В открытые порты выдвинулись пушки. Во главе артиллеристов лейтенант Вася Рыков.
– Веселее, ребята, веселее! – подбадривали офицеры матросов, да те и сами понимали, что сейчас от расторопности зависит их жизнь.
– Будем прорываться! – уже принял решение Спицын, выглядев в круговерти волн еще остававшийся свободный проход.
У «Кагула» оставался весьма призрачный шанс выйти из-под удара, но он был использован!
В свою очередь Осман-паша, обнаружив русский фрегат, обрадовался несказанно:
– Воистину Аллах любит храбрецов! Если бы мы не вышли в штормовое море, Небо не наградило бы нас этим даром! Падишах будет счастлив пополнить свой флот столь ценным трофеем!
Он обернулся к стоящему рядом капитану «Ауни-Аллаха»:
– Поставить все паруса и начать погоню! Надеюсь, что удача нас не оставит!
– Еще солнце не сядет в море, как ты одержишь свою новую победу, о, досточтимый, Осман-паша! – поддакнул командующему его любимец капитан «Ауни-Аллаха» Енычер-ага.
С четырьмя наиболее быстроходными фрегатами турецкий адмирал устремился за русским дозорным судном. Остальным судам было велено держаться под анатолийскими берегом, и дожидаться возвращения флагмана. Так началась знаменитая погоня Осман-паши за «Кагулом».
Судьбы кораблей порой не менее таинственны, чем судьбы людей. В этой знаменитой погоне за нашим фрегатом, по воле случая участвовал турецкий фрегат «Фазли-Аллах» («Аллахом данный»), наш бывший «Рафаил». Сам некогда захваченный турками, он теперь сам стремился пленить новый фрегат. Есть ренегаты-люди, увы, есть ренегаты-корабли, хотя делают их таковыми все те же люди…
Пока наш фрегат совершал разворот и ловил попутный ветер, туркам удалось несколько сократить дистанцию. Однако затем фрегат пошел в отрыв. «Кагул» в Черноморском флоте считался далеко не худшим ходоком, а здесь капитан- лейтенант Спицын превзошел сам себя. Неся все возможные паруса, «Кагул» отходил общим направлением на Севастополь. Турки следовали неотступно. Дистанция между противниками то уменьшалась до такой степени, что слышны были радостно-возбужденные вопли турецких матросов, то снова увеличивалась.
Турецкие фрегаты преследовали дружно и умело. «Кагул», зарываясь в волны, какое-то время достаточно удачно уходил от преследования, увеличивая дистанцию, но вскоре ход пришлось убавить, так как усилился шторм. Но худа без добра не бывает, и наступившая темнота надежно скрыла наш фрегат от преследователей. Выдержав шторм в открытом море, «Кагул» взял курс на Севастополь, чтобы сообщить об обнаружении неприятельских судов. Однако турки и не думали прекращать погоню. Едва рассвело, как стали видны мачты турецких фрегатов. Осман-паша был настойчив.
Всю ночь и весь последующий день длилась эта беспримерная бешенная гонка, в которой главным выигрышем была жизнь. Невероятно, но Спицыну удавалось, не имея руля, на одних только парусах, оставлять за кормой четыре лучших ходока турецкого флота!
Наконец, в вечерних сумерках показались крымские берега. Дальнейшая погоня становилась для турок слишком опасным делом. Это быстро понял турецкий командующий. Сохраняя лицо, он картинно, якобы, от злости затопал каблуками своих туфель по палубным доскам:
– Проклятый гяур слишком хитер! Он хочет заманить нас поближе к своему берегу, где ждут 100-пушечные корабли, но не на того напал! Осман-пашу не обманешь! Поднять сигнал прекращения погони! Мы возвращаемся к транспортам!
Стоявшие рядом турецкие офицеры с уважением склонили головы пред своим предводителем.
– Воистину слова твои – это сок мудрости, достигший наших ушей! – выразил общее мнение капитан Еничер-ага.
Неудачной погоней Осман-паша, впрочем, особо не печалился:
– Московиты поистине безумцы! Неужели они не понимают, что тот, кто поднимает в такую бурю все паруса, обрекает себя на смерть! Хорошо, что мы из-за тумана и темноты не видели их смерть, она была очень страшна!
Похоронив таким образом «Кагул», Осман-паша от дальнейшего преследования отказался. Да и задача перед ним сейчас стояла другая: прорваться в Синоп.
Относительно судьбы нашего фрегата турецкий флагман ошибся, русские моряки сумели победить смерть, но отчаянная форсировка парусами досталась «Кагулу» не дешево. Во время прорыва фрегат бросало, как щепку, волны захлестывали верхнюю палубу так, что на ней невозможно было стоять. Пару раз сильными порывами ветра «Кагул» вовсе клало набок. И тогда все с замиранием сердца ждали, встанет он из волны или нет.
– Вставай, батюшко, вставай! Рано еще помирать-то! – кричали матросы, обращаясь к судну, как к живому существу.
И «Кагул» вставал. С шумом переливалась на батарейной палубе и на кубрике с борта на борт вода, а в трюме ее набралось до 35 дюймов, посему матросы туда не спускались, а ныряли. Гремели цепными передачами помпы, не успевая выкачивать льющейся поток. Выбившие из сил матросы каждые четверть часа меня друг друга, но вода почти не убывала.
