Структура непосредственно составляющих и трансформационная структура являются, очевидно, главными синтаксическими механизмами языка, предназначенными для организации и выражения содержания. Грамматика данного языка должна показать, как эти абстрактные структуры реализуются в данном языке, а лингвистическая теория должна попытаться объяснить их, а также методы оценки и выбора между предлагаемыми грамматиками.
Важно понять, что включение положений, подобных приведенным в § 8, в метатеорию, рассматривающую грамматику и семантику и точки их соприкосновения, не меняет чисто формального характера самой теории грамматической структуры. В § 3—7 мы очертили развитие некоторых фундаментальных лингвистических концепций в чисто формальных понятиях. Мы рассматривали проблему синтаксического исследования как проблему построения механизма, производящего заданную совокупность грамматически правильных предложений, и изучения грамматик, эффективно решающих эту задачу. Семантические понятия, такие, как референция (отношения), значимость и синонимия, не играли никакой роли в наших рассуждениях. Изложенная теория имеет, разумеется, серьезные пробелы. В частности, допущение, что множество грамматически правильных предложений задано в самом начале, является, очевидно, слишком сильным, а понятие «простоты», на которое мы ссылались в явной или скрытой форме, остается неразработанным. Однако ни упомянутые, ни иные недостатки развиваемой грамматической теории не могут, как я полагаю, быть преодолены или уменьшены путем построения теории на частично семантических основаниях.
Далее, в § 3—7 мы рассматривали язык в качестве орудия или средства, пытаясь описать его структуру и не ссылаясь на способы его применения. Это самоограничение требованием строгой формальности объясняется просто: никакой иной базы для развития строгой, эффективной и «наглядной» теории лингвистической структуры, видимому, не существует. Требование придать этой теории формальный характер вполне совместимо с желанием сформулировать ее таким образом, чтобы иметь определенные и значимые точки соприкосновения с параллельной семантической теорией. В § 8 мы указывали как раз на то, что формальное изучение структуры языка как орудия может, по нашему предположению, помочь нам понять фактическое употребление языка, т. е. процесс понимания предложений.
9.4.
Чтобы понять предложение, мы должны знать весьма многое, помимо разложения этого предложения на каждом из лингвистических уровней. Мы должны знать также референцию (отношения) и значение[62] морфем или слов, из которых предложение построено; естествен-
естественно, нельзя ожидать от грамматики большой помощи в этом деле. Указанные понятия составляют предмет семантики. При описании значения слова часто бывает выгодным или даже необходимым обращаться к синтаксическим аспектам, в которых это слово обычно выступает; например, при описании значения слова hit «ударить» мы, несомненно, должны описывать деятеля и объект действия в терминах «подлежащее» и «дополнение», которые, очевидно, лучше всего анализируются как чисто формальные понятия, относящиеся к теории грамматики[63].
Естественно, мы обнаруживаем, что очень многие слова и морфемы единой грамматической категории описываются семантически посредством частично сходных понятий, например глагол — посредством понятий подлежащего и дополнения и т. д. В этом нет ничего удивительного. Это означает, что синтаксические механизмы языка применяются в высокой степени систематически. Мы видели, однако, что выводить какие-то обобщения из такого систематического применения и приписывать «структурное значение» грамматическим категориям и конструкциям, подобно тому как приписываются «лексические значения» словам и морфемам, — шаг весьма шаткий.
Другое общеупотребительное, но сомнительное применение понятия «структурного значения» связано со значением так называемых «грамматически функционирующих» морфем типа ing, ly, предлогов и т. п. В подтверждение того положения, что значения указанных морфем коренным образом отличаются от значений существительных, глаголов, прилагательных и, вероятно, других больших классов, часто ссылаются на тот факт, что эти морфемы можно расставить в последовательности пробелов или бессмысленных слогов таким образом, чтобы получилась полная видимость предложения, т. е. фактически чтобы определились грамматические категории бессмысленных элементов. Например, в последовательности Pirots karulize elatically мы узнаем в первом, втором и третьем слове существительное, глагол и наречие по суффиксам s, ize и 1у соответственно. Однако это свойство не позволяет четко отграничить «грамматические» морфемы от иных, поскольку в таких последовательностях, как the Pirots karul — yesterday или give him — water, пробелы в первом случае также определяются как вариант прошедшего времени, а во втором — как the, some и т. п., но не а. Тот факт, что в этих случаях мы принуждены дать пробелы, а не бессмысленные слова, объясняется продуктивностью или «незамкнутостью» категорий существительного, прилагательного и т. п. в противоположность категориям артикля, глагольного аффикса и т. д. Вообще, расставляя последовательность морфем в последовательности пробелов, мы ограничиваем выбор элементов, которые можно поместить на пустых местах, с тем чтобы получилось грамматически правильное предложение. Какие бы различия относительно этого свойства ни существовали между морфемами, они, очевидно, лучше объясняются посредством таких грамматических понятий, как продуктивность, свобода сочетания или объем субституционных классов, чем с помощью каких-либо предполагаемых особенностей значений.
10. ИТОГИ
В наших рассуждениях мы стремились подчеркнуть следующие моменты. Самое большее, чего можно требовать от лингвистической теории, это чтобы она давала метод выбора грамматик. Теорию лингвистической структуры следует четко отличать от руководства, содержащего полезные эвристические процедуры для открытия грамматик, хотя подобное руководство, несомненно, основывается на результатах лингвистической теории, и попытки составить такое руководство окажутся, вероятно (как это случалось и в прошлом), существенным вкладом в развитие лингвистической теории. Если принять данную точку зрения, то у нас не будет оснований возражать против смешения уровней, считать элементы высшего уровня построенными буквальным образом из элементов низшего и полагать, что синтаксическое исследование преждевременно, пока не решены все проблемы фонологии и морфологии.
Грамматику лучше всего определять как самостоятельное исследование, не зависящее от семантики. В частности, понятие грамматической правильности нельзя отождествлять с осмысленностью (а также ставить в какую бы то ни было определенную, пусть даже приблизительную связь с понятием порядка статистической аппроксимации). В ходе такого независимого и формального исследования мы обнаруживаем, что простая модель языка, представляющая его в виде марковского процесса с конечным числом состояний, при котором предложения порождаются слева направо, неприемлема и что для описания естественных языков необходимы такие весьма абстрактные лингвистические уровни, как уровень анализа по непосредственно составляющим и трансформационный уровень.
Мы можем сильно упростить описание английского языка и сделать новый и важный шаг к проникновению в его формальную структуру, если ограничим область прямого описания (в терминах анализа по непосредственно составляющим) ядром основных предложений (простых, повествовательных, активных предложений без сложных глагольных или именных групп) и будем выводить все остальные предложения из предложений ядра (точнее, из цепочек, лежащих в их основе) посредством трансформаций, возможно, повторных. Обратно, получив систему трансформаций, переводящих грамматически правильные предложения в грамматически правильные предложения, мы можем определить структуру составляющих отдельных предложений, исследуя их поведение при этих трансформациях в случае иного разложения на непосредственно составляющие.
Мы рассматриваем, таким образом, грамматику как систему, имеющую трехчастное строение. Грамматика включает ряд правил, с помощью которых можно воссоздать структуру " непосредственно " составляющих, и ряд морфофонемных правил, обращающих цепочки морфем в цепочки фонем. В качестве связующего звена имеется ряд трансформационных правил, переводящих цепочки структуры непосредственно составляющих в цепочки, к которым приложимы морфофонемные правила. В некотором определенном смысле правила структуры непосредственно составляющих и морфофонемные правила являются элементарными, а трансформационные — нет. Для применения трансформации к цепочке необходимо знать нечто об истории ее деривации; в случае же нетрансформационных правил достаточно знать лишь форму цепочки, к которой они применяются.
По-видимому, нерегулярное поведение некоторых слов (например, have, be, seem) в действительности представляет собой случай регулярности более высокого уровня. Этот факт явился автоматическим следствием из попытки построить простейшую грамматику английского языка с помощью абстрактных уровней, выработанных лингвистической теорией. Мы обнаружили также, что многие предложения имеют двоякие представления на определенном уровне и многие пары предложений имеют сходные или тождественные представления на определенном уровне. В значительном числе случаев двоякое представление (конструкционная омонимия) соответствует двусмысленности представляемого предложения, а сходное или тождественное представление имеет место в случаях интуитивно воспринимаемого сходства высказываний.
Вообще, по нашему мнению, понятие «понимание предложения» можно частично анализировать с помощью грамматических понятий. Чтобы понять предложение, необходимо (хотя, разумеется, недостаточно) воссоздать его представление на каждом из уровней, включая трансформационный уровень, где предложения ядра, лежащие в основе данного предложения, могут восприниматься в некотором смысле в качестве «элементарных элементов содержания», из которых предложение построено. Другими словами, один из результатов формального изучения грамматической структуры состоит в том, что выявляется синтаксический каркас, способный подкрепить семантический анализ. При описании значения можно с успехом обращаться к этому глубинному синтаксическому каркасу, хотя систематические семантические соображения, по-видимому, бесполезны для его первоначального определения. Однако понятие «структурного значения» в противоположность «лексическому значению» представляется весьма подозрительным, и сомнительно, чтобы грамматические механизмы, действующие в языке, использовались с достаточной последовательностью так, чтобы им можно было непосредственно приписать значение. Тем не менее мы находим, разумеется, многие важные соотношения между синтаксической структурой и значением; другими словами, мы обнаруживаем, что грамматические механизмы используются весьма систематично. Эти соотношения могут стать частью предмета более общей теории языка, рассматривающей синтаксис и семантику и точки их соприкосновения.