Из воспоминаний очевидца: «…Картина была восхитительная. Посредине рейда, как громадные кресты над могилами, торчали мачты потопленного фрегата с реями поперек. На отмели горел турецкий пароход. Город пылал в нескольких местах… Русские корабли в дыму, как в облаках, извергали смерть и огонь. Турки не могли более бороться, они начали садиться на гребные суда, спасаясь на берег; другие, расклепывая цепи, бросались на отмели и оттуда спасались вплавь. В 4-м часу все было кончено; только два фрегата, свалившись с мели… продолжали бой, наконец, и их турки начали оставлять, лишь несколько фанатиков отстреливались из трех орудий… Федор Михайлович Новосильский рассердился. «Париж» дал залп и Синопский бой отошел в историю».
С начала сражения головной корабль левой колонны «Париж» энергично поддерживал огнем, следовавший за ним в кильватере «Три Святителя». Огонь «Три Святителя» открыл огонь через две минуты после «Императрицы Марии». Первые два залпа он сделал левым бортом по батарее, фрегатам «Каиди-Зефер» и «Низамие»
Помимо судов, по которым «Три Святителя» палил вместе с «Парижем, линейному кораблю пришлось одновременно отстреливаться и от 54- пушечного "Каиди-Зефера".
«Команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость! – вспоминал участник боя мичман Сатин. – Как теперь вижу: стоит красавец-комендор знаменосец 32-го экипажа, Иван Дехта, и держит большим пальцем правой руки запал у только что выстрелившего орудия. Вырвало ядром рядом с ним двух человек, он бровью не пошевельнул, только скомандовал, когда орудие было готово: «к борту!» И этот же самый Дехта, бледный, как полотно, через две недели дрожащей рукой вынимал жребий на георгиевский крест. Достойных было слишком иного!» Прошло всего несколько минут после постановки на якорь, как турецкое ядро перебило канат шпринга и «Три Святителя» стало быстро разворачивать кормой к туркам, относя ветром к северо-западу прямо к батарее № 6. Турки, конечно же, воспользовались столь уникальной ситуацией.
«Мы могли отстреливаться только половинным числом орудий, – вспоминал участник событий, – а передние орудия нашего корабля приходятся против корабля «Париж».
Кутров мгновенно оценил изменившуюся ситуацию:
– Прекратить огонь из батарей левого борта!
Десятки орудий «Трех Святителей» разом замолчали.
Разворот корабля не укрылся от турок, те, разумеется, поняли, что на «Святителях» перебит шпринг и сразу усилили обстрел. Батарея № 6 стала поражать корабль продольными залпами. Вместе с ней усилили свой огонь фрегаты «Низамие» и «Каиди-Зефер». В клочья летел такелаж и рангоут. У младшего флагмана Гуссейн-паши появился реальный шанс на успех.
Одно из каленых ядер попало в кубрик, и только благодаря действиям трюмных матросов удалось ликвидировать пожар. Так же быстро был ликвидирован пожар на юте, где умело действовал боцман Кузьма Пернов.
На помощь «Трем Святителям» немедленно пришел «Ростислав». Плюнув на огонь турецких фрегатов капитан 1 ранга Кузнецов подвернул свой корабль, и обрушил артиллерию всего борта на батарею № 6.
Не теряя времени, в барказ с «Трех Святителей» прыгнул мичман Варницкий, чтобы завести якорь-верп и снова поставить линейный корабль на шпринг. Однако едва барказ отвалил от «Трех Святителей» сразу несколько ядер разнесло его в щепки. Матросы попрыгали в воду, удерживая на плаву раненного щепою мичмана. К тонущим подошел второй барказ. Мичмана и матросов затащили туда.
– У нас есть еще дополнительный верп, потому вперед! – распорядился Варницкий.
Матросы дружно налегли на весла. Под обстрелом десятков орудий моряки не только завезли верп, но и невредимыми вернулись на корабль. Уже после сражения мичман рассказывал:
– До сих пор не пойму, как остался в живых! Ядра пролетали так близко, что едва не задевали волос на голове!
«Три Святителя», подтянувшись на новом шпринге, развернулся левым бортом против неприятеля и, наконец-то, обрушил на него огонь своих орудий. Наши артиллеристы были злы и палили особо истово. Через какую-то четверть часа противостоявший «Трем Святителям» фрегат «Каиди-Зефер» запылал.
– Подворачиваем и переносим огонь на ближайший корвет! – распорядился капитан 1 ранга Кутров. – Наводить и палить самостоятельно!
Тем временем, «Каиди-Зефер» с разбитым рангоутом и множеством бортовых пробоин вышел из боевой линии, прошел между берегом и фрегатом «Низамие» и стал на мель невдалеке от береговой батареи № 6. Команда фрегата во главе с капитаном вплавь бросилась на берег.
Из хроники сражения: «Три Святителя» продолжил бой с тремя фрегатами и заставил «Каиди-Зефер» встать на мель у берега. Во время сражения на корабле вспыхивали пожары от своих выстрелов и попадания каленого ядра, последнее оказалось слабо нагрето, и его удалось загасить. После 14.30 только «Дамиад», прикрытый корпусом «Низамие», продолжал стрелять по кораблям «Три Святителя» и «Париж», пока последний не подавил его сопротивление. Для корабля «Три Святителя» бой закончился в 15.30. Потери составлили: 8 убитых и 18 раненых».