Наступивший вскоре туман, а за ним и сумерки скрыли «Кагул» от неприятеля, но ему еще в течение двенадцати часов пришлось выдерживать разразившийся с новой силой шторм.
Находясь в таком незавидном положении, Спицын решил идти в Севастополь, чтобы дать знать о погоне турецкого флота. 10-го ноября он встретил подходившую к Севастопольскому рейду эскадру Новосильского. Капитан- лейтенант передал об обнаружении турецкого отряда, после чего, несмотря на все повреждения и большую течь, Спицын развернулся на обратный курс к месту крейсерства на траверз Керемпе.
– Предлагаю, господа отныне ежегодно праздновать день нашего чудесного спасения, как второй день рождения! – предложил сослуживцам лейтенант Вася Рыков.
– Подожди пока, война только начинается, и кто знает, сколько еще таких дней у нас впереди! – провидчески заметил лейтенант Забудский. – Лиха беда начало!
Когда «Кагул» бросил якорь в Севастопольской бухте, прибывшие на его борт начальники были поражены тем, что фрегат ушел от погони со сломанным рулем.
– Это невероятно! Как же вы оторвались от турок?
– Мы управлялись парусами, так как учил нас незабвенный Михаил Петрович! – скромно отвечал капитан-лейтенант Спицын.
– Ну и ну! – удивлялись ветераны. – Вот что значит школа – Лазаревская!
– Что у вас? – спросил в свою очередь командир «Кагула».
– Вернулись побитые штормом корабли Павла Степановича. Вместо них отправлен на усиление отряд Новосильского!
На исправление руля Спицын запросил сутки, но управился быстрее. Не став даже пополнять запасы воды, «Кагул» сразу вышел в море и на всех парусах помчался к штормующей в море эскадре, чтобы предупредить о появлении турецкого отряда.
Тем временем Осман-паша, оставив надежду догнать «Кагул», соединился с оставленными судами и вновь взял курс на Синоп. Но быстро добраться туда туркам не удалось. Свежая погода сменилась на штилевую, и фрегаты Осман- паши оказались лишенным хода в каких-то пятидесяти милях от так же неподвижно стоявшего отряда вице-адмирала Новосильского.
День был на редкость ясный и солнечный, но противники друг друга не наблюдали. Наконец задул слабый ветер. И наши, и турки почти одновременно взяли ход. И снова противники разминулись, на этот раз буквально перед носом друг друга. Новосильский в самый последний момент взял севернее. Осман-паша, наоборот, приказал править на южные румбы, прижимаясь к берегу, чтобы незаметно проскочить в порт. Расчет старого моряка полностью оправдался, и он, буквально на несколько часов опередив Нахимова, проскочил в Синоп.
Известие об успехе Осман-паши вызвало бурю восторгов в Константинополе. Все радовались так, словно уже одержана невиданная дотоле победа. По городу поползли слухи, что султан обещал наградить Осман-пашу титулом «крокодила морских сражений» – почетнейшим из морских титулов Высокой Порты.
Между тем, Нахимов также подходил к Синопу. После полудня 7 ноября его эскадра уже находилась недалеко от Синопского полуострова. «7 ноября в 4 часа пополудни, – записано в шканечном журнале корабля «Императрица Мария», – велено сигналом раскликать людей по боевому расписанию и вслед за сим было велено зарядить орудия ядрами».
8 ноября русские корабли прошли мимо бухты Ак-Лиман, оставили позади себя мысы Инджебурну и Пахиос и приблизились к Синопу. В предвечерней мгле Нахимов с севера подошел к перешейку и через него осмотрел бухту. С русских кораблей ясно различили мачты турецких судов – в Синопе действительно стояла неприятельская эскадра. Затем воспользовавшись свежим восточным ветром, подошел к порту на две мили и обнаружил там турецкую эскадру в семь фрегатов, три корвета и два парохода-фрегата. К чести Осман-паши он очень умело ускользнул в море как от Корнилова, так от Новосильского и Нахимова. Не менее умело под прикрытием шторма Осман- паша прорвался и в Синопскую бухту буквально перед самым подходом туда Нахимова. Что и говорить, противник он был весьма достойный!
– Так вот же она, наконец! – радовались офицеры обнаруженному противнику, чуть ли не целуясь друг с другом. – Теперь-то уж не упустим!
– А уж насчет Кавказа, – смеялись матросы, – так отложи попечение, не видать тебе его как своих ушей!
В зрительную трубу командующий самолично осмотрел подходы к порту. На внешнем рейде качались на якорях несколько фрегатов. При подходе наших кораблей, они незамедлительно ретировались в порт. В самой же Синопской бухте угадывался густой частокол мачт.
– Пленный турок не врал-с! – кивнул удовлетворенно Нахимов. – Действительно Осман-паша собрал в кучу все, что только возможно! А потому мы начинаем блокаду порта. Думаю-с, что порт Синопский станет могилой Осман-паши, ибо отсюда мы его уже не выпустим!
Природа уготовила в Синопской бухте все условия для удобной и спокойной стоянки кораблей: обширные размеры бухты, хороший грунт и глубину. От жестоких северных ветров бухту надежно закрывали холмы полуострова, простирающегося к востоку от материка и соединенного с ним узким, невысоким перешейком.