ием турок, значительно превосходивших численностью и занимавших весьма выгодною для обороны местность, а удар, направленный на главную турецкую батарею, был приостановлен большими потерями и отступлением гренадер. Между тем турки начинали обходить нас с обоих флангов. Справа, кроме угрожавшей неприятельской кавалерии, показались и большие массы турецкой пехоты. Наступила самая критическая минута сражения.
Обратимся к воспоминаниям одного из участников сражения: «Наши линии шли вперед как на учении. Турецкие батальоны спускались против них, отделив цепи, равняясь, с распущенными знаменами и военной музыкой…Расстояние между ними было уже меньше пушечного выстрела, а на боевом поле слышна была только музыка. Вдруг взвился столб дыма над одним из наших орудий, и загудело ядро; за ним другое. Но только что второе наше орудие успело выстрелить, как гребень, на котором стоял правый фланг турков, облился огнем, и несколько секунд от визга ядер звенело в ушах».
Своевременное прибытие князя Бебутова с двумя ротами эриванцев восстановили порядок.
Опытный воин, Бебутов остановил отходящих гренадер чисто по-суворовски: – Ну, что братцы, кажется, турка мы хорошо заманили! Теперь пора снова идти вперед!
Ответом ему было дружное «ура». Соскочив с коня, Бебутов встал во главе колонны и снова повел ее на треклятую батарею.
В это же время князь Багратион-Мухранский тоже повел на батарею своих эриванцев, но уже окружным путем, скрытым от турецкого огня возвышенностями. Вскоре и гренадеры и эриванцы уже снова с боем ворвались на батарею. Одновременно на правом фланге и в тылу у турок раздались дружное «ура» казаков и драгун. Это генерал Багговут, опрокинув обходившую нас с левого фланга турецкую кавалерию и курдов, смело проскочил через речку, и, взойдя по горному скату на плато, поставил в 50 шагах от турецкого каре дивизион донской артиллерии опытнейшего есаула Кульгачева.
И казаки не подвели. Несколькими картечными залпами в упор они выкосили почти половину каре. После чего Багговут, выхватил шашку:
– За мной, кто в Бога верует! Ура! Атакуя в карьер, драгуны ворвались в каре, и понеслось! В неистовой рубке лошадь дивизионного командира новгородцев майора Петрова была поднята на штыки, но неприятельский батальон был вырублен в течение нескольких минут. Подобная же участь постигла неприятельские войска, атакованные казаками.
Из рапорта Багратиона-Мухранского генералу Бебутову от 8 декабря 1853 года: «В решительный момент боя, когда от успешного штурма зависел успех сражения, когда частям полков вверенной мне гренадерской бригады предстоял достославный подвиг, я не нашел нужным воодушевлять солдат. Карабинеры и гренадеры с нетерпением ожидали приказания «в штыки». Я велел только перекреститься Карабинерам и напомнил им, что более чем двухсотлетнее существование полка, которого Шефом сын возлюбленного монарха записано кровью их однополчан в истории победоносной Русской армии, и что на этих турецких батареях указаны Георгиевские знамена для полка».
Ударили барабаны, и батальоны с развернутыми знаменами пошли на штурм. Непрерывный огонь противника, наносил наступающим ощутимые потери, но атака не замедлялась. Перед укреплениями находился глубокий овраг, по дну которого протекал ручей, раздалась команда «на руку, на орудия вперед». Карабинеры стали подниматься на другой склон под непрерывным огнем турецкой пехоты. Из свидетельств очевидца: «Наша колонна устилала своими телами скат холма, ее головной батальон казался застрельщичьей цепью, так он был разряжен, и, однако ж, она не зашаталась ни на мгновение, шла и шла тем же ровным шагом каким вступила под огонь, – и стала на турецкой батарее». Турки бросили сюда все резервы, их артиллерия в упор расстреливала наши батальоны. Поднявшись по склону, карабинеры наткнулись на турецкий батальон, державший ружья на перевес.
«Это был момент критический для нас, – писал впоследствии один из наших офицеров, – так, как и мы остановились и не двигались вперед, держа также ружья на руку и крича «ура»; вот в это то время майор Турчановский, бывший впереди меня шагах в пяти обернувшись лицом к батальону с поднятой рукой, в которой держал шашку, закричал людям: «ребята, вперед, за мной», но в тот же момент был поражен наповал штуцерной пулей…».
Кавалерия генерала Багговута в этот момент врубилась в ряды турок, взвод донской артиллерии повел фланговый огонь. «Вот в этот-то критический момент у нас с левого фланга раздался грохот скачущей конной артиллерии, тут же послышалась команда «с передков картечью»; вслед за орудийными выстрелами и эриванцы с криком «ура» бросились в штыки на стоящий против нас турецкий батальон». Не выдержав натиска, турецкая пехота стала отступать и на плечах, бегущих карабинеров ворвались на верхнюю 16-ти орудийную батарею, турецкие артиллеристы, оставшиеся без прикрытия и все легли под штыками русской пехоты.
Как всегда, прекрасно проявили себя в бою русские драгуны, ведомые своими офицерами, они показывали чудеса мужества и героизма. Тяжелую контузию получил поручик Авалов, ему предложили покинуть строй, но мужественный офицер заявил: «Стыдно идти на перевязочный пункт с опухшею ногою, когда рядом будут лежать люди с оторванными ногами и руками».
