Здесь прямым дополнением является именная группа the boy studying in the library. (103 I) имеет такое разложение в связи с тем, что существует пассивное предложение (104 I).
Но предложению (103 II) соответствует пассивное предложение (104 III). Отсюда мы заключаем, что (103 II) является случаем конструкции глагол+дополнение, исследованной в § 7.4, т. е. что оно выводится посредством трансформации Тobsep из цепочки
(107) John—found studying in the library—the boy,
где found — глагол, a studying in the library — дополнение. Пассивная трансформация переводит (107) в (104 III) точно так же, как она переводит (90) в (89). (103 I), однако, не является трансформом цепочки John—knew studying in the library—the boy (та же форма, что и (107) ), поскольку (105) не есть грамматически правильное предложение.
Изучая грамматически правильные пассивные предложения, мы находим далее, что John found the boy studying in the library (=(103 II)) разлагается двояко: как NP— Verb—NP с дополнением The boy studying in the library и как NP—Aux+V—NP—Comp (трансформ цепочки (107) со сложным Verb: found studying in the library). John knew the boy studying in the library (=(1031)) допускает, однако, лишь первое из этих разложений. Такая трактовка (103) находится в полном согласии с интуицией.
В качестве другого примера такого же рода рассмотрим предложение
(108) John came home
«Джон пришел домой».
Хотя John и home суть NP, a came является глаголом (Verb), исследование воздействия трансформаций на (108)
Показывает, что последнее не может быть разложено на NP—Verb—NP. Мы не получаем грамматически правильных предложений ни в результате пассивной трансформации (Home was come by John), ни в результате вопросительной трансформации Tw (what did John come). Следовательно, мы должны разложить (108) каким-то иным образом (если не хотим чересчур усложнять определение этих трансформаций), по-видимому, на элементы NP—Verb—Adverb. Иначе я не вижу сколько-нибудь сильных доводов против разложения (108) на NP—Verb—NP с home в качестве дополнения к came.
Я думаю, будет правильным сказать, что значительное число основных критериев определения структуры составляющих является фактически трансформационным. Общий принцип таков: если налицо трансформация, упрощающая грамматику и ведущая от предложения к предложению (т. е. трансформация, весьма тесно охватывающая множество грамматически правильных предложений), то определять структуру составляющих предложения следует таким образом, чтобы эта трансформация всегда приводила к грамматически правильным предложениям, упрощая этим грамматику все больше и больше.
Читатель заметит, пожалуй, ошибку логического круга или даже явную непоследовательность в наших рассуждениях. Мы определяем такие трансформации как пассивные через конкретный анализ предложений по непосредственно составляющим, а затем рассматриваем поведение предложений в ходе этих трансформаций для того, чтобы решить, каким образом следует анализировать эти предложения.
В § 7.5 мы использовали тот факт, что John was drunk by midnight «Джон был пьян к полуночи» (=(102)) не имеет соответствующего «активного» предложения, в качестве довода против допущения пассивно-активной трансформации. В § 7.6 мы использовали факт, что John came home «Джон пришел домой» (=(108)) не имеет пассива, как довод против приписывания этому предложению разложения NP—Verb—NP. Однако если разобраться в рассуждениях тщательно, то в каждом случае станет ясно, что логический круг или непоследовательность отсутствуют. В каждом случае нашей единственной задачей было уменьшить сложность грамматики, и мы старались доказать, что предлагаемый анализ гораздо проще отбрасываемых вариантов. Иногда грамматика упрощается, если мы отказываемся от некоторых трансформаций; в других случаях лучше изменить разложение. Мы следовали, таким образом, курсу, намеченному в § 6. Используя модель непосредственно составляющих и трансформационную модель, мы старались построить грамматику английского языка, которая была бы проще любой другой предложенной, и не заботились о том, как в действительности можно прийти к этой грамматике автоматическим путем, исходя из всей совокупности наблюденных предложений английского языка независимо от объема последней. Поставив перед собой более скромную задачу выбора вместо задачи открытия, мы устраним всякую опасность порочного круга в рассмотренных выше случаях. Интуитивные соответствия и объяснение кажущейся нерегулярности дают, как мне представляется, важное свидетельство правильности разрабатываемого нами метода. Ср. § 8.
8. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ СИЛА ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
8.1.
До сих пор мы считали, что задачей лингвиста является создание своеобразного механизма (называемого грамматикой), предназначенного для порождения всех и только предложений некоторого языка, каким-то образом заданного заранее. Мы видели, что такое понимание деятельности лингвиста, естественно, приводит к описанию языков посредством уровней представления; некоторые из них являются абстрактными и нетривиальными. В частности, это ведет к необходимости определять структуру непосредственно составляющих и трансформационную структуру как различные уровни представления грамматически правильных предложений.
