– Штормуем на траверзе Синопы! – доложился мичман Миша Усов.
– А что вы знаете про эту самую Синопу? – сощурил глаз вице-адмирал. – Ну, кто смелый?
Смелых не нашлось. Мичманы, опустив головы, усиленно мешали сахар в стаканах с чаем.
– Ну-с – повторил командующий.
– Синопский порт древний. Еще за две тысячи лет назад был столицей царства Понтийского! – подал голос известный книгочей мичман Ваня Манто. Нахимов усмехнулся.
– Мудрствования исторические достойны уважения. Но сейчас анналы исторические ни к чему-с! Лучше еще раз посмотреть лоцию, где фарватеры и глубины указаны. Да и то, что порт сей защищен шестью батареями от восьми до шести пушек каждая, знать надобно-с!
Мичманы пристыжено опускали глаза. Стаканы в серебряных подстаканниках в такт качке ездили по столу, норовя вот-вот опрокинуться. За окном салона ревел ветер, обдавая стекла водяной пылью. Занудно скрипел на волне корабельный корпус.
Сразу же по выходу из Севастополя эскадра была изготовлена к бою. Холостыми выстрелами проверили стволы, в ящики около пушек разложили пороховые картузы, подготовили ударные трубки, ружейные патроны, абордажное оружие. Выставленные на салингах часовые были обязаны немедленно извещать вахтенных начальников о всяком показавшемся на горизонте судне. В полной боевой
Через несколько дней к Нахимову должны были прибыть еще четыре судна, назначенные в крейсерство: фрегат «Коварна» и бриг «Эней», ранее крейсировавшие у Босфора, а также пароход «Бессарабия», ожидавший в Севастополе окончательных инструкций для Нахимова. Еще чуть погодя должен был подойти и фрегат «Кулевчи», оставленный в главной базе для небольшой передышки команде.
Едва Нахимов во исполнение приказа вышел в новое крейсирование, как его уже догнала «Бессарабия». С парохода передали на флагманскую «Императрицу Марию» письмо Корнилова. Начальник штаба флота предлагал распространить крейсирование ближе турецкому берегу между Амастро и мысом Кемпе, чтобы тем самым перерезать сообщение Константинополя с Батумом. Относительно начала боевых действий Нахимову было велено не начинать оных до получения на сей счет особых указаний, а если палить, то только вследствие неприязненных действий со стороны турок.
– Ну что ж, похоже, мы медленно, но верно вступаем-с в войну! – поделился мыслями со своим адъютантом Остено вице-адмирал. – Пришла пора взбодрить и команды. Пиши приказ!
«В дополнение к копии с предписания ко мне, объявленной мною командирам, я нахожу нужным предложить им… зарядить все орудия ядрами за исключением некоторых в опер-деке для сигналов; при ученьях орудия непременно разряжать; к ночи или даже днем, в туманное время, после ученья непременно зарядить; разложить в ящики, развешанные по бортам между орудиями, по два боевых картуза с порохом, за исключением лазаретов и около камбуза, и за ними артиллерийским офицерам иметь самых бдительный надзор. Ударные трубки разложить по лядункам, столько, сколько может понадобиться для дела. Ружейные патроны иметь под рукой, так, чтобы по тревоге легко было их раздать стрелковой и абордажной партиям, абордажное оружие иметь отпущенным и в совершеннейшей готовности. Держать постоянно часовых на салингах, и обо всяком показавшемся судне немедленно извещать адмирала.
При встрече с турецким военным судном, первый неприязненный выстрел должен быть со стороны турок, но, то судно или суда, которые на это покусятся, должны быть немедленно уничтожены.
В заключении я должен сказать, что, имея таковой отряд под командой, мне ничего не остается более желать, как скорейшего разрыва со стороны России и Турции, и, тогда я убежден, что каждый из нас исполнит свое дело».
Погода вот уже несколько дней не баловала наших моряков. Отправив крейсировавшие в море фрегат «Коварна» с бригом «Эней» пополнять припасы в Севастополь, он велел командирам кораблей готовиться к долгой штормовке. Зарифив паруса, корабли грузно качались на пенных волнах: «Ягудиил» и «Чесма», Храбрый» и флагманская «Мария». Для разведки при эскадре фрегат «Кагул», а для посылок бриг «Язон». Мимо эскадры шныряли почтовые и торговые суда турок. Им препятствия не чинили. Порой какая- нибудь лайба подходила поближе, с нее явно наблюдали за эскадрой. Наши не препятствовали и этому. Пусть смотрят, может прыти поубавится! Если ранее капудан-паше было разрешено нападать на слабые русские силы, а к отправке в Батум готовили сразу три пароходо-фрегата с крепостной артиллерией. Появление Нахимова между мысом Кемпе и портом Амастро сразу пыл османов остудило. Турки затаились в ожидании, когда же русские уберутся на зимовку. Но время шло, а Нахимов все торчал и торчал в штормовом осеннем море.