Пока Эриванские карабинеры брали нижнюю батарею, семь рот Грузинского гренадерского полка ведомые своим полковым командиром князем Орбелиани атаковали верхнюю батарею. Попав под жестокий огонь, потеряв командира полка, обоих командиров батальонов и неся потери, грузинцы стали отходить под натиском двух турецких батальонов. Увидев это, князь Бебутов ввел в бой последний резерв, две роты 3-го батальона Эриванцев и взвод легкой 1-й батареи и сам возглавил атаку. Приведя в порядок смешавшихся гренадеров, командующий вновь послал их вперед.
«Дружно они сломили турецкие батальоны (бывшие впереди) и на неприятельской батарее примкнули к карабинерам, которые между тем управились с напиравшим на них неприятелем. Батарея была наконец в наших руках и 16 орудий, взятых грудью, вознаградили штурмовые колонны гренадерской бригады за мужество и подвиг». (Из донесения генерала Бебутова от 8 апреля 1854 года).
Из воспоминаний фон-дер-Нонне: «…В беспорядке бросились бежать, оставив в наших руках 18 орудий; вот и была нами взята вторая батарея; при взятии этих 18 орудий, кроме эриванцев других батальонов не было никого».
Одновременный удар батальонов гренадерской бригады и кавалерии Багговута решил сражение в нашу пользу. Весь правый фланг и часть центра неприятельской армии были полностью опрокинуты. Главная турецкая батарея в 20 орудий так же была в наших руках.
В то самое время, когда вторая линия нашей пехоты двинулась для нападения на правое крыло турок, а первая линия, под начальством генерал-майора Кишинского, была направлена против левого крыла неприятельской позиции. Турецкие батальоны, спустившиеся с высоты в самом начале боя и скрытые до поры до времени в овраге, вышли оттуда и устремились в атаку на нашу пехоту. Их, однако, остановили картечью наши батареи. Тогда турки засели за грудами камней и открыли беглый огонь. Наибольший вред наносили нам штуцерники, выбившие меткими выстрелами много артиллерийской прислуги и прикрывавшей орудия пехоты. Видя заминку, туда прискакал начальник артиллерии генерал Бриммер. Подъехав к батарее, стоявшей под прикрытием батальона Ширванского полка и батальона Куринского полка, он без долгих раздумий скомандовал
– Орудия на передки! Знамена вперед! Ура!
Батарея двинулась вперед беглым шагом, осыпаемая огнем, артиллеристы были злы как никогда, а потому уже первыми своими выстрелами заставили кинувшуюся, было, на них турецкую пехоту бежать обратно в овраг.
Пользуясь отходом турок, наши батальоны выбили из аула Угузлы засевших там турецких стрелков и быстро перебежали на другую сторону оврага. Между тем, стоявшая здесь неприятельская кавалерия кинулась на наших сапер, а два турецких батальона спустились в лощину и ударили во фланг саперному полубатальону, который был приведен в минутное замешательство. Саперов выручили несколько залпов наших батарей. Аул Угузлы, наконец, был нами занят. Произошло это около 3-х часов пополудни.
Пока продолжались активные действия на нашем левом фланге и в центре, находившийся на нашем правом фланге князь Чавчевадзе вынужден был во все это время сдерживать напор атаковавших его турок, превосходивших его в десять раз. К концу сражения, действовавшие здесь наши войска были принуждены несколько отойти назад, но при этом они не только геройски выдержали бешенный напор до конца боя, а кроме всего прочего, сумели отбить у турок два орудия. Здесь, против трех дивизионов нижегородцев, конно-милицейской сотни и 4 конных орудий полковника Долотина, под общим начальством князя Чавчевадзе, турки уже в самом начале боя бросили пять тысяч курдов и башибузуков. Визжа и завывая, вся эта конная масса стремительно помчалась на редкие порядки нижегородцев. Со стороны казалось, что еще мгновение, и они будут сметены этим вихрем. Но драгуны не дрогнули, а положив первых из карабинов, вторых и третьих уже пронзали пиками и пластали шашками. Конные сшибки никогда не бывают продолжительными. Все обычно решается в десяток минут. Так случилось и на этот раз. Вскоре понеся большие потери, турецкая конница была опрокинута драгунами, и, умчавшись к горе Караял, все остальное время оставались уже вне боя. Все попытки Ахмета-паши бросить курдов в огонь, ни к чему не привели.
– Мы можем сражаться с людьми, но драться с дьяволом не можем! – кричали горные разбойники своим предводителям.
Тогда Ахмет-паша бросил в атаку на драгун гордость Анатолийской армии – полк регулярной кавалерии. Лихих наездников он поддержал огнем 8 орудий и атакой 8 батальонов пехоты. Но нижегородские драгуны молодецкою атакой опрокинули и эту кавалерию, а затем преследовали ее, вырубая, до турецкой пехоты, которая вынуждена была остановиться и свернуться в каре. Ахмет-паша был вне себя.
– Кавалерии атаковать московитов снова! – кричал он кавалеристам. – Иначе я сам отрублю ваши трусливые головы!