Теперь перейдем к изложению задач лингвиста в совершенно ином плане, что, однако, должно привести нас к сходным представлениям о лингвистической структуре. Существует немало фактов языка и лингвистического поведения, требующих объяснения независимо от того, является ли такая-то и такая-то цепочка (которую, может быть, никто никогда и не произведет) предложением или нет. Можно надеяться, что грамматики дадут объяснение некоторым из этих фактов. Так, например, последовательность фонем /eneym/ многими говорящими по-английски может пониматься двояко: как a name «некоторое имя» и как an aim «некоторая цель». Если бы наша грамматика была системой с одним уровнем, имеющей дело только с фонемами, мы не получили бы никакого объяснения этому факту. Но, разработав морфологический уровень, мы обнаруживаем, что по совершенно независимым причинам необходимо задать морфемы a, an, aim и name с фонетическим составом /a/, /an/,/eym/ и /neym/. Отсюда как автоматическое следствие попытки задать морфологию простейшим возможным способом вытекает, что последовательность фонем /eneym/ может быть представлена на морфологическом уровне двояким образом. Вообще мы называем конструкционной омонимией случаи, когда данная последовательность фонем разложима на каком-либо уровне более, чем одним способом. Это дает нам критерий адекватности грамматик. Можно проверить адекватность заданной грамматики, поставив вопрос, действительно ли каждому случаю конструкционной омонимии отвечает двусмысленность выражения и каждому случаю какого бы то ни было рода двусмысленности отвечает конструкционная омонимия[49]. Вообще, если известное представление о том, какую форму должна иметь грамматика, приводит к созданию грамматики, не выдерживающей проверки, то мы вправе сомневаться в адекватности этого представления и лингвистической теории, на которой оно основано. Таким образом, прекрасным доводом в пользу принятия морфологического уровня служит то обстоятельство, что на этом уровне естественным образом описывается иначе не объяснимая двусмысленность выражения /eneym/.
Когда некоторая последовательность фонем допускает неоднозначное представление, мы имеем случай конструкционной омонимии. Допустим, что на некотором уровне две различных последовательности фонем разлагаются сходным или тождественным образом. Можно ожидать, что эти последовательности должны «пониматься» в каком-то смысле одинаково, точно так же как случаи двойственного представления «понимаются» неодинаково. Например, предложения
(109) (I) John played tennis
«Джон играет в теннис»
(II) My friend likes music
«Мой друг любит музыку»
Совершенно различны на фонемном и морфемном уровнях. Но на уровне непосредственно составляющих оба они получают представление NP—Verb—NP; итак, в некотором смысле они понимаются одинаково. Этот факт нельзя объяснить в терминах грамматики, которая не выходила бы за рамки уровня морфем или слов, и, следовательно, такие случаи служат поводом для введения уровня непосредственно составляющих совершенно
независимо от положений, выдвинутых в § 3. Заметим, что соображения, касающиеся структурной омонимии, также могут служить причиной для введения уровня непосредственно составляющих. Такие выражения, как old men and women «старые мужчины и женщины» и they are flying planes «(они) летят [в данный момент] на самолетах» (т. е. those specks on the horizons are flying planes «те точки на горизонте — самолеты» или my friends are flying planes «мои друзья летят на самолетах»), явно двусмысленны, и, действительно, они двояко разлагаются на уровне непосредственно составляющих, но не на более низких уровнях. Вспомним, что анализ выражения на уровне непосредственно составляющих определяется не одной цепочкой, а схемой типа (15) или, что то же самое, некоторым множеством представляющих цепочек[50].
Мы утверждаем, что понятие «понимание предложения» должно определяться отчасти через понятие «лингвистического уровня». В таком случае, чтобы понять предложение, необходимо прежде всего разложить его на каждом из лингвистических уровней; тогда можно проверить адекватность данной совокупности абстрактных лингвистических уровней, поставив вопрос, позволяют ли грамматики, сформулированные в терминах этих уровней, получить удовлетворительное определение понятия «понимание». Случаи сходства на высших уровнях или различия на высших уровнях (конструкционная омонимия) — просто крайние случаи, которые, если принять нашу схему, доказывают существование высших уровней. Вообще нельзя полностью понять ни одного предложения, если мы не знаем, как оно разлагается на всех уровнях, включая такие высшие уровни, как уровень непосредственно составляющих и, как мы увидим далее, трансформационный уровень.