Нахимов еще не знал, что как раз в это время на Дунае уже прогремели первые выстрелы начинающейся войны. Мы же пока надолго расстанемся с эскадрой Нахимова, оставляя ее среди штормовых черноморских волн.
Вторая главаРусские флаги над Дунаем
Именно в эти дни, воодушевляемый, стоящим в Босфоре союзным флотом, Абдул-Меджид, пугаясь собственной смелости, решил объявить войну России, если та в течение четырнадцати дней не очистит дунайских княжеств. Еще несколько дней спустя был обнародован манифест о священной войне- газавате против России. 21 сентября князь Горчаков получил письмо от главнокомандующего турецкой армией Омера-паши письмо с ультиматумом в течение двух недель покинуть Молдавию и Валахию, грозя в противном случае военными действиями. К этому времени Омер-паша уже значительно укрепил придунайские крепости, уже собрал под началом 60 тысяч воинов и войска к нему все прибывали.
Одновременно Горчаков получил и письмо из Вены от нашего посла, в котором тот сообщал, что Омер-паше послан приказ не переправляться через Дунай. После некоторых раздумий, Горчаков ответил своему визави, что не имеет полномочий рассуждать о мире и войне, в том числе и об очищении княжеств.
Портрет князя М. Д. Горчакова. Художник Е. И. Ботман
Горчаков весьма волновался в Бухаресте относительно той роли, которая будет возложена на наш флот. «Что меня более всего интересует, – писал он военному министру, – это узнать, какие повеления даст Его Величество нашему флоту; было бы очень желательно, чтобы он крейсировал у устья Дуная и мешал бы проходу в эту реку через Георгиевский рукав турецких вооруженных судов». Что ж, так бывало всегда. Когда пахло жаренным, во флоте сразу начинали нуждались все, и политики, и армия.
Нападения турок можно было ждать в любую минуту. «Князь Горчаков начинает суетиться» – записал начальник штаба Дунайской армии Коцебу в своем дневнике 28 сентября. «Князь Горчаков очень суетится» – записал он на следующий день.
Нервозность командующего передалась и его ближайшему окружению. Командир корпуса Данненберг слал подчиненному ему командиру отряда Павлову приказы: «Если бы турки вздумали переправиться на наш берег, то не завязывать с ними дела, а только не пускать их дальше!»
– Ну, это же форменный идиотизм! – возмущался генерал Павлов, читая послание. – Как это «не завязывать дела» и «не пускать дальше»? Я что их ногами от берега отпихивать буду? И до какого места мне не пускать турок: дальше Дуная, где стоят казаки или дальше Будешти, где стоят наши главные силы?
– Что ж нам делать? – с тревогой вопросили его прибывшие офицеры.
– Будем молить бога, чтобы турки начали переправу не на нашем участке! – единственно, что мог им ответить командир отряда.
Через несколько дней Горчакову поступило известие, что турки начали переправу у городка Ольтеницы. Князь распорядился двинуть туда главные силы армии. Однако вскоре пришло новое известие, что нападение турок – всего лишь частная вылазка. Войска повернули обратно…
Дошла очередь и до Дунайской флотилии. Относительно ее использования у Горчакова были разногласия с князем Меншиковым, которому как начальнику Главного штаба флота, флотилия подчинялась. Меншиков настаивал, чтобы флотилия стояла в Измаиле, Горчаков, чтобы она поднялась по Дунаю и прикрыла возможные места переправ турецкой армии. После получения ультиматума, Горчаков, игнорируя Меншикова, приказал флотилии подняться вверх по реке к Галацу и Браилову, желая учинить их оборону. Надлежало пройти мимо укреплений Исакчи, которые турки летом исправили и вооружили большим числом орудий.
10 октября пароходы «Прут» и «Ординарец» с восьмью канонерскими лодками, под командой капитана 2 ранга Варпаховского, двинулись вверх по реке. Дойдя до крепости Исакчи, Варпаховский встал на якорь. Проход мимо мощной крепости грозил обернуться боем. На руках Варпаховский имел приказ Горчакова прорываться мимо Исакчи ночью, но капитан 2 ранга был противного мнения. Съехав на берег, он встретился с начальником обороны Дуная на этом участке генералом Лидерсом.
– Почему Вы не желаете прорываться ночью, ведь так удобней?
– Потому, ваше превосходительство, что ночного прорыва от нас ожидают и турки, кроме этого прорыв днем позволит сохранить лучший порядок в строю, а, кроме того, дневного боя просят команды моих судов!
Зевс всемогущий, избавь от ужасного мрака Данаев!
Даю возврати его светлость, дай нам видеть очами,
И при свете губи нас, когда погубить ты желаешь!
С чувством процитировал Варпаховский.
– Откуда это? – снял пенсне Лидерс. – Весьма любопытно!
– «Илиада» Гомера, монолог сына Теламона! – ответил Варпаховский.
– Что ж, убедили! – засмеялся генерал, водружая пенсне на переносицу. – С Гомером не поспоришь! Прорывайтесь днем! Да поможет вам Бог!
Чтобы поддержать прорыв флотилии он разместил в прибрежных камышах егерский батальон, а на откосе поставил батарею.
– По возможности, постарайтесь обойтись без драки! – напутствовал генерал Варпаховского. – Не надо давать туркам повода к началу войны!
– Не волнуйтесь, ваше превосходительство! Моряки не подведут! Провеемся! – улыбнулся в ответ Варпаховский.
В пять часов утра 11 октября отряд Варпаховского снялся с якоря и двинулся вверх по Дунаю в сторону Исакчи трехузловым ходом. Канонерские лодки Варпаховский расположил вдоль бортов пароходов, чтобы те прикрывали своими корпусами от выстрелов паровые машины. Свой брейд-вымпел он поднял на более мощном и лучше вооруженном «Пруте», который шел первым.
– Командам переодеться в новое платье! – приказал Варпаховский, выйдя на построение команд в полной парадной форме. – Не на ярмарку, чай, едем, в бой идем! И чтобы все у меня молодцами!
Рядом с Варпаховским лейтенант Николай Повало-Швейковский старший адъютант штаба Черноморского флота. Опытных офицеров у Варпаховского было по пальцам пересчитать, посему Повало-Швейковскому он доверил командование флагманским «Прутом».
В половине десятого утра отряд подошел к Исакчи. Едва головной «Прут» вышел на траверз крепости, турки открыли ожесточенный огонь ядрами, бомбами и картечью. Наши не отвечали. Верпаховский старался исполнить пожелание Лидерса. Вторым залпом турки накрыли пароход «Ординарец». На нем начался пожар, который, впрочем, быстро потушили. Отряд продолжал молча подниматься вверх по реке, турки палили безостановочно.
Только после шестого залпа Верпаховский счел, что пожелание «не провоцировать» турок уже не имеет никакого смысла.
– Поднять сигнал «Открыть огонь на поражение»! – скомандовал он.
Команды приветствовали сигнал флагмана криками «ура». Громыхнули русские пушки, и ядра с воем понеслись к турецкой крепости. Это были первые выстрелы долгой и кровопролитной войны, которую наши историки впоследствии назовут Крымской, а европейские Восточной.
С берега, отвлекая турок от кораблей, тотчас ударили пушки генерала Лидерса. Меткость стрельбы нашей артиллерии была превосходная. Вскоре нашим канонирам удалось сбить несколько пушек со стен Исакчи.
Между тем пароходы, форсируя ход, спешили, как можно, скорее выйти из зоны турецкого огня. Варпаховский, стоя впереди кожуха, хладнокровно распоряжался боем, когда очередное турецкое ядро разорвало его в клочья. Смерть отважного моряка была мгновенной. Именно капитану 2 ранга Варпаховскому было суждено стать первой жертвой начинающейся войны. После его гибели в командование отрядом вступил лейтенант Повало- Швейковский и корабли продолжили свой огненный прорыв.
К десяти часам утра отряд, наконец-то, вышел из-под огня турок, успев за время боя не только вызвать пожар в крепости, но и уничтожить расположенный на холме рядом с ней укрепленный лагерь, из которого во все стороны разбегались турки.
Наши потери составили 7 убитых и 45 раненных, пароходы и канонерки получили несколько пробоин. Потери турок простирались до 160 человек. Залпами на Дунае началась эта война, вошедшая в историю, как Крымская. Итак, первая проба сил состоялась.
Историк Крымской войны М.И. Богданович пишет: «11-го (23) октября, в 8 с половиною часов утра, русская флотилия появилась перед Исакчею. Турки открыли огонь по нашим судам, вооруженным: «Прут» – четырьмя 36-ти- фунтовыми пушками-каронадами, «Ординарец» – четырьмя пушками, каждая из канонирских лодок тремя 24-х-фунтовыми орудиями и четырьмя фальконетами; шесть лодок у бортов обоих пароходов прикрывали машины от неприятельских выстрелов. Генерал Лидерс, выехавший в это время к Сатунову, приказал, для развлечения внимания неприятеля, выдвинуть вперед стоявшие в камышах на левом берегу Дуная четыре пеших батарейных орудия, под прикрытием штуцерных Житомирского егерского полка, и открыть огонь по крепости одновременно с действием канонирских лодок. Неприятель громил нашу флотилию из 27-ми орудий большого калибра, прикрытых укреплениями, но не успел нанести значительного вреда русским судам, которые, в 10 с четвертью часов, вышли из-под неприятельских выстрелов и прибыли благополучно в Галац. К сожалению, в самом начале боя был убит ядром храбрый командир флотилии Варпаховский; кроме того, убито 14 нижних чинов, ранено 5 офицеров и 55 нижних чинов. Урон неприятеля был несравненно более. Город загорелся в нескольких местах; укрепленный лагерь, на скате горы под крепостью, почти совершенно истреблен и войска, занимавшие его, разбежались».
После завершения прорыва Повало-Швейковский был послан Горчаковым с донесениями к Николаю Первому с известием об объявлении Оттоманской Поротой войны России и о начале военных действий. В октябре 1853 года был произведен, за отличие под Исакчей, в капитан-лейтенанты.
Современник так характеризовал эхо событий под Исакчей: «Раздался, наконец, с таким нетерпением ожидавшийся нашими войсками первый выстрел на Дунае. Впечатление было общее и огромное. Войска давно сгорали желанием выйти из того выжидательного и томительного состояния, сопряженного с тяжелой сторожевой службой, в котором они пребывали уже три месяца. Государь наградил молодецкий… экипаж 12 знаками отличия военного ордена и приказал выдать по 1 рублю на человека».