Папа с улыбкой кивнул. Наверное, мысленно он заново переживал то эпическое сражение с дедушкой, который одно время был совершенно зациклен на том, что мне нужно показаться врачу. Родители возражали, что в этом нет необходимости, но в конце концов сдались, потому что «в общем-то, лучше развеять сомнения» – так они оправдывались за то, что не выдержали дедушкиного напора и мне пришлось пропустить школу как раз в тот день, когда был первый урок с новым учителем английского. Мой дедушка – самый замечательный человек на свете, но, когда он зацикливается на том, что мне нужно показаться врачу, пройти осмотр или сдать анализы, его не под силу переубедить никому и ничему.
– Нора, я имел в виду, что детям нельзя навещать тех, кто лежит в больнице, – объяснил папа. – Дело в том, что в больницах множество вирусов и бактерий, и врачи предпочитают защищать детей от рисков чем-нибудь заразиться.
«Да ладно, что за ерунда, – подумала я. – В школе тоже полно вирусов и бактерий, каждый день кто-нибудь приходит на уроки с насморком или кашлем, но нас всех не оставляют дома, чтобы защитить».
– По-моему, очень жестоко не давать Софии провести время с подругой, чтобы защитить меня, у которой всё в полном порядке, – сказала я. – Она нездорова, вот о чём нужно беспокоиться.
Папа молча поглаживал подбородок, ведя машину одной рукой, а это означало, что он размышлял над моими словами и, стало быть, я сказала не глупость, а кое-что, над чем стоит подумать.
– Кое в чём ты права, – произнес он наконец, а это означало, что я абсолютно права. – Но дело в том, что я не врач и не министр здравоохранения и вряд ли когда-нибудь им стану. Зато ты лет через тридцать можешь стать министром. Когда это произойдёт, вспомни наш разговор и измени больничные правила. А пока я, к сожалению, не могу отвезти тебя к Софии.
Когда мы вернулись домой, я сделала уроки, потом часок поиграла на планшете, а потом папа предложил мне погулять с Рэмбо.
– Я весь день просидел за компьютером, – сказал он. – Мне не помешает немного пройтись.
Я согласилась, хотя и странно, что папа мне такое предложил, потому что хотя он действительно немного зациклен на физической активности, а именно на пользе ходьбы, особенно на свежем воздухе, особенно после долгой учёбы или работы за компьютером, но чего папа никогда не делает – так это не гуляет с Рэмбо. Он всегда говорит, что собаки должны бегать одни, а не на поводке и что животных выгуливают только старики, хотя это немного абсурдно, потому что мне, например, очень нравится гулять с Рэмбо. Будь моя воля, Рэмбо каждое утро провожал бы меня в школу, а потом встречал после уроков, и я бы выгуливала его минимум три часа в день. Конечно же, я бы ни за что не отказалась от прогулки с Рэмбо перед ужином!
Когда мы пришли к бабушке с дедушкой, я открыла ящик шкафа на веранде, где мы храним поводок, и Рэмбо тут же начал подпрыгивать на два метра в высоту, поняв, что за какие-то заслуги удостоился неожиданной вечерней прогулки и ему даже выпал уникальный шанс погулять с нами обоими – и со мной, и с папой, – чего никогда раньше не случалось. Мы отправились в центр Уты, и папа предложил мне зайти в тот самый канцелярский магазин, куда я хожу с бабушкой и дедушкой, когда они хотят купить мне игрушку или подарок.
– Мне нужно купить ручки и новую записную книжку, – сказал папа. – Если хочешь, можешь выбрать что-нибудь и для себя.
На секунду мне показалось, что папа собирается сказать: «ЧТО-НИБУДЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСТВА», но он, похоже, вовремя прикусил язык. В любом случае раньше папа никогда не водил меня в Уту, чтобы купить мне подарок, обычно это делают бабушка и дедушка, так что странностей сегодня вечером было две: прогулка с Рэмбо и подарочек. Многовато. И точно – когда мы возвращались домой, папа сказал:
– Послушай, Нора, я бы хотел получше объяснить тебе, почему мы не можем отвезти тебя к Софии.
«О нет, – подумала я, – о нет, сейчас начнётся ДЛИННОЕ НУДНОЕ РАЗГЛАГОЛЬСТВОВАНИЕ». Время от времени взрослые зацикливаются на мысли, что недостаточно хорошо что-то объяснили, даже когда всё и так ясно, ну или не ясно, потому что тема сложная и запутанная и её просто НЕВОЗМОЖНО объяснить лучше. Но в итоге в тот вечер обошлось без разглагольствований: папа просто хотел сказать, что есть ещё одна причина, по которой детей не пускают в больницу. Дело в том, что они могут увидеть нечто слишком жуткое или, по крайней мере, нечто шокирующее – например, страшные раны или пациентов, которые мучаются от боли или проходят тяжёлое лечение. Это и впрямь разумное объяснение.
Вот только ради того, чтобы десять минут побыть с Софией, я готова выдержать любое зрелище, бросить вызов каким угодно вирусам и бактериям. Чтобы провести немного времени с подругой, я бы преодолела любое испытание, вызвала на дуэль огнедышащего дракона, злого волшебника, чёрного рыцаря, бешеного питбуля (тут я преувеличиваю, но всё-таки). Поэтому, несмотря на все папины объяснения, в тот вечер, сидя у огня после ужина, я думала только о том, что хочу навестить Софию. Я не просто думала об этом, но и изо всех сил представляла её лицо, глядя на пламя в камине, и пыталась мысленно передать ей: «София, я хочу тебя навестить, нам нужно найти какой-то способ, прошу тебя, София, давай придумаем, как это устроить, я должна приехать к тебе в больницу».
Раньше я никогда не смотрела молча в огонь, сосредоточившись на том, чтобы произошло что-нибудь, чего я очень хочу. Само собой, я так сделала, даже не надеясь, что это сработает, – просто сделала, и всё.
18
И всё-таки это сработало! На следующий день родители приехали за мной вдвоём и сказали:
– Нора, никому ничего не рассказывай, очень важно, чтобы ты не говорила об этом никому из одноклассников, но мы можем отвезти тебя к Софии.
– Но как? – заулыбалась я. – А как же все эти запреты, вирусы, бактерии и жуткие зрелища, которые могут меня напугать?
Родители переглянулись, и мама ответила:
– Твоя подруга прожужжала уши всей больнице. Видимо, она изводила врачей каждый обход, а заодно и медсестёр, медбратьев и всех остальных. В общем, они, похоже, подумали, что проще сделать исключение, чем и дальше слушать её жалобы.
«Ура! – подумала я. – Ура! Моя подруга бросила вызов драконам, волшебникам и питбулям и победила! Молодец, София, молодец!»
– Но прошу тебя, – сказала мама. – Даже если ты увидишь, что она устала, или что-то тебя шокирует, например игла капельницы у неё в руке, пожалуйста, постарайся не бояться, веди себя нормально и не заставляй врачей жалеть об этом решении.
Мне не было дела ни до игл, ни до капельниц, ни до того, какой будет София, и я думала только о том, что люблю её больше всех на свете, кроме своих родителей, тёть, дядь, бабушек и дедушек (и Рэмбо), и что мне не терпится её увидеть.
Потом я её увидела – и, может быть, в школе правильно делали, что говорили нам, будто всё в порядке и у неё все хорошо, чтобы нас не пугать, НО ЭТО НЕПРАВДА. Ha Софии была пижама с единорогами, а её волосы были подстрижены так коротко, что я едва её узнала (не так коротко, как чёлка, а почти так же коротко, как мужчины бреют головы), но, по крайней мере, она мне УЛЫБНУЛАСЬ.
– ПОДРУГА-А-А! – сразу воскликнула она. – Иди сюда и обними меня.
Я подошла и обняла её, но всё ещё не могла сказать ни слова. Всё казалось таким странным, её родители смотрели на нас, мои родители смотрели на нас, медсёстры тоже смотрели на нас. «Я соскучилась», – сказала я Софии, а она ответила: «Я тоже». Мои родители пробормотали: «Конечно-конечно, ещё бы. Потом все взрослые ушли, и я услышала, как папа Софии сказал моему:
– Видишь ли, когда у девчонок есть старшая сестра, они с самого детства учатся выкрутасничать, даже если лежат в больнице. Представь себе, как весело нам будет лет через пять.
Я заговорила не сразу, потому что, пока мы с подругой обнимались, я почувствовала, что лицо и руки у меня стали очень горячими, мне было трудно от неё оторваться, и к тому же нужно было соблюдать осторожность, потому что София и впрямь была под капельницей. Только раньше я не понимала, что такое капельница. Я думала, это что-то типа градусника, а оказалось, ей ВВЕЛИ В ВЕНУ ИГЛУ, которая прикреплена к трубочке, а трубочка – к пакету с лекарством, так что оно попадает через трубочку и иглу в её вену. Я не ожидала, что это произведёт на меня такое впечатление, но, БЛИН, ЭТО ЖУТКО!
Вдобавок мне стало не по себе ещё кое от чего – от больничного запаха. Я никогда раньше не чувствовала такого запаха, и стоило мне об этом подумать, как София спросила:
– Здесь ужасно воняет, да?
Я согласилась, что воняет и правда ужасно, а она сказала:
– Сейчас я тебе всё расскажу. Как здорово, что мне удалось уговорить их тебя пустить! – И она начала рассказывать об аварии: – Я мало что помню. Мы возвращались домой после ужина у дяди и тёти, и мы с сестрой дремали на заднем сиденье, папа поставил один из своих дурацких дисков с классической музыкой, а мама, кажется, копалась в телефоне. В общем, я почти уснула, как вдруг раздался взрыв. Подруга, это было как в кино, когда взрываются бомбы, и кое-что правда взорвалось – покрышка! Я имею в виду, что у нас лопнуло колесо, папа потерял управление, и мы вылетели с дороги. Кошмар, да? И пока всё это происходило, что-то острое порезало мне голову, смотри, у меня вот здесь целых ТРИ ШВА. – Она взяла меня за руку и провела ею по своей голове, залепленной пластырями. – Это самые настоящие швы, врач зашил мне кожу, потому что она была рассечена, представляешь? Рассечённая кожа головы, с ума сойти! Вот почему у меня такие короткие волосы.
– Но они потом отрастут? – спросила я и тут же подумала, что это глупый вопрос, но София улыбнулась и ответила:
– Да, конечно, я тоже беспокоилась, но спросила сестру, и она сказала, что отрастут. Вдобавок она дала мне гениальный совет! Она сказала, что поскольку из всех, кто был в машине, по-настоящему пострадала только я, то у меня как бы есть бонус, как в компьютерной игре, когда получаешь силу или становишься непобедимой. Сестра сказала: «Теперь проси всё что хочешь, и родители согласятся, вот увидишь». Поэтому я спросила маму, нельзя ли мне, когда отрастут волосы, покрасить пряди в фиолетовый цвет, как у тебя, и УГАДАЙ ЧТО? ОНА РАЗРЕШИЛА!