Дондас с Лассюссом переглянулись. Затем одновременно утвердительно кивнули.
– Я ценю помощь ваших королей! – довольно улыбнулся султан. – Совсем скоро мы соберем на Дунае огромную армию, и тогда московитам не поздоровится!
Британский линейный корабль «Агамемнон», 1852 год.
Уже на следующий день в Черное море вышел на рекогносцировку турецкий пароход с несколькими десятками английских и французских офицеров.
Не сидели сложа руки и черноморцы. В сентябре Черноморским флотом была поставлена важная задача по усилению Кавказской армии. Предстояло срочно перевезти 13-ю пехотную дивизию из Крыма на кавказское побережье. В виду важности вопроса, им занимался лично император. Такой массовой перевозки за один раз флот еще никогда не выполнял.
Пехотная дивизия – это огромное хозяйство: – четыре полка и две батареи – шестнадцать с половиной тысяч человек, тысяча лошадей, обоз, госпитали, месячный запас продовольствия и более двух тысяч четвертей овса. Перевозку осложняло ожидание ежедневного разрыва с Турцией, штормовое во время осеннего равноденствия море и сложный для высадки крутой кавказский берег.
Выполнение этого ответственного задания Меншиков возложил лично на Корнилова и Нахимова. И те не подвели.
– Эту перевозку считаю репетицией десанта на Босфор! – объявил командирам Корнилов. – Наши козыри скрытность и быстрота! турки должны узнать о перевозке, когда дивизия будет уже на Кавказе.
Для удобства командования Черноморский флот он переформировал в три эскадры. Первую, куда вошли сильнейшие линкоры, возглавил Нахимов, младшим флагманом при нем контр-адмирал Панфилов. Вторую – транспортную возглавил контр-адмирал Вульф, а третью из старых линкоров контр-адмирал Новосильский. Непосредственное руководство перевозкой было возложено на Нахимова. Сам Корнилов намеревался на любимом им пароходо-фрегате «Владимир» прибыть в Сухум-Кале и уже оттуда руководить выгрузкой войск.
Так как транспортов для подъема целой дивизии не хватало, решено было грузить войска и на боевые корабли. Приняли второй комплект барказов. На 120-пушечные линкоры помещали по полторы тысячи человек, а на 84- пушечные – по тысячи. Лошадей и припасы грузили на транспорты. Вся погрузка была окончена в трое суток. Вечером 16 сентября 12 линейных кораблей, 2 фрегата, 2 корвета, 7 пароходов и 11 транспортов под флагом вицеадмирала Нахимова уже вытянулись в открытое море. Однако сразу же начать движение помешал свежий противный зюйд-вест. С рассветом следующего дня небо, однако, очистилось, и ветер переменился на попутный нордовый. По сигналу с "Великого князя Константина" эскадра немедленно снялась с якоря и двинулась в сторону Кавказа.
Едва качнуло, в трюмах начало твориться нечто невообразимое. Сбившись в кучки, солдаты молились, матерились и блевали. Офицеры армейские были немногим лучше.
– Мы им, как дорогим гостям кают-компанию в коврах предоставили, а они ковры наши блевотиной да желчью залили! – с недовольством говорил на шканцах «Ростислава» мичман Коля Колокольцев своему дружку мичману Сашке Житкову.
– Да будет тебе! Им бедолагам сейчас небо с овчинку! Забыл, как сам царя морского приветствовал на практике кадетской? – приструнил его дружок. – Мы б с тобой на кручах кавказских тоже не лучше смотрелись!
– Да это я не со зла, а так к слову пришлось! – замялся Колокольцев. – Ладно, пойду, скажу, чтобы вестовые им воблы соленой пожевать дали!
Для удобства передвижения Нахимов разделил эскадру на два отряда. Один составляли боевые корабли, а второй транспорты в сопровождении пароходов. Современник писал: «Около полудня ветер начал стихать, хотя размашистая бортовая качка продолжалась целый день, а к вечеру отряд пароходов, буксировавших транспорты, ушел совсем из виду, отставших по маловетрию кораблей». Поначалу хотели высаживать десант в Сухум-Кале, но порт был крайне неудобен для больших кораблей. Поэтому, решено было лошадей высадить с транспортов в Сухум-Кале, а людей и тяжести у Редут- Кале, имевшего прямую дорогу на Тифлис.
В час пополудни 19 сентября пароходо-фрегат "Владимир", тянувший на буксире транспорт «Рион» первым бросил я корь на сухумском рейде и приступил к выгрузке лошадей. Вслед за ним подходившие пароходы так же сразу начинали выгрузку. К утру 21 сентября все лошади, и обоз были уже на берегу.
Солдаты, спрыгивая с барказов на берег, целовали песок:
– Эх, землица родимая, на тебе и помирать не страшно, не то что на хлябях треклятых!
Между тем, задержанный маловетрием корабельный флот находился в море до 23 сентября, пока не добрался до Анакрии. В течение нескольких часов все люди были высажены на берег при полном штиле. «Жители окрестных мест, – записал в своем дневнике один из участников высадки, – говорят, что не запомнят такой погоды на открытом рейде Анакрии, и одни с ужасом, а другие с самодовольством смотрели на этот огромный флот, гордо приближавшийся к берегам в такое бурное время года, сам Аллах помогает русским, говорили озлобленные черкесы".
