О последствиях можно было не думать – ведь речь шла о чисто лабораторном эксперименте, то есть о чем-то вроде компьютерной игры. Крейг больше не распространял свою работу на большой мир. Разумеется, найдутся те, кто станет называть его детище «монстром Франкенштейна», и самому Винтеру не избежать попреков морально-этического характера. Но его творение никогда не выйдет за эти стены, а значит, реальной опасности развязать пандемию нет.
Крейгу потребовалось несколько часов на теоретическую разработку облика будущего монстра. В качестве нового универсального оружия супер-NcoLV должен был обладать несколькими обязательными атрибутами. Первое – гемагглютин от какого-нибудь относительно безобидного вируса инфлюенцы. Здесь вполне подойдет HAS. Но потом ген гемагглютина следует подвергнуть мутации… VN1203 – ученый уже опробовал ее на вирусе птичьего гриппа. Гемагглютин поможет NcoLV связываться с рецепторами дыхательных путей – свойство, на котором Синон особенно настаивал. Далее в ход пойдет вирус, поражающий нервные волокна, а именно вирус бешенства. Стопроцентный летальный исход, болезнь протекает бурно, все бывает кончено в течение сорока восьми часов. Обычно NcoLV распространяется с кровотоком. Соединившись с вирусом бешенства, он сможет использовать для этой цели и нервные волокна. Ничего подобного в природе до сих пор не наблюдалось. Новый NcoLV будет подобен взрывной волне, одновременно поражающей множество органов.
На этом все – Крейг отложил блокнот в сторону. Монстр готов – по крайней мере, в теории. А на практике еще предстоит масса работы. Винтер прищурился и перевел взгляд на экран. Система рентгеноскопии выдала трехмерное изображение нескольких единичных кристаллов цилиндрической формы. Это и был гемагглютин номер пять. Длина каждого кристалла составляла не более тринадцати нанометров. И тем не менее это был ключ, который открывал монстру дорогу к дыхательным рецепторам.
Гиллёга, Швеция
Ханна то злилась, то впадала в панику. Какого черта торчать ей в этой дурацкой хижине, посреди бушующей непогоды?! Куда запропастился Эрик? Где Йенс? От кого она, собственно, прячется и зачем? Почему бы просто не написать заявление в полицию, если ей угрожает опасность? В этом случае они сидели бы сейчас дома, на Банергатан. О чем только думал Эрик, когда решил последовать сумасбродному совету Йенса? И с чего это вдруг объявилась Рейчел?
Фру Сёдерквист размазала варенье из инжира по кусочку сыра. Пережевывая этот кусочек, она внимательно изучала женщину, сидящую по другую сторону стола. Та была маленькой и худой, на грани анорексии. Тоненькие запястья девочки-подростка. Но во взгляде – неумолимая решимость, и это придавало женщине неприступный вид. И нос у нее выглядел странно. Неужели был сломан? Да, Эрик как будто что-то рассказывал об этом…
На шее Папо висела простая цепочка с кулоном в виде звезды Давида – ее единственное украшение. Рейчел и в самом деле была очень маленькой – по крайней мере, на голову ниже Ханны. Интересно, как она собирается ее защищать?
Но она – агент «Моссада». Неужели ей и в самом деле приходилось убивать? Да нет, непохоже. Скорее всего, в «Моссаде» она что-то вроде администратора. Или же в операциях ей отводится роль приманки. Honey trap[27], кажется, так это называется в шпионских фильмах. Вот Эрик и увяз, как муха в меду… Ханна закусила нижнюю губу и потянула из пачки последнюю сигарету. Прикурив от свечи, она выпустила в деревянный потолок облачко голубого дыма. Женщина понимала, что ей не следует курить, но критическая ситуация, помимо всего прочего, была поводом расслабиться. Force majeure[28] – непреодолимая сила, отменяющая действительные в обычных ситуациях обязательства и соглашения. Истекшие сутки – череда непредвиденных событий. Если Ханна не будет курить, она впадет в истерию.
Рейчел предпочитает пить вино: она уже открыла вторую бутылку. И все время косится то на часы, то в сторону окна. Для агента она, пожалуй, слишком много нервничает. Папо сняла ботинки и чулки, насквозь промокшие после посещения туалета. Ханна посмотрела на ноги своей новой знакомой. На ногтях лежал темно-коричневый лак, а одна ступня с внешней стороны была покрыта шрамами, словно от глубоких царапин. Когда Папо закатала штанину, сразу над лодыжкой открылось что-то вроде татуировки. Ханна глубоко затянулась. Нет, все-таки безумие – сидеть с этой женщиной наедине в домике Йенса. Это Йенс, а не она, должен угощать Ханну вином. Или Эрик. Здесь место кому угодно, только не Рейчел. Она совсем не вписывается в эту картину.
Женщина по другую сторону стола взглянула на часы и заерзала на стуле. Сёдерквист выпустила еще одно облачко в потолок из сосновых бревен. Что, собственно, произошло между Рейчел и Эриком в Тель-Авиве? Вне всякого сомнения, она произвела на него глубокое впечатление. Да он этого и не скрывал. Но если конкретнее, что за чувства она в нем разбудила? Какие мысли внушила?
Рейчел поставила бокал на стол.
– Даже не верится, что мы когда-нибудь еще увидим солнечный свет.
Ханна кивнула:
– Жуткая непогода. Жаль, что совсем не видно звезд; они здесь, наверное, очень красивые.
