Три дня спустя с «Владимира» обнаружили турецкую эскадру, вышедшую из Босфора. Правда. Далеко от пролива турки уходить не рисковали, а держались под прикрытием своих береговых батарей. Но главным было то, что они все же начали высовываться, это значила, что рано или поздно, но пролив они покинут!
– Значит, турки все же рискнули выбраться из своей норы! Это даже к лучшему. Возможно, что мы сможем покончить достаточно быстро! Поворачиваем на Севастополь! – велел обрадованный Корнилов командиру парохода.
Над черными трубами «Владимира» взметнулась шапка дыма, Форштевень пароходо-фрегата разворачивался на норд-ост.
28 октября «Владимир» с «Одессой» бросили якоря в Севастопольской бухте и сразу приступили к погрузке угля. Смелая разведка Корнилова имела важное значение для всех последующих событий.
Что касается, «Херсонеса» то в тот же день, разлучившись с «Владимиром», увидел в два часа пополудни к северу от себя эскадру в шесть вымпелов, которую принял за эскадру Нахимова. «Херсонес» немедленно поворотил к «Одессе», чтобы предупредить ее об этом, но за мрачностью погоды на «Одессе» не заметили сигнала. Между тем «Херсонес» обнаружил на зюйде еще одну эскадру: три корабля, фрегат и пароход под турецкими флагами. Вскоре эту эскадру обнаружила и «Одесса». Желая предупредить об обнаружении противника Нахимова, «Херсонес» взял, было, курс на встречу с Нахимовым, но недостаток угля и усиливавшийся норд-остовый ветре принудил его так же вернуться в Севастополь.
К моменту прибытия Корнилова в Севастополь, там его уже ждало новое письмо князя Меншикова с предписанием истребить вышедший из Босфора турецкий флот.
– Эскадра к плаванию готова! – доложился Новосильский. – Запасы и вода в норме!
– Ну, вот, Федор Васильевич, кажется, вся неопределенность разрешилась! Завтра утром выходим. Главное – это найти турок, а в нашей победе сомнений нет! Я вступаю в командование эскадрой! – впервые за много дней улыбнулся вице-адмирал. – Надеюсь, будем турок не только топить, но и захватывать! Проводив Новосильского, Корнилов удалился к себе в каюту.
Адъютант начальника штаба флота лейтенант Жандр с тоской глядел на близкий, но недостижимый сейчас для него Севастополь. Где-т о там в нагромождении домов был один, в котором бы он так желал бы очутиться больше всех иных желаний. К Жандру подошел старший адъютант лейтенант Железнов:
– Ну что ты Саша маешься! Небось, на берег надо!
– Еще как надо! – грустно выдохнул Жандр.
– Насколько я понял у адмирала нашего на сегодня более никаких поездок нет, будет работать в каюте с бумагами. Я на месте и если что, всегда прикрою. Так что давай, думаю часа три у тебя есть, управишься!
– Еще как!
Через минуту Жандр уже был в дежурной шлюпке. Гребцы привычно навалились на весла, и шлюпка легко заскользила по Севастопольской бухте.
…Вот и Графская пристань. Лейтенант легко спрыгнул на дощатый настил
– Саша! Господи, какими судьбами!
Жандр обернулся. Навстречу ему бежал в заломленной на затылок фуражке его лучший друг лейтенант Кузьмина-Караваева. Жандр и Короваев были однокашниками по морскому корпусу, и все годы учебы всегда были вместе, делили свой нехитрый стол, учебную скамью, даже в спальной камере их койки всегда стояли рядом. Вместе начали и свою флотскую службу. Еще мичманами познали ярость абхазских десантов и неистовость прикавказских штормов. Черноморский флот воспитывал офицеров сурово. Однако, он делал из них настоящих моряков, таких, кому нестрашны, ни буря, ни абордаж. Чередовались корабли, менялись звания, но, как и прежде, оба офицера оставались верны своей дружбе. Затем служебные пути их несколько разошлись. И если Жандр служил сейчас флаг-офицером Корнилова, то Кузмин-Караваев старшим офицером на пароходо-фрегате «Громобой».
Друзья давно не виделись, а потому обрадовались неожиданной встречи. Обменялись новостями.
– Завтра утром выходим с эскадрой, будем искать турок, но черт знает, где они сейчас прячутся!
– А мы сейчас загружаемся углем, да машину чиним, будь она не ладна! Как починимся тоже сразу в море. Наверное, пойдем искать Нахимова!
Новости, разумеется, были в основном у Жандра. В штабах всегда знают много интересного в отличие от кораблей. Затем помолчали, хотя каждый думал об одном и том же. Наконец первым не выдержал Караваев:
– Давно ли ты видел Сашеньку?
– Увы, не помню уже и когда! – вздохнул Жандр. – Вот случилась оказия на берег, думаю, а вдруг! Может быть, нанесем ей совместный визит?
– Где же ее теперь найдешь эту минуту! – так же вздохнул Караваев.
– Давай, Николя, нанесем все-таки совместный визит. Пришло время исполнить наш старый уговор. Больше возможности, сам понимаешь, может уже и не представится. Насколько я слышал, Богдановичи собираются вот-вот перебираться в Николаев. Сможешь ли ты отпроситься?
– На час-полтора отлучиться могу, но не более того! – сокрушенно развел руками Караваев.
