[53]. Общая проблема анализа процесса «понимания» сводится в известной мере к объяснению того, как понимаются ядерные предложения, рассматриваемые в качестве основных «содержательных» элементов, из которых посредством трансформаций образуются обычные более сложные предложения реальной речи.
Предполагая, что синтаксическая структура может пролить свет на проблему значения и понимания, мы вступаем на опасную почву. Не существует иного аспекта лингвистического исследования, вызывающего больше путаницы и недоразумений и более нуждающегося в ясной и тщательной формулировке, нежели проблема связи между синтаксисом и семантикой. Реальный вопрос, который можно задать, состоит в следующем: «Каким образом синтаксические механизмы, наличествующие в данном языке, «работают» при фактическом употреблении этого языка?» Однако вместо того, чтобы заниматься данной весьма важной проблемой, исследователи, изучающие связь между синтаксисом и семантикой, занимаются чаще всего посторонними проблемами и неправильно решают поставленные вопросы. Обсуждению подвергался, например, вопрос о том, нужна ли семантическая информация для открытия или выбора грамматики, и положительный ответ на этот вопрос неизменно вызывал новый вопрос: «Как можно построить грамматику, не обращаясь к значению!?»
Замечания о возможности использования семантических данных при синтаксических исследованиях, приведенные в § 8, не должны пониматься неправильно, т. е. они не должны подтверждать мнение о том, что грамматика основывается на значении. В действительности теория, изложенная в §§ 3—7, была полностью формальной и несемантической. В § 8 мы кратко указали несколько способов исследования того, как фактически используются наличные синтаксические средства. По-видимому, в эту проблему можно внести большую ясность путем чисто негативного рассмотрения возможностей отыскания семантических оснований для синтаксической теории.
9.2.1.
Много сил потрачено на то, чтобы ответить на вопрос: «Как построить грамматику, не обращаясь к значению?» Однако сам этот вопрос поставлен неправильно, поскольку подразумеваемый при этом тезис о том, что, обращаясь к значению, мы можем построить грамматику, совершенно не обоснован. С тем же правом можно спросить: «Как построить грамматику, не зная ничего о цвете волос говорящих»? На самом деле вопрос должен стоять только так: «Каким образом можно построить грамматику?» Мне не известно ни одного сколько-нибудь подробного опыта построения теории грамматической структуры в частично семантических терминах, ни какой-либо строгой и конкретной программы использования семантической информации при построении и выборе грамматик. Несомненно, «интуитивное чувство лингвистической формы» весьма полезно для исследователя лингвистических форм (т. е. грамматики). Совершенно ясно также, что главная задача лингвистической теории — заменить смутные интуитивные представления некоторым строгим и объективным подходом. Но имеется мало оснований считать, что" «интуитивное чувство значения» приносит вообще какую-нибудь пользу при реальном изучении лингвистических форм. Я думаю, что ошибочность утверждений об использовании значения при грамматическом анализе не очевидна лишь в силу их расплывчатости, а также вследствие печальной тенденции смешивать понятия «интуитивного чувства лингвистической формы» и «интуитивного чувства значения» (сами по себе смутные и нежелательные в лингвистической теории). Однако популярность таких утверждений делает небесполезным краткое рассмотрение некоторых из них, хотя, разумеется, доказывать их приходится именно тем лингвистам, которые заявляют о своей способности изложить грамматические понятия в терминах семантики.
9.2.2.
В числе наиболее обычных утверждений, выдвигаемых в пользу зависимости грамматики от семантики, встречаются следующие:
(117) (I) два высказывания фонетически различны в том и только в том случае, когда они различаются по значению;
(II) морфемы суть мельчайшие элементы, обладающие значением;
(III) грамматически правильные предложения— это предложения, обладающие семантической значимостью;
(IV) грамматическое отношение подлежащее — сказуемое (т. е. NP—VP как разложение для Sentence) соответствует общему «структурному значению» деятель — действие;
(V) грамматическое отношение глагол — дополнение (т. е. Verb—NP как разложение VP) соответствует структурному значению действие — цель и действие—объект действия;
(VI) активное предложение и соответствующее ему пассивное синонимичны.
9.2.3.