84-пушечный «Ростислав» замыкал левую колонну. На шканцах «Ростислава» невозмутимо под ядрами расхаживал капитан 1 ранга Александр Дмитриевич Кузнецов. Из всех нахимовских командиров Кузнецов был самым старшим по возрасту. Морской корпус он заканчивал вместе с Нахимовым, за штурм Варны в 1829 году был произведен в капитан-лейтенанты «за отличие», но, несмотря на несомненные боевые заслуги, опыт и прекрасные морские качества, к началу войны все еще ходил в капитанах 1 ранга. Причиной тому был невероятно независимый и взрывной характер командира «Ростислава». За матерное поношение адмирала Мельникова его еще в чине капитана 2 ранга отдавали под суд, но это на поведение Кузнецова ни коим образом не повлияло. Кузнецов ничего и никого не боялся, а потому имел немало врагов среди начальства. Да и поднимать свои флаги адмиралы «Ростиславе», зная неуживчивый характер командира, адмиралы не любили. Широкоплечий и кряжистый, Кузнецов, казалось, никогда не улыбался, будучи суровым с подчиненными, нелюдимым по жизни и не слишком почтительным с начальниками.
– Люблю риск! – не раз признавался сослуживцам командир «Ростислава». – Бояться нам, смертным, особенно нечего, все равно рано или поздно помрем, так лучше уж, чтобы красиво!
В свое время, будучи еще капитаном 2 ранга послал матерно повысившего было на него голос контр-адмирала Мельникова, за что был отдан под суд и, хотя отделался лишь штрафом в формуляре, который являлся существенным препятствием при продвижении по службе и награждениях. В силу этого Кузнецов 11 лет отбарабанил в ожидании эполет капитана 1 ранга и получил их лишь после неоднократных ходатайств своего друга и однокашника Нахимова. Из всех командиров линейных кораблей Кузнецов был и самым опытным, только линейными кораблями он к началу войны откомандовал уже четырнадцать лет.
«Ростислав» встал на шпринг последним. Двигаясь к своему месту, он яростно палил по неприятельским судам и батареям. Первоначально корабль стрелял по «Низамие», корвету «Фейзи-Меабуд» и батарее № 6, а затем сосредоточил усилия на двух последних целях. При этом по приказу Кузнецова артиллеристы палили двумя ядрами. Эффект от такой стрельбы был большой, но риск не малый. Матросы с опаской заряжали орудия двумя ядрами, а вдруг сейчас именно у них разорвет ствол и тогда порвет всех в клочья. Успокаивая артиллеристов, Кузнецов сам подходил и становился у очередной стреляющей пушки. Пушка пальнет, он переходит к следующей. Присутствие командира разом успокаивало людей.
– Александр Дмитриевич, Вы, словно в рулетку играете! – поинтересовался у командира вахтенный лейтенант Павел Гусев.
– В азартные игры никогда не играл, а судьба наша от нас не зависит! – усмехнулся седой капитан 1 ранга. – Каждому свое предопределено, можно помереть, упав с кровати, а можно уцелеть в десятке сражений! Тут не угадаешь!
От перенапряжения стволов на «Ростиславе» все же в клочья несколько пушек, но и урон турок от ростиславовских пушек был огромен.
Во время артиллерийской дуэли с «Феази-Меабудом», одна из турецких гранат попала прямо в орудие «Ростислава», разорвав его, пробила палубу и подожгла пороховой кокор.
– На гондеке пожар! – закричал вахтенный начальник лейтенант Гусев.
К горящему кокору кинулись матросы во главе с мичманов Сашей Житковым. Ведрами залили горящий кокор. Вокруг разбитой пушки вповалку десятки людей, обожженных и раненных. Стоны, крики, мат.
– Горит крюйт-камера! – раздался чей-то отчаянный крик.
Все бывшие на палубе обернулись. У входа в открытый люк крюйт-камеры полыхал огонь. Это горели вывороченные гранатой палубные доски. Теперь судьбу огромного линейного корабля решали какие-то мгновения, ведь достаточно было одной искры, попавшей в открытые бочки с порохом, чтобы «Ростислав» взлетел на воздух.
– За мной, кому жизнь не дорога! – первым бросился в вихрь пламени мичман Колокольцев.
Из хроники сражения: «Каленое ядро или граната, ударив в одно из средних орудий корабля «Ростислав», разбило палубу и бимс и зажгло кокора и занавесь, находившуюся для ограждения подачи картузов нижнего дека и прямо против разбитого орудия случившуюся, причем 40 человек нижних чинов было раненных и обожженных, ибо, кроме прислуги орудия, пострадали столпившиеся кокорники и прислуга орудия верхнего дека, над разбитым находящегося. Происшедший таким образом пожар немедленно был погашен, но горящие занавеси попадали в люки крюйт-камерного выхода. Некоторые люди из назначенных в крюйт-камеру, опасаясь за последнюю, бросились к дверям, но мичман Колокольцев запер двери, велев накрыть люк и клапаны, и с хладнокровием принялся тушить попадавшие и тлеющие обрывки занавеси». Когда все было кончено и опасность прошла, чумазого Колокольцева обнял командир «Ростислава» Кузнецов.
– Ты, Николенька, видать в рубашке родился, а вместе с тобой и все мы! Корпус линейного корабля сотрясался от выстрелов. Бой продолжался.