Это был первый выстрел, который дал турецкий флагман «Ауни-Аллах». Корабельные хронометры показывали 12 часов 28 минут. Так началось Синопское сражение.
Артур Слейд впоследствии вспоминал, что турки с завидным терпением ожидали приближения противника; видимо, над капитанами довлел приказ, запрещающий первый выстрел. Сигнал командира «Навек-Бахри» с просьбой открыть огонь Осман-паша проигнорировал, и первый выстрел прогремел с «Низамие», когда русские оказались на половине дистанции огня. По данным русских документов, первые выстрелы турецкого флагманского корабля «Ауни-Аллах» прозвучали в 12.28.
Первые выстрелы турок легли далеко перед нашими кораблями чахлыми фонтанчиками недолетов.
– Чего ж они палят-то, ведь дистанция еще такая огромная? – не выдержав, поинтересовался на «Чесме» у командира верхнего дека лейтенанта Шварца мичман Сидоров.
– А потому, Яша, что залп сей не для нас предназначен, а для своих!
– Это как же? – вытаращил глаза мичман Яша Сидоров.
– А вон туда посмотри! – и Шварц показал рукой в сторону турецких батарей.
Сидоров напряг глаза. Действительно к батарейным брустверам во всю прыть откуда-то бежали турецкие артиллеристы.
– Никак опоздали, сердешные! То-то будет теперь нагоняй, получат палками по пяткам! – смеялись наши матросы, глядя на проспавших начало боя турок.
В шканечном журнале линейного корабля «Три святителя» осталась запись: «Проходя построенные на внутренней стороне полуострова батареи, означенные номерами 1, 2, 3, 4, на них не было видно ни малейшего движения, но бежавшие из деревни Ада-Киой турки спешили, вероятно, занять свои места: однако же эскадра наша успела пройти мимо батарей…»
К вечеру 17 ноября отряд Корнилова был уже недалеко от берегов Турции. На рассвете 18 ноября пароходы подходили к Пахиосу, но именно здесь, всего в пятнадцати милях от Синопской бухты, они вынуждены были застопорить машины, так как «за мрачностью и дождем ничего не было видно».
– Теряем драгоценное время! – Корнилов, нервничая, ходил взад-вперед по ходовому мостику.
Для себя он уже решил, что в случае соединения с Нахимовым до решающего сражения поднимет свой флаг на «Константине», вступив под команду Нахимова, как старшего вице-адмирала. Именно поэтому Корнилов велел не поднимать над «Одессой» своего флага, а следовать пока под флагом командира отряда контр-адмирала Панфилова.
Погода несколько прояснилась лишь в половине 11-го утра.
– Обстановка для нас неясная, а потому следовать тихим ходом вдоль побережья. Где-то впереди должен быть Нахимов! – приказал Корнилов Керну.
К полудню пароходы вышли с севера к Синопскому полуострову с северной стороны. Едва открылась бухта, как на ее рейде обозначился частокол мачт нахимовской эскадры. А спустя несколько минут грянула канонада. Было очевидно, что Корнилов опоздал, причем опоздал всего на какой-то час-полтора. С пароходов видели всплески от ядер, перелетавших через перешеек на северную сторону. Наши пароходы заметили с батареи № 1 и обстреляли, но из-за большой дистанции безрезультатно.
– Курс в бухту! – приказал Корнилов. – Кажется, мы немного опоздали, но не настолько, чтобы наша помощь не оказалась нужной! Наши пароходы сейчас Павлу Степановичу особо необходимы!
В этот момент пароходы были замечены и с «Императрицы Марии».
– Три парохода! Следуют курсом на Синоп! – раздался крик вахтенного офицера.
Нахимов оглянулся.
На траверзе мыса Боз-тепе были отчетливо видны три парохода. По тому, какими клубами валил из их труб дым, было очевидно, что пароходы выжимают из своих машин все возможное.
– Это еще что такое? Неужели турки, а может быть, англичане? – вице-адмирал был не на шутку встревожен.
«Что если это действительно англичане или французы? Сейчас они спровоцируют перестрелку, и тогда столкновения с Лондоном и Парижем не избежать!»
Пароходы между тем быстро приближались, и напряжение по мере этого на шканцах «Императрицы Марии» возрастало.
– На головном пароходе контр-адмиральский! Это «Одесса»!
– Ну, слава Богу! – Нахимов снял фуражку и перекрестился. – Дайте «Одессе» сигнал: «Приблизиться к адмиралу».
Сигнальные флаги подняли. Но «Одесса», к неудовольствию Нахимова, приказа так и не выполнила. Как выяснилось впоследствии, на пароходе его просто не заметили из-за порохового дыма. Но и Корнилов был настроен решительно: опытным глазом он уже определил, чем и где сможет помочь нахимовской эскадре.
Глава одиннадцатаяВ кильватере «Императрицы Марии»
Туман и моросящий дождь помешали туркам вовремя обнаружить приближение нашей эскадры, и они, успокоенные ее длительным крейсированием у Синопа, заметили наши корабли слишком поздно, когда те приблизилась уже на полмили. Наши сближались по-прежнему в полном молчании. В этом молчании сквозило какое-то высшее презрение к смерти и уверенность в победе. Дойдя до неприятеля, правая колонна должна была развернуться на шпринге и палить по туркам правым бортом, а левая – левым. Всё, на первый взгляд, очень просто, но эта простота кажущаяся. За ней – опыт многих поколений российских моряков, опыт их нынешнего флагмана.
На подходе к рейду Нахимов приказал уменьшить ход.
– С большого хода линейным кораблям при попутном ветре будет трудно согласно диспозиции встать на якорь! – пояснил вице-адмирал свою мысль стоявшему подле него старшему адъютанту Остено.
На кораблях одновременно убрали брамсели, отдали марса-фалы. Фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» с разрешения флагмана отделились от главных сил и пошли в назначенные для них места у входа в бухту. Их задача – прикрыть эскадру со стороны моря от всяких неожиданностей.
С линейных кораблей до шканцев «Императрицы Марии» доносилась дробь барабанов и протяжные звуки сигнальных горнов. Это по приказу командующего на эскадре играли боевую тревогу.
Нахимов настолько ювелирно рассчитал курс входа в бухту, что береговые батареи № 1 и № 2 оказались слишком далеко от русских кораблей, а прислуга № 3 и № 4 батарей опоздала, так как спала в другом месте, опоздала к моменту прохода эскадры мимо этих батарей. Поэтому с началом боя нам мешали становиться на шпринг только батареи № 5 и № 6.
После первого залпа с турецкого флагмана огонь открыла уже вся турецкая эскадра. Офицеры и матросы наскоро рвали паклю и запихивали ее в уши. Теперь для подачи команды на палубе надо было показывать жестами или кричать в самое ухо. Впрочем, так было в морских сражениях всегда. Вскоре появились первые попадания, корабли несли ущерб как от фрегатов, так и от батарей. Появились первые раненые и убитые.
На подходе к расписанным по диспозиции местам наши корабли попали под сильнейший перекрестный огонь турецкой эскадры и береговых батарей. Стоявшие на левом фланге боевой линии турок фрегаты «Навек-Бахри», «Несими-Зефер», батареи № 3 и 4 били что есть силы по правому борту подходящих к ним линкоров. Одновременно фрегаты «Ауни-Аллах», «Дамиад», «Кайди-Зефер», «Низамие» и батарея № 6 поражали русские корабли особо опасными продольными залпами.
Осман-паша, наблюдая за входящей в бухту русской эскадрой, все еще надеялся, что московиты не выдержат столь сосредоточенного и яростного огня и повернут вспять. Но московиты были настойчивы и их корабли приближались неумолимо.
Историк пишет: «По счастию нашему, вместо того, чтобы сосредоточивать продольный огонь на палубы, а боковой – на подводную часть русских судов, турецкая артиллерия – в надежде замедлить наступательное движение русских и в ожидании, что наши команды пойдут по мачтам убирать или закреплять паруса, – била преимущественно вверх, по мачтам и по всему такелажу. Но у наваринского героя П.С. Нахимова были свежи в памяти поучения прошедшего: ему был известен свойственный турецким морякам расчет, и потому судам был дан приказ взять на гитовы, то есть уменьшить давление ветра на паруса».
Однако с каждой минутой огонь турок усиливался. Турецкие ядра летели вверх, ломали на наших кораблях реи и стеньги, дырявили паруса, рвали фалы и ванты. Появились первые повреждения, пролилась первая кровь. Огонь турок был столь ожесточен, что уже через несколько минут после начала боя на головной «Императрице Марии» была перебита большая часть рангоута и стоячего такелажа. Беспомощно повисли на разбитых реях фалы, а на грот-мачте осталась лишь одна невредимая ванта. Флагман Нахимова, принявший первый удар противника, почти лишился возможности передавать сигналы. Бой только начался, а связь между флагманом и эскадрой была уже затруднена. Как это скажется на дальнейшем развитии событий, не мог предсказать никто. Получил свое и шедший вслед за флагманом «Великий князь Константин». Борт линейного корабля принял подряд несколько залпов ядер, книпелей и картечи.
Несмотря на серьезные повреждения, «Мария» уверенно продолжала итти вперед, увлекая за собой эскадру.
Наконец над «Марией» взвился долгожданный сигнал: «Открыть огонь».
И тогда разом грянуло! Грохот шестисот пушек потряс Синопскую бухту. Все заволокло дымом. Где-то в турецкой линии взметнулось кверху пламя, полетел разнесенный вдрызг такелаж. Теперь уже наши корабли один за другим проходили вдоль турецкой линии, осыпая неприятельские фрегаты и корветы бомбами и ядрами, стараясь занять положенные им по диспозиции места.
Проходя мимо фрегата «Навек-Бахри», флагман Нахимова воздал ему должное и накрыл фрегат полновесным бортовым залпом. Не останавливаясь, «Мария» прошла дальше, в глубь бухты, осыпав по пути градом ядер и бомб еще один попавшийся ей на пути фрегат.
Позднее историками будет подсчитано, что бортовой залп шести российских линейных кораблей из 312 пушек весил 5627 кг против 2706 кг из 262 корабельных и береговых турецких орудий. Имели мы превосходство и в тяжелой артиллерии Мы имели 44 бомбических и 206 36-фунтовых пушек против 5 бомбических на берегу и на «Таифе», и 80 32-фунтовых на турецких фрегатах. Перед боем, разумеется, соотношение сил могли лишь прикидывать весьма приблизительно.