профорга Алмазного института:
«…К тому же Орлова И.И. неоднократно и беспричинно остается в лаборатории синтетических алмазов, – писал Сальников. – Днем она под любым предлогом посещает чужие кабинеты и лаборатории, спускается в подвальный этаж института, хотя к тому служебной надобности нет. Пользуясь своей эффектной внешностью, Орлова Н.Н. флиртует с тт. Ниловым, Баглаевым, Володиным.
Как профорг института, я часто слышу от людей нашего коллектива о странной заинтересованности бывшей лагерницы работой института по природным и искусственным алмазам…»
Вызвав своего заместителя, Язин коротко сказал:
– Надо задержать Орлову. От Сальникова уже два предупреждения. От Антонец и Шелкова, сотрудников института, по письму.
Жуков удивленно посмотрел на полковника.
– Послушайте, что пишет профорг:
«…Я как профсоюзный организатор Алмазного института АН СССР, опираясь на коллективное мнение, считаю, что пребывание Орловой Н.Н. в НИЛе противоречит правилам внутренней безопасности института».
Язин кончил читать и посмотрел на майора.
– Но на каком основании мы могли бы задержать Орлову? – спросил Жуков, и в его голосе послышалось сомнение.
Язин протянул заместителю синий пакет.
– Материалы здесь. Ознакомьтесь, пожалуйста.
– Не спугнет ли арест «Красную маску»?
– Исчезновение Светлова, несомненно, работа «маски». Значит, враг догадывается о поисках. Да и не пора ли нам, Юрий Ильич, перейти в наступление?
– Хорошо, – согласился Жуков. – Я прочитаю документы. По великому совпадению я тоже нес вам письмо о той же Орловой. Пишет сотрудник института Семишагова.
– Тем более необходимы срочные меры. Если вы согласитесь на этот шаг, то, быть может, сегодня же обратитесь к прокурору за ордером. Операция требует быстроты. Об аресте необходимо сообщить Сальникову, пусть он успокоит людей.
– Хорошо.
– Арест поручите Шубину. «Красная маска» должна думать, что дело ведет милиция.
Жуков в знак согласия наклонил голову и быстрым шагом вышел из кабинета.
40. Слово рентгена
Уже второй день моросил мелкий шелестящий дождь. Он лизал окна, иногда с порывом ветра врывался через форточку. Тусклый пепельный свет сгущал тени, и от этого лицо Язина казалось еще более усталым. Второй месяц к начальнику БОРа непрерывной цепью шли доклады, телеграммы, эксперт-данные, спецдонесения, вещественные доказательства, фотографии; напряжение поисков все возрастало, и Язин принимал баллистов, саперов, радистов, спускался за советами к генералу, посещал копи, НИАЛ, выезжал на операции.
Сегодня Язин был особенно утомлен, и Жуков, и Глебов, сидевшие за приставным столом, все не начинали доклада. Словно читая их мысли, полковник сказал:
– Приступайте, Юрий Ильич, все мы одинаково устали.
Жуков виновато улыбнулся и начал:
– По Светлову пока ничего нет. Как известно, Шапов, вернувшись из финотдела, куда его ложно вызвал женский голос, поисков Светлова не вел, полагая, что капитан в Управлении. Потеряно дорогое время. В день исчезновения Светлова в наружной проходной будке дежурил Пименов. Он показал, что работник финотдела выходил днем из зоны и больше не возвращался. Вахтер передал пропуск, сданный Светловым. Экспертиза показала, что пропуск подлинный.
– Допрашивался ли кочегар? – спросил Язин.
– Нет.
– Пусть Шубин допросит Зотова. Протокол немедленно мне.
Жуков записал приказ.
В доклад вступил Глебов. Его морщинистое лицо потемнело от бессонных ночей.
– По вашему распоряжению найденный Смирновым контейнер спущен обратно в колодец. Крышка наглухо заколочена, милиционер снят с поста. Прибита надпись: «Ядовитый газ! Смертельно». Верхние скобы и крышка покрыты желтым криптоколом.
– Хорошо, – одобрил Язин. – «Красная маска» должна думать, что мы верим в естественную смерть лейтенанта.
Глебов положил на стол три цветных фотографии.
– Только что присланы генералом. Шутнайф – стреляющий нож. Не этим ли оружием отсечена рука Горина?
