1 ноября в час пополудни, как только стал рассеиваться туман над Дунаем, генерал Соймонов, стоявший с отрядом у села Одая, получил с передовых постов донесение, что турецкая флотилия с войсками идет от Рущука вниз по Дунаю.
– Похоже, затишье перед бурей закончилось и начинается настоящее дело! – объявил он своим офицерам и распорядился выставить на берег у Журжи четыре орудия.
Едва турецкие суда показались на изгибе реки, как тут же были накрыты артиллерийским огнем. Лишившись нескольких канонерских лодок, туркам все же удалось миновать Журжу. Вслед за тем вдалеке в облаке дыма появился пароход, тащивший на буксире старый галиот. И пароход, и галиот были забиты войсками. Поравнявшись с нашей батареей, турки открыли огонь, на который мы отвечали несколькими меткими залпами. Получивший несколько попаданий, пароход ускорил ход, отвернул в сторону, и скрылся за лесистым островом Малою Рошою. Прикрывшись островом, командир парохода пытался, было, продолжить путь, но вновь был накрыт огнем наших орудий и убрался восвояси, туша пожар и выкидывая за борт трупы.
К этому времени, собрав до 14 тысяч человек у Туртукая, Омер-паша решился переправиться на левую сторону Дуная. Вначале он ночью перевез на лодках три тысяч человек на остров, лежащий против Туртукая. Уже к утру стук топоров был услышан на наших аванпостах, наблюдавших течение Дуная у села Новая Ольтеница. С рассветом было выяснено, что турки спешно сооружению батарею на шесть орудий с ложементами для пехоты. На следующий день неприятель стал переправляться на левый берег Дуная, занял Ольтеницкий каменный карантин в пять часов пополудни. А следующей ночью, продолжая переправу войск, приступил к сооружению ретраншемента впереди карантина и к постройке батарей с амбразурами и понтонного моста к острову.
Получив донесение о переправе неприятеля через Дунай, Горчаков предписал генералу Данненбергу сосредоточить для атаки, переправившихся на наш берег турок, первую бригаду 11-й пехотной дивизии генерал-майора Охтерлона с двумя батареями, шестью эскадронами Ольвиопольского уланского полка и тремя сотнями донцов.
Пётр Андреевич Данненберг
Для разведки сил неприятеля была произведена усиленная рекогносцировка. Два эскадрона улан и три казачьи сотни с двумя орудиями, под началом подполковника Эрнрота, дерзко выскочили на берег Дуная перед самым носом у турок. Пока те пришли в себя, отряд Эрнрота, выяснив все, что было нужно и, между делом, метко положив несколько залпов, так же быстро исчез, как и появился. Даннебергу подполковник генерального штаба доложил обо всем со всей обстоятельностью:
– Турки уже успели укрепиться кругом карантина и вооружить несколько батарей. В самих укреплениях мною замечены три батальона, впереди небольшое число конницы. Несколько орудий большого калибра стоят на покатости правого берега Дуная, чтобы прикрывать карантин. Одновременно продолжается переправка на наш берег пехоты и башибузуков.
– Что еще? – нервно передернул щекой Данненберг.
Эрнрот разложил перед генералом карту. Взяв карандаш, ткнул им в левый берег Дуная:
– Местность весьма неудобна для движения. От селения Новой Ольтеницы до Дуная равнина, вдоль которой тянется густой кустарник. Местность у карантина, а также между карантином и Дунаем, перерезана лощинами, в виде широких рвов, наполненных вязкою грязью. Левее, возле так называемой Граничарной башни болотный кустарник и камыш. На высотах противолежащего берега Дуная, имеющего здесь более двух сотен саженей ширины, устроены турецкие батареи большого калибра. Вместе с батареей на острове, они могут простреливать пространство перед карантином. Ниже карантина, у пристани левого берега Дуная стоят пять лодок, вооруженных орудиями, которые, тоже могут настильно обстреливать местность между карантином и Новою Ольтеницею. На самом же ретраншементе в амбразурах, выложенных из туров и фашин, до 20 орудий.
– Ишь, научились воевать, гололобые! – только и сказал Данненберг на доклад генштабиста. – За рекогносцировку спасибо, а турок все одно побьем, никуда не денутся! Сил подсоберем, и так врежем, что одни фески и останутся!
Сложив карту, Эрнрот молча покинул дом командира отряда. В успехе предстоящего боя подполковник был уверен куда меньше, чем самоуверенный Данненберг, но что может доказать полному генералу какой-то штабной подполковник!
4-го ноября русские войска были собраны у Старой Ольтеницы. Пройдя его, они начали строиться в боевые порядки. Впереди в колоннах два батальона Селенгинского пехотного полка с четырьмя орудиями. Впереди фронта рассыпались стрелки-штуцерники. Вправо от дороги, ведущей из села Новая Ольтеница к карантину, расположилась батарея, а левее артиллерии уступами в колоннах еще два батальона Селенгинского полка. Якутский пехотный полк с 8-ю орудиями и ротою саперов был оставлен в резерве позади Новой Ольтеницы. Левее их стали шесть эскадронов ольвиопольских улан с двумя орудиями. Общая численность наших войск не превышала 6 тысяч человек. Сидя верхом на коне, генерал Данненберг давал последние указания:
– Генерал-майору Охтерлон!
