Нахимов подозвал к себе старшего из своих адъютантов Острено.
– Вот что, Феофан Христофорович, Барановский ранен, и, в случае моей смерти или ранения, заканчивать сражение придется тебе! С замыслами моими ты знаком, потому и карты в руки!
«Я передал ему, – писал впоследствии Нахимов, – мой план сражения, и он бы довел его до конца, если б меня не стало».
Помимо Острено рядом с Нахимовым неотлучно флаг-штурман эскадры капитан корпуса флотских штурманов Иван Некрасов и старший артиллерийский офицер эскадры капитан корпуса корабельной артиллерии Яков Морозов – они глаза и уши командующего. Относительно капитана Некрасова Нахимов напишет в представлении на награду следующее: «Во время боя оказал примерную храбрость и мужество и под сильными неприятельскими выстрелами завез верп как нельзя было лучше желать».
А раненых и убитых становилось все больше. Вот потащили в лазарет находившегося у флага прапорщика Павла Плонского, которому ядром оторвало руку. Из окровавленной культи ручьем лилась кровь. В аффекте Полонский пытался вырваться из рук санитаров и куда-то бежать.
– Быстрее тащите в лазарет! – кричали санитарам матросы. – А то кровью изойдет!
Нахимов со зрительной трубой под мышкой, прохаживался по шканцам, наблюдая, как работают артиллеристы. Многих из них, те, кто были старослужащими, Нахимов давно знал. Вот распоряжаются у своих пушек неразлучные друзья Григорий Савин и Алексей Самотаев. У дома и семьи в матросской слободке «Бомборы», что на Корабельной стороне. Вот Артемий Попов пьяница и матерщинник, но канонир от Бога. На нижних деках сейчас наводят орудия и палят бывшие сослуживцы еще по «Силистрии» Иван Кондратьев, Петр Верещагин и Василий Стрельников.н
Свой бой «Императрица Мария», завершила в 14 часов пополудни, когда перед ней больше не было достойных целей.
Матросы лили на обжигающе-горячие орудийные стволы воду с уксусом. Стволы шипели, как гигантские змеи. Здесь же прямо у пушек садились на палубу и вытирали черные от гари лбы:
– Хосподи, неужели уже все кончено!
С первых минут боя шедший за «Марией» «Великий князь Константин» под командованием капитана 2 ранга Ергомышева открыл огонь правым бортом по батарее № 4 и по двум 60-пушечным фрегатам «Навек-Бахри» и «Несими- Зефер». На батарейных палубах распоряжались лейтенанты Николай Гавришев и Николай Беклешев. На «Константине», также, как и на флагмане «Императрице Марии», нижняя батарея вооружена 68-фунтовыми бомбическими пушками.
Понимая, как важно с первых же минут боя захватить инициативу. Ергомышев послал в нижний дек лейтенанта Чайковского:
– Передай Гавришеву, пусть максимально ускорит пальбу бомбами!
На переданные слова Чайковского Гавришев только рукой махнул. Пытаясь пересилить орудийный грохот, он с надрывом прокричал на ухо Чайковскому:
– Сам видишь, Митрий, что артиллеристы, что черти в аду! Палим, как можем! Махнув рукой, Гавришев пошел вдоль пушек, крича уже матросам:
– Навались братцы! Командир прости палить со всею быстротой, как только умеем! Турок уже пятки салом смазывает!
– Ужо, мы ему счас смажем! – кричали в ответ в азарте артиллеристы, накатывая тяжеленые орудия. – Пущай нашим бомбам возрадуется!
Основной удар «Константина» в начале сражения Ергомышев направил против сильнейшего турецкого фрегата «Навек-Бахри». Командир «Константина» решил не распаляться, а вначале уничтожить один фрегат, чтобы только потом взяться за второй. Поддержанный огнем «Чесмы», замыкавшей первую колонну русской эскадры, «Константин» бил и бил по «Навек-Бахри», и с каждым новым залпом там взлетали в воздух снасти, реи и человеческие тела. Видя «Константин» окруженным врагами, следовавшая за ним корабль «Чесма», пренебрегая направленным против него частым огнем береговой батареи № 3, открыла огонь свой против фрегата «Навек-Бахри».
С «Константина» сквозь густой дым удавалось все же рассмотреть множащиеся разрушения на неприятельском фрегате. Было очевидно, что долго он не продержится. И точно, вскоре «Навек-Бахри» превратился в сплошной костер. На турецком фрегате началась паника. Турки десятками бросались за борт и плыли к берегу, многие тут же тонули. Попытки капитана фрегата Али-бея остановить свою команду никакого успеха не имели. Впрочем, ему повезло все же больше, чем Осман-пашу. Али-бея не избили, не ограбили. Спасающимся было просто не до него. Спустя 20 минут после открытия огня огромный столб дыма поднялся над Синопской бухтой и сильный взрыв заглушил артиллерийскую канонаду.
