Бомбическими пушками «Парижа» при Синопе успешно командовал лейтенант Николай Макухин (произведенный за это в капитан-лейтенанты). Впоследствии он участник обороны Севастополя и Кронштадта, контрадмирал. С Морского корпуса Коля Макухин дружил с Петей Шмидтом, вместе они сражались и на бастионах. В 1905 году сын Макухина стал командиром крейсера «Очаков». Надо же такому случиться, что прибывший туда печально знаменитый «красный лейтенант» Петр Шмидт (сын Петра Шмидта-старшего), захватит в заложники сына друга своего отца и объявит ему, что лично расстреляет, если командующий Черноморским флотом вицеадмирал Чухнин не выполнит его требования. Лишь по счастливой случайности Макухин остался жив…
Старший адъютант Нахимова лейтенант Феофан Христофорович Острено за Синоп стал капитан-лейтенантом и кавалером Владимира 4-й степени с мечами. Нахимов в представлении на Остено писал: «Постоянно находился при мне и наблюдал за исполнением моих распоряжений. Видя в нем положительную решительность, мужественное хладнокровие и храбрость, я передал ему мой план сражения и уверен. Если бы меня не стало, то он окончил бы его также успешно». В дальнейшем дрался в Севастополе. Затем был полицмейстером Кронштадтского порта и капитаном над портами Тихого океана Уволен в 1865 году контр-адмиралом.
Флаг-офицер контр-адмирала Новосильского лейтенант Александр Семенович Стройников своею храбростью смоет при Синопе позор своего отца, получив Владимирский крест 4-степени с бантом. Затем будет не менее храбро драться в Севастополе. Службу же свою закончит контр-адмиралом. Лейтенант Михаил Павлович Шварц, храбро дравшийся на Чесме», получил Владимира 4-й степени с мечами. Отличился в обороне Се6вастопаоля, став Георгиевским кавалером. Командовал редутом на 5-м бастионе, вошедшим в историю, как знаменитая «батарея Шварца». Эпизод отчаянного рукопашного боя за эту батарею навсегда запечатлен для потомков на полотне Франца Рубо в Севастопольской Панораме. В последующем Шварц командовал клипером «Жемчуг», мониторами, учебно-артиллерийским отрядом, был комендантом Кронштадта. Скончался он в 1896 году в чине контр-адмирала.
Героя «Ростислава» мичман Николай Колокольцева вице-адмирал Нахимов «за особенное присутствие духа и отважность, оказанные им во время боя» представил к Георгиевскому кресту. Но потрясенный смелостью юного мичмана Николай Первый распорядился:
– За участие в бою дать Колокольцеву Владимира 4-го класса, за спасение «Ростислава» – Георгия того же класса, а за молодечество от меня еще и годовой оклад жалования на обмыв сиих орденов!
Затем храбрый Колокольцев еще не раз еще отличался на Малаховом кургане, получив в шею штуцерную пулю и на пояс золотую саблю «за храбрость». Но собой карьеры не сделал. Есть офицеры для войны, а есть для мирных времен. Николай Колокольцев был, как раз из тех, кто для войны. После войны он командовал канонерками, заведовал лоцманской командой в Петербургском порту. В 1883 году Колокольцева уволили в отставку, впрочем, с производством в контр-адмиральский чин за заслуги перед флотом и Россией. Храбрый парламентер Нахимова мичман Иван Матвеевич Манто за отличие при Синопе получит эполеты лейтенанта и Анну 3-й степени. Затем он честно отстоял почти год на севастопольских бастионах, был ранен и контужен. Далее служил на Черном море на различных должностях, даже начальствовал над плавучей морской тюрьмой. Последней должностью Манто было командование корветом «Сокол». Умер в 1902 году, окруженный почетом и уважением, как один из последних синопцев и севастопольцев.
Племянник контр-адмирала Новосильского мичман Миша Новосильский состоял во время Синопа при дяде адъютантом. Всю оборону Севастополя он провел на бастионах, был ранен и контужен, заслужил золотую саблю. В последующие годы много плавал. Занимался серьезной научной работой. В турецкую войну 1877–1878 годов Новосильский-младший отличился при наводке мостов через Дунай под турецким обстрелом, и за беззаветную храбрость получил Георгиевский крест. Впоследствии командовал эскадрой на Тихом океане, осваивал дальневосточные берега. Был уволен в чине контрадмирала в 1883 году.
Два закадычных друга лейтенанты Жандр и Кузьмин-Короваев за участие в Синопском сражении стали кавалерами ордена Святого Владимира. Впереди у них были одиннадцать месяцев Севастопольской обороны, когда каждый миг мог оказаться последним. Будучи верными своему слову, друзья на деле доказали, что достойны именоваться храбрецами.
Всю оборону с первого до последнего дня провел на бастионах лейтенант Кузьмин-Короваев. Бомбардировки и ночные вылазки, штурмы и штыковые контратаки – все было за это время. Смерть не раз была с ним совсем рядом, но судьба оберегала достойного. Одиннадцать ран получил лейтенант. Но каждый раз он упрямо возвращался к своим орудиям. Одним из последних перешел он со своими матросами и на Северную сторону после отчаянных схваток за Малахов курган. Георгиевский крест и золотое оружие «За храбрость» отметили его участие в севастопольской обороне.