5 октября весь Черноморский флот был уже снова на Севастопольском рейде. Докладывая Николаю Первому об итогах перевозки Меншиков был справедлив, отметив как Корнилова, так и «примерную настойчивую исполнительность командовавшего флотом в сей экспедиции вице-адмирала Нахимова».
Черноморский флот показал, на что он способен. Даже сегодня переброска 13й дивизии можно считать классической. Николай Первый остался произведенным действом очень доволен. "С великою радостью узнал я о благоприятном прибытии на Кавказ 13-й дивизии", – писал он Воронцову и наградил Нахимова Владимирским крестом.
Прибытию на Кавказ полнокровной дивизии император придавал значение стратегическое! "Теперь, кажется, могу я надеяться, что не только тебе даны достаточные способы оборонять край от вторжения турок, но даже к наступательным действиям… – сообщал он наместнику в другом письме. – Тебе уже должно быть известно через князя Меншикова, кажется, но, будто, намерены напасть на тебя, и тут милости просим, будет, чем принять и препроводить с подобающей честью".
Министерство иностранных дел в эти дни, во всем том, что касалось действий Черноморского флота, было предельно осторожно. Это объяснялось тревожными донесениями посла барона Бруннова из Лондона о нервности, с которой руководитель английской политики в Константинополе лорд Стратфорд относился ко всем действиям Черноморского флота.
«Я очень рад, – ответил лорд Абердин барону Бруннову на сообщение последнего о благополучном окончании перевозки 13-й дивизии на Кавказ, – что эта операция окончилась до входа эскадр в Мраморное море. Если бы в Константинополе узнали, что ваш флот вышел в море с целым корпусом десанта, то могли бы подумать, что он имеет назначением Варну, Трапезунд, Батум, и Бог знает, чем все это могло бы кончиться».
Тогда же в Лондоне барону Бруннову было категорически заявлено, что если наши нападут на турок, то союзный флот немедленно войдет в Черное море. Получив это сообщение, Николай Первый велел на турок не нападать! Меншиков сразу же передал соответствующее письмо главному командиру Черноморского флота, мирно сидевшему в Николаеве в кругу домашних.
Когда-то Мориц-Антон-Август фон Берх из эстляндского дома Кандель был неплохим моряком. Лейтенантом совершил кругосветное плавание, воспитывал штурманов отечественного флота и сам слыл первостатейным гидрографом. Именно Берх первым начал строить маяки на Черном море. Но все это было уже, увы, в прошлом. Ныне Маврикий Борисович (так он любил себя величать) разменял семьдесят седьмой год и многое из того, что происходило вокруг него, понимал с трудом.
«Бессарабия» (Пароходофрега)
Последние месяцы Берх мучился болями в пояснице, а к осени начало крутить и ноги. Вот и сейчас он диктовал приказ, опустив ноющие ступни в лохань с горячим травяным отваром. Когда вода немного остывала, матрос-денщик подливал кипяток из чайника. Диктуя письмо, Берх от себя ничего не прибавлял, передавая лишь меншиковские пожелания. Боль в ногах понемногу отступила и теперь старик блаженствовал. Приказ его Нахимову гласил: «Ваше превосходительство отряжаетесь с эскадрою из кораблей «Ягудиил», «Храбрый», «Чесма», «Императрица Мария», фрегатов «Коварна», «Кулевчи» и «Кагул», бригов «Эней» и Язон» и пароходо-фрегата «Бессарабия» в крейсерство между Анатолией и Крымом, держась по возможности на меридиане Тарханкута и параллели 43 градуса. Один фрегат и бриг по очереди надлежит содержать на Севастопольском рейде, как для отдыха этих судов, крейсирующих с начала лета, так и для сообщения с портами.
Пароходо-фрегат «Бессарабия» дождется окончательной инструкции вашему превосходительству и, когда доставит оную, поступит в состав эскадры для употребления по вашему усмотрению.
Цель посылки эскадры та же, что и прежде бывших крейсеров, дабы при ожидаемом разрыве иметь морские силы у берегов Турции и, особенно на сообщении Константинополя с анатолийскими прибрежными городами, и потому до получения новых инструкций не надлежит считаться в войне».
Адъютант подал написанную бумагу и Берх размашисто ее подписал. Затем всунул ноги в тапки и подошел к окну, посмотрел, как в саду весело бегали маленькие внуки.
– Эх, годы, годы! Только б ночью вновь поясницу не скрутило. Да еще эти несносные турки! Вот уж как все сразу навалилось!
Запахнув халат, старик твердо решил более никаких дел не делать, и, шаркая ногами, отправился в спальню додремывать.
9 октября Николай Первый в письме к князю Меншикову затронул вопрос о роли Черноморского флота в начинающейся войне. Упомянув о том, что объявление Турцией войны не заставит его изменить оборонительного плана на Дунае, который он решил не переходить даже в случае победы над турками на левом берегу реки, выражал намерение действовать на Кавказе наступательно и в случае нападения турок на наши пределы разбить их, а потом овладеть Карсом, Ардаганом, а может быть, и Баязетом. Далее император вновь спрашивал князя Меншикова о тех предприятиях, которые можно было бы возложить на Черноморский флот, и со своей стороны обрисовывал положение, в котором этот флот находился.