Язин увидел на снимках большой складной нож в оправе из темно-коричневого дерева, с ручкой на одной стороне. Под расширенной тупой частью лезвия находилось три коротких дула для патронов.
– Нажатие курка – и нож вылетает с огромной силой. Патрон обычный, калибр – 7,62, длина гильзы – 32,8, беспульный.
– Психологическое оружие, – заметил Язин, осмотрев фотографии и прочитав техническую записку. – Очевидно, шутнайф есть и у Бэла.
– Многотиражка с Амака, – продолжал Глебов, – извлекая из папки небольшую пахнущую краской газету. – Про инженера Горина, – и капитан показал заметку, аккуратно обведенную красным карандашом.
– «Новая алмазная трубка», – прочитал заголовок Язин. – «Решением рабочих и инженерно-технических работников… новая кимберлитовая трубка, исключительно богатая алмазам, названа “Горин”, в честь открывшего ее геолога. В первые же дни трубка дала три крупных алмаза: “Якут” – цвета шампанского, вес – 84,2 карата; “Эдэр” – цвета прозрачной бирюзы – 77,5 карата; “Горин” – дымчато-желтого цвета – 69,8 карата…»
Язин был тронут заметкой.
– Не забыли Горина… – задушевным и совершенно неожиданным для начальника БОРа голосом проговорил он. – Газеты хорошо бы передать жене. Через Шубина.
– Только через Шубина, – поддержал Жуков.
– Бэл-филиппинский очень жесток, – быстро заговорил Язин. – Он сделает все, чтобы отыскать Рогова и Горину и добить их. Бэл всегда выполнял свои обещания. Не исключено, что он уже знает местонахождение Гориной и Рогова. Их надо перевести из «Сосен» в другое, более секретное место. Исполнение поручите Голубеву. Шубина ограничьте в визитах. Он может стать невольным наводчиком для «маски».
Глебов вышел, чтобы выполнить приказ.
– Под столом Рогова найдена лимонадная бутылка, – заговорил Жуков. – По словам Лисицына, кочегару лимонад приносил не то Курков, не то Пименов. Бутылка тщательно отмыта, ни единого отпечатка пальца и ни следа лимонада внутри. Не из нее ли Рогова отравили криптоцидом?
– Интересно, – проговорил только Язин и сделал запись.
– Портные НИАЛа Бородин и Строилов опрошены в вольной беседе. Есть новое по серебряной пряжке, – и майор передал Язину несколько страниц машинописного текста.
Полковник взял листы с несвойственной ему порывистостью.
– Отлично! – сказал он, прочитав запись. «Отлично» – было высшей похвалой в скупой гамме одобрений полковника БОРа.
Подозрения Язина подтвердились, и на мгновение с его лица сошла усталость, морщины у глаз разошлись. Вошел капитан Глебов.
– Голубев приступил к исполнению приказа, – доложил он и сел на прежнее место.
Жуков продолжал:
– Товарищ полковник, вас интересовала фамилия бригадмильца, который сообщил Воронову о детях…
– И тем помог нам найти пряжку, – оживился Язин.
– Это Дубовик, известный спортсмен, чемпион края по бегу.
– Дубовик, – медленно повторил Язин, запоминая фамилию.
– Перехожу к Орловой, – продолжал Жуков. – Сальников сообщил об ее аресте на профсоюзном собрании. Начальнику кадров НИАЛа за халатность в подборе людей объявлен строгий выговор. С Володиным, Баглаевым, Ниловым проведена беседа.
– Если речь идет об институте, – вмешался Глебов, – то и у меня есть кое-что. Выяснена фамилия женщины, из-за которой Корнилов не доехал до курорта. Это – Спехова, Вера Игнатьевна, двадцать шесть лет, бухгалтер Тюменского хлебозавода. Они познакомились в поезде. На допросе Спехова рассказала, что провела с Корниловым две недели на частной квартире под Алупкой. Вот фотографии обоих и протокол опроса.
Язин отодвинул в сторону снимок красивой чернобровой женщины и взглянул на начальника первой части. С фотографии на него смотрело длинное холеное лицо с тонким прямым носом, губами сердечком и с вьющимися волосами.
Немного помолчав, Язин с внезапной резкостью обратился к Жукову:
– Юрий Ильич, запишите в мой доклад: «БОР категорически против пребывания на секретном посту первой части Корнилова Сергея Васильевича, как человека морально неустойчивого».