Многие лингвисты высказывали мнение, что фонетические различия должны определяться через дифференциальное значение (т. е., говоря проще, через синонимию) в соответствии с (117 I). Очевидно, однако, что утверждение (117 I) не может как таковое использоваться в качестве определения фонетических различий [54] Если мы не хотим совершить логическую ошибку petitio principii, то упомянутые высказывания должны быть индивидуальными знаками (tokens), а не знаками-типами (types). Дело в том, что существуют индивидуальные высказывания, фонематически различные, но тождественные по значению (синонимы), и существуют индивидуальные высказывания, фонематически тождественные, но разные по значению (омонимы). Таким образом, утверждение, входящее в состав (117 I), оказывается ложным, будем ли мы его проверять от основания к следствию или же, наоборот, от следствия к основанию. Если проверять его от следствия к основанию, то оно оказывается ложным в силу существования таких пар, как bachelor «баккалавр» и unmarried man «холостяк», или, говоря более точно, таких абсолютных синонимов, как /ekinamiks/ и /iyk+namiks/ economics «экономика»; adult «взрослый» и adult; /raesin/ и /reysin/ ration «рацион» и многих других, которые могут сосуществовать даже в одном стиле речи. Если проверять утверждение (117 I) от основания к следствию, то оно оказывается ложным в силу существования таких пар, как bank «берег» и bank «банк» [55], metal и medal (одинаково произносимых во многих диалектах) и др. Другими словами, если мы отнесем два индивидуальныхвысказывания к одному высказыванию-типу на основании (117 I), то получим неправильную классификацию в большом числе случаев.
К более слабому, чем (117 I), требованию можно прийти следующим образом. Допустим, мы имеем абсолютную фонетическую систему, данную нам до анализа какого бы то ни было языка, достаточно подробную, чтобы любые два фонемно различные высказывания любого языка транскрибировались различно. При этом может случиться, что некоторые различные знаки в этой фонетической транскрипции окажутся записанными одинаково. Предположим, мы определяем «неоднозначное значение» индивидуального высказывания как совокупность значений всех индивидуальных высказываний, записываемых одинаково с этим индивидуальным высказыванием. Тогда можно видоизменить (117 I), подставив «неоднозначное значение» : вместо «значение». Таким путем можно было бы подойти к проблеме омонимии, если бы мы могли наблюдать такое огромное количество высказываний, которое давало бы уверенность, что каждая фонетически отличная форма данного слова встречается в любом из значений, которые может иметь это слово. Допустим, окажется возможным распространить этот подход еще дальше на случаи синонимии. Тогда можно надеяться определить фонемные различия путем изучения значений элементов всей совокупности высказываний, записанных в фонетической транскрипции.Однако трудность точного и реалистического определения числа значений, которыми могут обладать несколько элементов совокупности, а также громоздкость задачи делают перспективу применения подобного метода весьма сомнительной.
9.2.4.
К счастью, мы не обязаны осуществлять такую искусственную и громоздкую программу, для того чтобы определить фонемные различия. На практике каждый лингвист пользуется гораздо более простыми и прямыми несемантическими средствами. Допустим, лингвист интересуется, являются ли metal и medal различными по своему фонемному составу в некотором диалекте английского языка. Он не станет изучать значений этих слов, поскольку такая информация не имеет отношения к его задаче. Он знает, что значения различаются, и желает выяснить, различны ли эти слова по своему фонемному составу. Добросовестный полевой исследователь использует, вероятно, парные тесты[56] с двумя информантами либо с одним информантом и магнитофоном. Он может, например, записать в случайной последовательности интересующие его высказывания и затем выяснить, в состоянии ли носитель языка распознать их надежным образом. При удовлетворительном распознавании лингвист может применить более cтрогий тест, попросив говорящего повторить каждое слово несколько раз и применить после этого новый парный тест. Если после повторения различие сохраняется, лингвист вправе утверждать, что metal и medal различны по своему фонемному составу. Парный тест с его вариантами и усовершенствованиями представляет нам ясный экспериментальный критерий фонемного различия, не связанный ни с какими семантическими категориями[57]. Несемантический подход к грамматике принято считать альтернативой по отношению к семантическому и критиковать его как слишком сложный, если вообще не невозможный. Мы находим, однако, что по крайней мере в случае фонематических различий справедливо как раз обратное. Существует вполне прямой и экспериментальный метод определения фонематических различий в виде акого несемантического способа, как парный тест. В принципе может оказаться возможной разработка некоторого семантического эквивалента парного теста и его модификаций, однако всякий подобный метод будет весьма сложным, требующим исчерпывающего анализа всей совокупности высказываний, и вовлечет лингвиста в довольно безнадежную попытку определить, сколько значений может иметь данная последовательность звуков.