– Я тоже люблю смотреть в звездное небо. Но его увидишь разве что в пустыне или далеко в море… В городе слишком грязный воздух.
Папо замолчала и снова отвернулась к окну. Ханне же вино ударило в голову. Она чувствовала, как тепло растекается по жилам. Почему «Моссад» прислал именно Рейчел? Может, она сама напросилась? Интересно, как долго ей пришлось умолять начальство дать ей это задание? Да и было ли вообще задание? Ханна вспомнила, как израильтянка посмотрела на Эрика, когда услышала, что он бредил во сне ее именем. Что означал этот взгляд? И что это за чушь насчет вживленного в его руку передатчика? Фру Сёдерквист затушила окурок в блюдце.
– Что ты думаешь о моем муже?
Рейчел ответила не сразу. Взгляд ее затуманился – похоже, тоже от вина.
– Он необычный, – сказала она. – Это мужчина, который… – Женщина долго подыскивала подходящее слово, а потом тряхнула головой. – Необычный, одним словом.
– Он говорит о тебе то же самое. Мне есть чего опасаться?
– Эрик тебя любит, – на этот раз Папо ответила не задумываясь. – Я видела его отчаяние, когда ты болела… Он рисковал жизнью ради тебя, не сомневаясь ни секунды. Ты понимаешь, о чем я? Много ли женщин может этим похвастать?
Разведчица замолчала, как будто хотела дать Ханне возможность обдумать сказанное. А может, она просто не знала, что говорить дальше. На мгновение фру Сёдерквист показалось, что последний вопрос Рейчел задала скорее самой себе. В ее зрачках дрожали язычки пламени. Папо отвернулась, и в этот момент Ханна поняла, что она сказала правду. Которая, помимо прочего, состояла в том, что Рейчел любит Эрика. Много ли женщин могут похвастать таким мужчиной, как Эрик? Вопрос все еще висел в воздухе. Весь облик Рейчел был выражением тоски по мужу Ханны.
Дождь все стучал в оконные стекла. Ханна смягчилась. Тайна, не дававшая ей покоя вот уже сутки, неожиданно всплыла у нее в мыслях. До сих пор она никому о ней не рассказывала, но носить ее в себе внезапно стало почти физически невыносимо.
Ханна подняла глаза на Рейчел и вдруг поняла, что должна открыться именно ей. Обе они женщины и обе еврейки. И, похоже, обе влюблены в одного мужчину. Возможно, по-разному, но тем не менее… Хотя кто сказал, что по-разному? С другой стороны, не все ли равно? Сёдерквист решилась и взяла новую знакомую за руку. Та повернула к ней удивленное лицо, и Ханна улыбнулась:
– Я хочу кое-что тебе рассказать – поклянись, что это останется между нами. Я могу на тебя положиться?
Рейчел так вытаращила глаза, что Ханна еле смогла удержаться от смеха.
– В этом нет ничего ужасного, успокойся. Но это должно остаться между нами, согласна?
Папо еще раз взглянула на часы и кивнула:
– Да.
Даларё, Швеция
– Я знаю, который час…
Эрик сжал руль. Ему стоило немалых усилий хотя бы голосом не выдавать своего волнения.
– Да, я вижу, какая погода… И именно поэтому прошу тебя помочь мне…
Последнюю фразу он повторял вот уже в третий раз. Похоже, его собеседник туго соображал или же просто очень устал.
– Я заплачу… Десять тысяч крон только за то, что ты выйдешь в море… Шведских крон, разумеется… – сказал Сёдерквист и, выслушав ответ, улыбнулся. – Даже не представляешь, как я рад… Я знаю, где лодочная станция, когда тебя там ждать?.. Кофе? – Эрик поморщился. – Безусловно, это хорошая идея, но нам нужно спешить… Можешь на этот раз обойтись без кофе? – Он тряхнул головой и мысленно выругался. – Ну, хорошо… Понимаю… Тогда нам лучше взять кофе с собой… Разумеется, я спущусь к причалу и буду ждать тебя там в машине… Спасибо, что согласился… До встречи.
Он завершил разговор и задумчиво посмотрел на дождь. Наконец-то лодка найдена! Более того – есть лодочник, который согласен доставить его на Гиллёгу, несмотря на бурю. Но капитана придется ждать не меньше сорока минут. Похоже, от кофе он все-таки не откажется.
Гиллёга, Швеция
С чего это Ханне вздумалось делиться с этой женщиной своими секретами? Они знали друг друга всего несколько часов. И все это время Рейчел как будто была чем-то обеспокоена и все металась из угла в угол, будучи не в силах усидеть на месте.
Сёдерквист открыла шкаф и обнаружила там коллекцию CD. Усевшись по-турецки на ковер перед зеленой кафельной печью, она принялась перебирать диски, время от времени отпуская комментарии. Папо не слушала ее, погруженная в свои мысли. Сомнения – вот что особенно вредило ее работе. Для агента мир делится на две части: черную и белую. Есть враги и друзья, добро и зло. Когда эти цвета начинают смешиваться, в голову лезут ненужные мысли.
Тара не умела лгать и манипулировать людьми. Она была вся как на ладони. Но Рейчел не могла жить без лжи. И все же, несмотря на это – а может, именно благодаря этому, – для нее было так важно уметь отличать иллюзию от действительности. А сейчас все смешалось, и в разведчице час от часу крепло чувство, что она обманывает саму себя.