Шторма, как известно, выматывают не только физически. Но более всего Нахимова волновало, как перехватить турецкую эскадру в такой шторм. Когда сквозь пелену дождя едва виден свой ближайший мателот. Вся надежда была только на то, что турки в такое ненастье носа из своих портов не высунут. Нелюбовь османов к штормовой погоде известна всем давно.
В свободное от вахт и корабельных работ время офицеры обычно собирались в кают-компании. В ходу там были и шахматы, и шашки, но в большинстве своем сердца морского офицерства были навеки отданы любимому триктраку. Игроки с ожесточением метали видавшие виды зары (кости), двигая по пунктам резной доски шашки, при этом каждый старался как можно быстрее пройти поле и вывести свои шашки «за борт». На каждом корабле имелись свои признанные мастера этой древней восточной игры. Когда они садились за доску, вокруг неизменно собирались настоящие ценители. Восторг зрителей вызывало, когда победитель выигрывал не просто так, а с «марсами», еще больше ценился так называемый «кокс», выигрыш с «домашними марсами». При этом практически на каждом судне Черноморского флота играли свой вариант трик-трака. Если на линейных кораблях в ходу больше был классический трик-трак, то на фрегатах и корветах рубились в более бесшабашный «бешенный гюльбар». Особым же шиком считалось называть выпавшие комбинации костей исключительно по-персидски. Так полный дубль в шесть-шесть именовался «ду-шеш», дубль в пять-пять – «ду-беш», а сочетание в шесть-пять – «шеш-беш». Вообще же трик-трак почитался на Черноморском флоте не просто настольной игрой, а некой философской системой. Многие командиры, сами, будучи мастерами этой игры, настойчиво приучали своих офицеров к метанию костей, полагая, что трик-трак способствует резвости ума.
Пока большинство резалось в любимый трик-трак, любители прекрасного пели под гитару лирические романсы:
К тебе котора заложила на сердце строп любви прямой,
И грот-нот-тали прицепила, к тебе дух принайтован мой!
Под фоком, гротом, марселями, все лисели поставив вдруг,
На фордевинд под брамселями к тебе летит мой страстный дух!
Матросы в нечастые минуты, когда не было корабельных работ, а шторм немного стихал, любили поплясать от души, при этом обычно плясали перепляс. В круг хлопающих в ладоши матросов вылетал плясун и начинал выписывать ногами кренделя, пускаясь вприсядку. В ответ выскакивал другой. Часто переплясы выражались в настоящее соревнование между вахтами, мачтами и батарейными палубами.
Из воспоминаний современника: «После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда: «Свистать песенников наверх!» И начинается веселье. Особенно я помню, как это странно поразило меня в одно воскресенье. Холодный туман покрывал небо и море, шел мелкий дождь. В такую погоду хочется уйти в себя, сосредоточиться, а матросы пели и плясали. Но они странно плясали: усиленные движения ясно разногласили с этою сосредоточенностью. Пляшущие были молчаливы, выражения лиц хранили важность, даже угрюмость, но тем, кажется, они усерднее работали ногами. Зрители вокруг, с тою же угрюмою важностью, пристально смотрели на них. Пляска имела вид напряженного труда. Плясали, кажется, лишь по сознанию, что сегодня праздник, следовательно, надо веселиться. Но если б отменили удовольствие, они были бы недовольны».
Вечером перед самым отбоем свободные от вахты матросы собирались обычно подле фок-мачты, где было определено место для курения и разговоров. Травили они там флотские байки, пели. При этом особой популярностью пользовались песни, высмеивающие солдат и показывающие матросское превосходство:
В Ахтиаре на горе стоят девки на дворе.
На дворе девки стоят, в море Черное глядят,
В море Черное глядят, меж собою говорят:
«Скоро ль корабли придут, матросиков привезут?
Матросиков привезут, тоску нашу разнесут!
Нам наскучили солдаты, с виду хоть они и хваты,
Да маленько простоваты! А матросик как придет,
На все средства он найдет. И в трактир нас поведет!
К концу октября на эскадре Нахимова заметили, что в море все чаще стали появляться турецкие суда. Видя, что русские, по-прежнему, не предпринимают боевых действий, турки становились все более наглыми.
Появление «Бессарабии» на эскадре встретили с надеждой, а вдруг хорошие новости. Но новости были не важными.
– А, черт! – только и буркнул себе под нос Нахимов, бумагу прочитавши. – Опять нам руки повязали!
25 октября вдалеке был обнаружен турецкий пароход, который хотел было проскочить мимо эскадры, не поднимая флага. Но на «Императрице Марии» взвился сигнал: «Опросить идущий пароход и заставить его поднять национальный флаг». Фрегат «Кагул» и пароход «Бессарабия» пошли на сближение с турецким пароходом, который стал быстро удаляться. Не вытерпев, командир «Бессарабии» сделал два холостых выстрела, но и это не подействовало. Тогда, вопреки инструкциям, с «Бессарабии» пустили по убегавшему судну пять ядер из бомбической пушки, и только после этого турецкий пароход выполнил требование Нахимова и поднял свой флаг. Турок был допрошен, но отпущен, так как война все еще не была официально объявлена.