Жандр в начале обороны состоял при вице-адмирале Корнилове. Именно он был рядом с ним в роковой день первой бомбардировки, именно он принял на руки смертельно раненного Корнилова и закрыл ему глаза…
После похорон вице-адмирала Нахимов приказал Жандру сообщить скорбную весть семье покойного. Корниловы, как и Богдановичи, жили тогда в Николаеве. Естественно, что, исполнив свое скорбное поручение, Александр Жандр встретился и с Сашенькой Богданович. Что повлияло в этот раз на решение девушки, мы не знаем. Скорее всего, в глубине сердца ей все же и раньше больше нравился именно Жандр. Как бы то ни было, но, спустя несколько дней, Сашенька объявила лейтенанту о своем согласии идти с ним под венец. Тогда же состоялась и скромная свадьба.
Вернувшись в Севастополь, Жандр, конечно же, рассказал другу о происшедшем. Верный друг воспринял известие как само собой разумеющееся. Что ж, Сашенька сделала свой выбор! К тому же израненному лейтенанту впору было уже заниматься только своим здоровьем. Отныне и до конца жизни Кузьмина-Короваева будут мучить страшные головные боли, и каждый наступающий день превращался для него в новый бой с самим собой. Нескончаемая боль сделала севастопольского ветерана мрачным и раздражительным, но щедрость души и благородство он сохранил, как и прежде.
Послевоенная карьера у обоих друзей сложилась довольно успешно. Жандр долгие годы занимал видные посты в отечественном кораблестроении, стал и вице-адмиралом, и сенатором. В свободное время он пишет воспоминания о своем кумире – Корнилове.
Кузьмин-Короваев после Севастопольской осады долго лечился от своих многочисленных ран, числясь во флотском резерве. Затем плавал на Балтике, состоял при морском министре.
Раз в год друзья непременно собирались вместе у Жандров. Так старые севастопольцы отмечали свои знаменитые «тризны» по павшим сотоварищам. Вместе с хозяином был и его младший брат Николай, посвятивший защитникам города роман в стихах «Свет», который и читал собравшимся при свете мерцающей лампы. Да и Кузьмин-Короваев захаживал в такие дни к Жандрам не один, а с братом Твердиславом, тоже прошедшим страшный 4-й бастион, где был заживо погребен под землей взрывом.
За столом, как всегда, хозяйствовала немного располневшая, но по-прежнему обаятельная Сашенька – Александра Жандр. Все пять ее братьев служили на севастопольских бастионах. Там пал старший из них Виктор, а младший Орест умер от ран уже после войны…
Шли годы, но давно уже ставший контр-адмиралом Кузьмин-Короваев, по- прежнему, оставался верным поклонником Александры Васильевны. Своей семьи у него так и не получилось. Говорят, что единственной отрадой старика были вечера в кругу дочерей Жандров, коих он почти боготворил и задаривал подарками. Была у старого моряка и заветная мечта – женить одного из своих племянников на дочери друга. Но старшая Маша, ослепительная красавица и гордячка, напрочь отвергла предложение его племянника Николая. Зато младшая Машенька все же вышла замуж за второго племянника Кузьмина – Дмитрия. Правда, случилось это уже после смерти старика.
Александр Жандр пережил своего друга на тринадцать лет. Последние годы каждую неделю он неизменно посещал могилу своего друга. Усевшись на скамеечку, он вспоминал их боевую молодость и Севастополь. Иногда по его морщинистой щеке скатывалась скупая старческая слеза, но Жандр ее не стеснялся, ведь он был сейчас не здесь, на забытом Богом кладбище, а там, на бастионах чести и славы.
За несколько дней до смерти, Жандр в последний раз приехал навестить друга. – Прости, и до скорой встречи! – сказал он, склонив седую голову.
О судьбе матросов участников Синопа нам, по понятным причинам, известно очень мало. Подавляющее большинство из них, как и их доблестные командиры, пали на бастионах Севастополя. Чудом уцелевшие в севастопольском огне, они доживали свой скорбный матросский век в своих деревушках и в инвалидных домах. Впрочем, история сохранила нам одну поистине удивительную историю.
В 1915 году на дредноут «Императрица Мария», готовящийся к переходу из Николаева в Севастополь, прибыл старик в матросской форме с иконостасом медалей и рундучком в руке. Командиру он вручил свое предписание. Когда тот прочитал поданную бумагу, то невольно встал и сам вытянулся перед стариком. Перед ним был настоящий реликт – последний матрос нахимовской «Императрицы Марии» (которому было уже за 80 лет), присланный служить добровольцем на новый корабль со знаменитым именем. Это была инициатива адмирала Григоровича, который хотел, таким образом, возбудить в команде новейшего линкора дух старой «Марии». Старик, как оказалось, к этому времени овдовел, дети давно разъехались, и он с удовольствием принял предложение морского министра на склоне лет еще раз послужить Отечеству. Чтобы ветеран чувствовал себя при деле, ему поручили помогать вахтенному офицеру у трапа. Как отмечают очевидцы, службу ветеран знал и правил со всей серьезностью. К сожалению, фамилия последнего нахимовского матроса до нас не дошла. В воспоминаниях он фигурирует, как Синопский, именно так все, и офицеры, и матросы звали деда на дредноуте. Разумеется, что команда любила в свободное время порасспросить ветерана о былых делах, тот охотно рассказывал. Впрочем, когда однажды кто-то ему не слишком тактично заметил: