София протянула мне свободную руку, и мы дали друг другу пять. Я спросила, больно ли ей от капельницы, и она ответила:
– Да какое там, совсем не больно! Но подожди, мне ещё нужно сказать тебе самое важное, а потом расскажешь, что нового в школе, ладно?
В общем, авария явно не отбила у Софии желания болтать и улыбаться, и это главное. Вот что ещё случилось в тот вечер: вылетев с дороги, машина перевернулась, и что-то придавило ей живот (не совсем живот, а повыше, София мне показала), и там ей тоже наложили швы, потому что врачам пришлось удалить ей орган, который у всех нас там есть и который мы обычно даже не замечаем, – селезёнку. А удалить пришлось потому, что селезёнка Софии была повреждена в результате аварии. Но врач объяснил ей, что это не так уж страшно, тем более что, по его словам, селезёнка почти ни для чего и не нужна.
– Спорим, ты никогда о ней даже не слышала? – спросила София, хотя вообще-то я прекрасно знаю, где находится селезёнка и для чего она нужна, потому что об этом написано в очень смешной книге, которая мне так понравилась, что я прочитала её три раза. Мне её подарила сестра моей мамы, которая работает врачом и, по-моему, надеется, что когда-нибудь я тоже пойду в медицину. Книга называется «Фу-у-у, какое тело!», и она действительно классная, потому что в ней забавно объясняется всё о нашем теле. Её автор тоже врач и шутит ещё смешнее, чем мой папа, и вдобавок в книге множество поясняющих иллюстраций и портреты его пса, которые автор нарисовал сам. Не уверена, но, по-моему, этот милый пёс на самом деле существует.
– А теперь расскажи мне, как дела в школе, – попросила София.
На самом деле мне хотелось ещё немного расспросить её о селезёнке. Хоть я и знаю, что это не такой уж важный орган и без него вполне можно обойтись, но всё-таки ЕЙ РАЗРЕЗАЛИ ЖИВОТ, ЧТОБЫ ЕГО УДАЛИТЬ! Как после таких новостей можно спокойно разговаривать о школе, о хороших и вредных одноклассниках, о том, кого рассадили за болтовню и кто с кем начал встречаться и кто с кем расстался? Как? И всё-таки мы всё это обсудили!
А всё потому, что мы ЛУЧШИЕ ПОДРУГИ НАВЕКИ, так что нам всегда есть что сказать друг другу, над чем посмеяться, из-за чего поссориться и тут же помириться. Не знаю, бывает ли так же и у взрослых, может быть, у них всё по-другому, потому что у них есть телефоны и они могут постоянно обмениваться сообщениями, фотографиями и видео, и поэтому, когда они встречаются, им особо не о чем поговорить, но, когда видимся мы с Софией, нам ВСЕГДА нужно сказать друг другу тысячу вещей и мы всегда боимся не успеть, а когда разговариваем, то забываем про весь остальной мир. По-моему, это прекрасно, и мне бы очень хотелось, чтобы так продолжалось ВЕЧНО. Не знаю, будет ли так, но я на это надеюсь.
Потом я сказала Софии одну вещь. Позже я много об этом думала, но до сих пор не поняла, почему я так поступила: то ли от радости, что я оказалась с ней наедине в больнице, то ли потому, что я ребёнок и иногда совершаю детские поступки, – не знаю.
Прежде чем рассказать, что именно я сказала, хочу уточнить: я чувствую себя глупо и знаю, что сейчас бы так не поступила и что это смешно и немного нелепо. Но я уже ляпнула, и теперь ничего не поделаешь!
Она спросила, как поживает Синьор Колбаска, и я ответила, что у него всё хорошо, а потом добавила:
– ТЫ В КУРСЕ, ЧТО СИНЬОР КОЛБАСКА УМЕЕТ ГОВОРИТЬ?
(НУ ВОТ, Я ТАК И ЗНАЛА, ЧТО ЭТО ПРОЗВУЧИТ ГЛУПО. И НЕ ПРОСТО ПРОЗВУЧИТ, А ТАК ОНО И ЕСТЬ!)
А потом я сказала:
– Знаю, это кажется чепухой из детских сказок, которые нам всегда читали и в которых животные разговаривают, но это правда: по ночам, когда родители спят, Синьор Колбаска гуляет по дому, и вчера вечером я пошла в гостиную за стаканом воды, увидела его, и он со мной ЗАГОВОРИЛ.
И Софии не показалось это ни странным, ни невероятным, ни невозможным, она только спросила, что сказал Синьор Колбаска.
– Он сказал, что я скоро встречусь с тобой либо в больнице, либо в школе, и что не стоит за тебя беспокоиться, потому что ты храбрая и у тебя точно всё хорошо, и чтобы я больше не думала о замечании, которое написала мне учительница, и что следующим летом мы с тобой сможем вместе поехать в лагерь на море, где научимся плавать и заплетать косички и будем много купаться, и что, как только тебя выпишут из больницы, нам нужно будет устроить большую пижамную вечеринку с попкорном дома у моих бабушки с дедушкой, и Рэмбо будет лизать нам лица, а бабушка с дедушкой купят нам подарки и веганское мороженое, а потом мы спрячемся в самой глубине сада и поищем шишки, чтобы добыть кедровые орешки, из которых мама приготовит песто, а потом Синьор Колбаска сказал, чтобы я шла спать, потому что уже поздно. И ещё он сказал: «Вот увидишь, завтра с тобой произойдет кое-что ОЧЕНЬ хорошее», и я пошла спать, а утром проснулась и пошла в школу, а потом родители привезли меня сюда, представляешь?