– Слушаю вас! – натянув поводья, поджарый генерал подъехал к Данненбергу.
– Вам командовать нашим правым крылом, было наблюдать за правым берегом речки Арджис и, пользуясь кустарником на левом берегу, выдвинуть штуцерных, как можно ближе к укреплению, чтобы перестрелять прислугу турецкой артиллерии.
– Есть! – и Охтерлон отъехал от командира корпуса.
Генерал-майору Павлову, находившемуся при шести батальонах левого крыла, было велено командовать всей пехотой, а начальнику 4-й артиллерийской дивизии, генерал-майору Сикстелю – распоряжаться действиями артиллерии. Командиру 34-го Донского казачьего полка приказано одновременно с выездом на позицию артиллерии, быстро собрать казачью цепь на фланги, чтобы дать ей простор для действия.
В первом часу пополудни, войска двинулись против неприятеля. В час пополудни, русская артиллерия – на правом крыле 4 и в центре 12 орудий – выстроилась на позиции в 450 саженях от укреплений карантина, и открыла огонь. Турки незамедлительно ответили. Наши палили метко и спустя каких- то десять минут у турок рвануло под небеса, то ядра поразили сразу два зарядных ящика.
К трем часам пополудни огонь неприятеля уже значительно ослабел. Данненберг послал адъютантов с приказанием переходить в общее наступление. Ударили полковые барабаны и, построенные в атакующие колонны батальоны, двинулись на штурм укреплений. 1-й и 2-й батальоны Селенгинского полка вдоль реки Арджиса, а 3-й и 4-й батальоны того же полка и за ними все четыре якутских батальона – прямо на карантин. Тогда же восемь орудий, вызванные из резерва, быстро выехали на позицию, и в 250 саженях от укреплений карантина открыли беглый огонь, действуя против укреплений и по судам, стоявшим ниже карантина. Вскоре, после нескольких удачных попаданий с грохотом взлетела на воздух двухмачтовая канонерка. Начало складывалось вполне не плохо.
Войска смело шли на приступ, но 3-й и 4-й батальоны Селенгинского полка, за которыми следовали уступом два батальона Якутского полка, в ста саженях от укрепления были задержаны переходом через топкий ров. Едва солдаты сбавили темп и столпились у рва, турки произвели почти в упор залп картечью из всех своих орудий, и вслед затем открыли по всей линии ретраншемента беглый огонь, продолжавшийся несколько минут. Первые два батальона Селенгинского полка, выбравшись из кустов, также были встречены картечью и ружейным огнем. Колонны приостановились, но только на одно мгновение. Вперед вышли офицеры:
– Чего стали ребята? Смерти что ли не видали! Ружья на руку! Вперед марш! Барабанщики бить атаку!
И повели батальоны вперед. Впереди селенгинцы, за ними якутцы. Шли с развернутыми знаменами, офицеры впереди колонн с обнаженными саблями. Шли, держа равнение с полным презрением к противнику, как на учениях. С каждым шагом ближе турецкие укрепления, еще чуть-чуть и можно будет броситься в штыки, тогда уж туркам точно несдобровать. Но в каких-то шестидесяти саженях от неприятеля, наших ждала новая преграда – широкая канава, однако она только замедлила движение, но не остановила наступавшие колонны. Под сильнейшим картечным и ружейным огнем батальоны устремились вперед, перегоняя один другого. Каждый из батальонов считал за честь первым ворваться в турецкие укрепления. В этом соревновании 1-й и 3й батальоны якутцев, обойдя с флангов 3-й Селенгинский батальон, опередили его. При этом в наших войсках к этому времени потери были уже немалые. Погибла большая часть шедших впереди штаб-офицеров и офицеров знаменных рот, но, несмотря на убийственный огонь, батальоны сомкнутыми колоннами все же подошли к укреплениям.
Из хроники сражения: «Селенгинского полка подполковник Порогский и майор Галье, которые, получив тяжелые раны, продолжали командовать своими батальонами до изнеможения сил; командир 8-й роты Конюк, уже раненый четыре раза, шел вперед со своими солдатами, пока был поражен в бок ядром; подпоручик Путята, находясь в цепи, был тяжело ранен, но не позволил штуцерным поднять себя, сказав им: «Ваше место впереди, меня подберут другие»; подпоручик Федотов, лучший стрелок в полку, командуя штуцерными, был сильно контужен, но оставался постоянно со штуцером в руках впереди полка; его шинель была пробита пулями в восьми местах. Якутского полка: командир 1-го батальона подполковник Скюдери, получив три тяжелых раны, продолжал вести вперед своих солдат, до совершенной потери сил от истечения крови; командовавший 4-м батальоном майор Соллогуб, взяв знамя от раненого смертельно знаменщика, несмотря на полученную им самим рану, шел перед батальоном, пока было приказано отступить; командир 2-й мушкетерской роты штабс-капитан Скородумов, пораженный в шею, вынул пулю из раны, вел свою роту, и снова был ранен в руку; командир 8-й роты штабс-капитан Лютер, горячо любимый своими солдатами, будучи тяжело ранен картечью в руку, продолжал идти вперед, и ободрял подчиненных ему людей, пока одно ядро