Адмирал Нахимов на шканцах «Императрицы Марии» во время боя
Если вам, уважаемый читатель, случится побывать в турецком морском музее в Стамбуле, то там вам непременно расскажут историю про храброго капитана "Навек-Бахри" Али-бея, который, дескать, сам взорвал фрегат вместе со всей командой. Но не верьте экскурсоводу, так как правды в его рассказе нет, ни на грош! Зачем вообще было Али-бею и его команде просто так, без всякой причины взрываться в начале боя, причем без всякого вреда неприятелю! Не лучше ли было показать свое геройство, продолжая борьбу, как иные? Увы, но истинной причиной страшной смерти всей команды и его капитана стала русская бомба…
Взрыв «Навек-Бахри» был настолько силен, что грудами обломков и человеческих тел, выкинутыми этим взрывом на берег, была полностью завалена батарея № 4. На артиллеристов с неба падали оторванные головы, руки и ноги, человеческие внутренности. Кого-то на месте убивало обломком орудийного лафета, кого-то куском рангоута. Огромные жертвы и главное ужас от падающих с неба мертвых тел был так ужасен, что батарея прекратила огонь. Большая часть артиллеристов была убита обломками «Навек-Бахри», те же, кто остался в живых пребывали в ужасе. Они просто разбежались. Но разве можно их за это винить!
– Аллах явил нам конец света! Он не желает нашей победы над неверными и так жестоко карает своих рабов! – кричали бегущие по улицам Стамбула обгоревшие артиллеристы. – Спасайтесь, правоверные!
Тем временем, развернувшись на шпринге, «Константин» уже открыл огонь по второму 60-пушечному неприятельскому фрегату – «Несими-Зефер». В час пополудни якорная цепь «Несими-Зефира» была перебита, и его прижимным ветром понесло к берегу. С перебитыми стеньгами и реями, с поврежденным рулем и разбитыми орудиями фрегат выбросился на остатки мола возле греческого предместья.
Вскоре затем выброшен был полностью разбит и корвет, который выбросился на берег у батареи N 5.
Из хроники сражения: «После того как фрегат «Навек-Бахри» был взорван и фрегат «Несими-Зефер» выбросился на мель, левый фланг турецкой боевой линии замыкался корветом «Неджми-Фешан». Этот корвет не спускал флага и продолжал непрерывно обстреливать русские корабли, что вынудило Ергомышева избрать его главной мишенью для орудий правого борта «Константина». Сразу же после выхода из строя «Несими-Зефера» корабль «Константин» перенес весь огонь на «Неджми-Фешан», и с каждым выстрелом русского корабля на неприятельском судне увеличивались разрушения. Несколько бомб, пронизав борт турецкого корвета, разорвались во внутренних помещениях и вызвали пожар. Еще через несколько минут снаряд, пущенный с «Константина», продырявил наружную обшивку корвета, и через пробоину хлынули потоки воды. Вскоре корвет «Неджми-Фешан» также был отброшен на берег к батарее № 5, и на корабле «В. к. Константин» заиграли отбой».
84-пушечная «Чесма» замыкала правую колонну линейных кораблей. Командовал кораблем капитан 2 ранга Микрюков. Молодым мичманом прошел он Варну и Анапу, дрался в боях при Пендераклии, Ачкесаре и при Геленджике, крейсировал у абхазских берегов, ходил в десанты.
Что касается «Чесма2, то в начале боя она также сосредоточила свой огонь на фрегате «Навек-Бахри». Когда же тот совместными усилиями был уничтожен, «Чесма» развернулась на шринге к батареям № 4 и № 3.
– Ну теперь, червяки земляные, и ваш черед настал!
«Подойдя к своему месту против турецкого фрегата и двух береговых батарей сажень на 50, – вспоминал позднее мичман Обезьянинов, – мы бросили якорь и стали на шпринг, и тотчас же начали действовать: начали залпом из всех орудий, но в это время турецким ядром перебило у нас шпринг, и корабль стало поворачивать по ветру носом к неприятелю под его продольные выстрелы; положение критическое, но старший лейтенант Купреянов не зевал, тотчас распорядился завозом нового верпа, который на всякий случай был готов на барказе, достаточно было нескольких минут, чтобы все дело исправить. Новый верп был заведен, и корабль завернул бортом к неприятелю, тотчас открыли успешный огонь с другого, уже противоположного, борта».
В ответ на выстрелы крепостных пушек комендоры «Чесмы» мощным огнем сметали береговые укрепления, которая теряло одно орудие за другим. В этой дуэли особо отличились лейтенанты Михаил Белкин и Михаил Шемякин, командовавшие орудийными деками. Ни один выстрел линейного корабля не пропадал даром, и огонь турецкой батареи становился все слабее. Разрушенные укрепления, подбитые и исковерканные пушки, множество убитых и раненых – такова была жуткая картина на берегу. Турки пытались, было, отстреливаться, но затем просто разбежались.
Подавив сопротивление батареи № 4, «Чесма» перенесла огонь всех орудий на батарею № 3. Хотя эта батарея находилась на значительном отдалении от центра сражения, тем не менее, ее каленые ядра достигали русских кораблей первой колонны.
– Весь огонь сосредоточить на неприятельской батарее! – распорядился командир «Чесмы» Микрюков. – И ни на что более не отвлекаться!
Описывая в воздухе огненный след к берегу полетели десятки бомб и ядер. Своим огнем «Чесма» надежно прикрыла «Императрицу Марию» и «Константин», которые в это время заканчивали разгром левого фланга турецкой эскадры. От меткого и непрерывного бомбардирования ответный огонь турок с берега быстро слабел. С «Чесмы» было видно, как осыпаются амбразуры, заваливаются траверзы на батарее. Наконец с берега раздался одинокий выстрел. Вслед за этим остатки батареи накрыл полновесный бортовой залп, и батарея № 3 замолчала навеки.