– Это замечательно, Нора, просто замечательно! – воскликнула София.
Тут в палату вернулись наши родители, и мои папа с мамой сказали, что нам пора идти, потому что хотя в качестве исключения меня и пустили, но прошло уже двадцать минут и Софии пора УЖИНАТЬ. Мне это показалось немного странным, ведь, по-моему, ужинать было ещё рано, и София даже сказала:
– Здесь, в больнице, ужинают В НЕСУСВЕТНУЮ РАНЬ. – Потом она обняла меня и прошептала: – Если сегодня ночью Синьор Колбаска снова с тобой заговорит, передай ему, что я его очень люблю и что, когда выпишусь, зайду его проведать. Путь он и мне тоже что-нибудь скажет!
С этими словами она мне подмигнула, и мне хотелось ещё много чего ей сказать, но папа снова меня позвал, поэтому я ещё раз крепко-крепко обняла её и пошла прочь, но уже в дверях обернулась, снова посмотрела на неё и помахала на прощание, а она снова по-дружески мне подмигнула. Мне хотелось остаться с Софией и устроить пижамную вечеринку в больнице, но меня увели – какая несправедливость!
19
Но потом случилось кое-что действительно странное. В ту ночь мне так захотелось пить, что я проснулась и пошла за водой. А со мной такого никогда не бывает. Папа говорит, что меня сделали в Швейцарии, потому что в этой стране строят как следует, и меня спроектировали так, чтобы спать с того момента, как я закрываю глаза, до тех пор, пока не придёт время вставать в школу, – я никогда не просыпаюсь по ночам. Но той ночью я проснулась и пошла попить воды, а Синьор Колбаска бродил из одного конца гостиной в другой. Я налила себе стакан воды, выпила и села у погасшего камина, и стала смотреть, как Синьор Колбаска расхаживает по комнате, как будто у него полно забот и он спешит сделать что-то крайне важное.
Ветеринар говорила, что именно так ежи и ведут себя на свободе в дикой природе: у них активный образ жизни, и каждый вечер они проходят много километров в поисках улиток или червяков, которыми можно полакомиться, или ежихи, с которой можно завести потомство. Они уходят за много километров от своего дома, а потом возвращаются или устраивают новое гнездо (если я правильно запомнила). Я с радостью смотрела на Синьора Колбаску, который не знал, что он заперт в гостиной дома, где не сможет найти ни червяков, ни невесту, но всё-таки бродил туда-сюда, потому что так ему велит природа, а это значит, что, когда мы выпустим его на волю, он уже будет знать, что делать, уже будет подготовлен, хотя, конечно, мне было немного жаль, что сейчас ему приходилось бродить здесь, в этом доме, который нам даже не принадлежит.
– Представляю, как ты скучаешь по своей маме, – сказала я вслух. – Она наверняка тоже по тебе очень скучает, дружок.
И тут случилось вот что: ёжик остановился, посмотрел на меня, поднялся на задние лапы и заговорил со мной. Голос у него оказался тихий, тонкий и немного забавный.
– Конечно, я скучаю по маме, малышка.
Я улыбнулась ему, и, как ни удивительно, мне не показалось странным, что он со мной разговаривает, хотя, рассказывая об этом Софии, я знала, что это наверняка покажется ей чепухой и, может, она даже решит, будто я выдумываю. Возможно, она так не сказала только потому, что любит меня и не хотела огорчать. В тот момент я и впрямь выдумывала, но когда это действительно произошло, то не показалось мне ни нелепым, ни странным.
– Да, я по ней скучаю, но, ЧЕСТНО говоря, я думаю, что скоро её найду. Я, знаешь ли, ищу её каждый вечер, ищу и ищу и, мне кажется, скоро найду, да-да-да-да-да. – Ещё не успев произнести последнее «да», Синьор Колбаска снова принялся ходить по комнате и описал два полных круга, а потом вернулся, опять поднялся на задние лапы и уставился на меня своими маленькими глазками. – Ты ещё здесь?
– Здесь ты маму не найдёшь, – объяснила я. – Она на улице, на природе, а тебе пока нужно оставаться здесь, в безопасности, чтобы поправиться. Ты подрастёшь, а потом мы тебя отпустим.
– Ты права, – сказал ёжик. Он слегка покачал головой и добавил: – Я вроде бы и раньше понимал, что вы держите меня здесь против моей воли. И что я не могу отсюда выбраться. Я был не до конца уверен, но мне так казалось. – Тут Синьор Колбаска сделал кое-что очень милое – я даже не подозревала, что он так умеет: он почесал лоб, то есть то место, которое у него над глазками, почесал совсем как люди, когда о чём-то размышляют и пытаются сосредоточиться.
– Послушай, как долго вы собираетесь меня здесь держать? – спросил он.
– Пока не подрастёшь, – сразу ответила я.
– Да, но, видишь ли, малышка, мне, честно говоря, кажется, что я уже большой.
Тогда я сказала, что точно не знаю, когда мы его освободим, но ему не стоит беспокоиться, ведь моему папе не терпится выпустить его на волю.
– Ты в курсе, что держать в доме дикое животное – преступление? – спросила я. Потом я сообразила, что он, конечно же, не знает, что такое «ПРЕСТУПЛЕНИЕ», я и сама не могла толком объяснить, но, насколько я поняла, если держать в доме ежа или лису без разрешения ветеринара, придётся заплатить огромный штраф, а может быть, тебя даже арестуют. – В общем, не беспокойся, синьор ёжик, моему папе больше всех не терпится отпустить тебя на природу.