– У меня времени не больше! – засмеялся Жандр. – Воюем как-никак! Извозчика ловить было без надобности. Богдановичи жили на Екатерининской, а от Графской туда хода минут двадцать.
– Жалко цветочниц нет! – печально огляделся по сторонам Кузьмин-Короваев.
– Что поделать, время нынче военное! Извинимся! Как-то наша Саша сейчас? Небось газет начиталась и всему верит.
Все дело в том, что не так давно к обоим друзьям пришла любовь. На одном из вечеров в Севастопольском Морском собрании они познакомились с очаровательной Сашенькой Богданович, младшей дочерью одного из тогдашних черноморских адмиралов. Познакомились, и оба сразу влюбились в нее безнадежно и навсегда!
Богдановичи славились в Севастополе своим хлебосольством. У старого адмирала было пять бравых сыновей, все как один флотские офицеры, и дочь. А потому в просторном доме на Екатерининской всегда стоял шум и гам. Адмирал любил бывать в кругу молодежи и всегда держал открытым дом для многочисленных друзей своих детей.
Надо ли говорить, что Жандр с Кузьминым теперь почти каждый свободный от службы вечер старались попасть под разными предлогами к Богдановичам с одной-единственной целью: увидеть свою неповторимую Сашеньку. Несть числа примеров, когда любовь рушила, казалось бы, самую крепкую мужскую дружбу. Но здесь вышло по-иному. Не так давно Жандр и Караваев признались друг другу в своих чувствах к Сашеньке и решили, что пусть свой выбор она сделает сама! Но сообщить девушке свою просьбу и выслушать ее приговор они все никак не могли, то один был в море, то второй. И вот, наконец, все должно было определиться уже сегодняшним вечером
Когда вечером у дома Богдановичей появились Жандр с Кузьминым- Караваевым, в коляску уже грузили последние узлы. Адмиральша Мария Федоровна была женщиной многоопытной и неглупой. Одного взгляда на взволнованных лейтенантов ей было достаточно, чтобы понять, друзья пришли к ее дочери не только для того, чтобы просто проститься. Что ж, оба офицеры вполне достойные, да и дочери уже пора определяться. Вот, если бы только не эта война!
– Здравствуйте, Александр и Николай! – протянула адмиральша свою пухлую руку для поцелуя лейтенантам. – Небось, пришли простить с Сашенькой? Она сейчас наверху пакует свои шляпки. Но долго не задерживайте, мы должны засветло выезжать!
Сашенька в это время занималась делом для молодой девушки весьма немаловажным. Вместе с горничной она героически пыталась рассортировать по коробкам свои кружевные капоры, бархатные токи-тамбурины и шляпки флорентийской соломки. Но капоров и шляпок было слишком много, и они упорно не желали помещаться в коробки. Кроме того, туда же надо было запихнуть и последние номера французского журнала модниц «Коутор», которых у Сашеньки (предел зависти подруг!) было аж шесть штук.
По щекам Сашеньки текли слезы. Этому была причина особая – она так надеялась, что ее поклонники лейтенанты найдут время ее проводить. Они так ей нравились, и всегда остроумный Алекс Жандр, и застенчиво-преданный Николя Караваев. Но вот пора уже грузить последние вещи, на улице стоит запряженная коляска, а никто так и не пришел. От всего это больше всего доставалось несчастным шляпкам, которые Сашенька безжалостно сминала и запихивала в коробки.
– Добрый вечер, милая Александра Васильевна! – раздалось внезапно у нее за спиной.
Сашенька повернулась. Неужели? В дверях стояли Алекс и Николя.
– Значит, вы сегодня нас покидаете? – развел руками Жандр.
– Да, маменька решила выезжать почему-то именно сегодня! – всхлипнула Сашенька.
Горничная подала ей платок, и барышня промокнула глаза:
– Ах, как право не хочется мне именно сейчас уезжать из Севастополя.
– Ничего, Александра Васильевна, в Николаеве приличное общество и хорошее офицерское собрание, так что скучать не будете!
– Причем тут собрание! – махнула рукой Сашенька. – Начинается война, и здесь остаются папа с братьями, да и вы тоже! Какое уж у меня будет в Николаеве веселье! Спасибо, что хоть пришли меня проводить, а то я думала, что уж так и уеду, вас не поведав!
– У нас Александра Васильевна к вам серьезный разговор! – придвинулся в комнату более решительный Жандр. – Не секрет для вас, что мы с Николаем оба вас любим, давно и преданно. Впереди у нас с вами длительное расставание, к тому же начинается война, и как все сложится, никто из нас не знает, а потому мы очень бы хотели получить ваш ответ на вопрос: кто более мил из нас вашему сердцу?
Вопрос застал девушку врасплох и она, переводя взгляд с одного на другого офицера, молчала. По щекам Сашеньки текли слезы. Как она может обидеть столь милого ее сердцу Сашу Жандра, который всегда готов был смешить ее своими рассказами и сражать остроумием наповал собеседников? Как она могла обидеть доброго и преданного Коленьку Караваева, последнего рыцаря минувших эпох?
– Милая Александра Васильевна! – склонили лейтенанты свои головы. – Мы готовы подчиниться любому вашему решению!
– Мне очень трудно сделать свой выбор, – ответила им, наконец, растерянная Сашенька. – Впрочем, сейчас война, а потому я выйду замуж за храбрейшего из вас!