– Да, дискриминация по психотипам может породить антиутопию, я совершенно с Вами согласна. Тем более если психотипы будут определяться какой-нибудь авторитетной комиссией без права обжалования. «Расстрелять его, он аристипп!» — что может быть хуже этого (независимо от того, верно ли такая комиссия определит аристиппа, но наверняка это будет еще и неверно). Именно поэтому я считаю насущно важным как можно более широкое распространение как можно более верной информации по психософии, чтобы никто не полагался на авторитетов, а все полагались на свои глаза. Разумеется, «афанасьевская» диктатура была бы ужасна, как и любая другая диктатура.
– Не будут ли опрометчивы потенциальным талантам и даже гениям, способным реализовать себя по нижним функциям, рекомендации заняться чем-нибудь ещё?
– Нижняя функция нижней функции рознь. Например, Четвертой Физике спортивные перегрузки вредны без вопросов, а вот Третья Эмоция в искусстве часто творит чудеса. Рекомендации, конечно, не должны быть категорическими запретами, а именно рекомендациями. При правильно определенном психотипе реакция на такую рекомендацию будет, скорее всего: «То-то у меня к этому душа не лежит, а родители заставляют!»
Я призываю в первую очередь к тому, чтобы дать детям возможность заниматься тем, чем они хотят, и учиться у тех учителей, у кого они сами хотят, не «по щучьему велению», а по собственному желанию.
– Что же касается сущности этих функций (да и результативности/ процессионности, если уж на то пошло), то тут, увы, всё ограничивается расчётом на интуитивную понятность и «узнаваемость». Но до тех пор, пока не будут выявлены и постулированы сущностные свойства изучаемых объектов, эти описания будут столь же ненадёжны, как, к примеру, описание рыб по внешним признакам (под которое вполне могут подойти и дельфины).
У меня лично, кстати говоря, только в отдельных случаях, даже применительно к хорошо знакомым людям, порядок функций «без сучка, без задоринки» выстраивается как надо. Обычно находятся факты, не вписываемые ни в какой из вариантов.
– Рада это слышать. Это голос трезвой, критично настроенной Логики, не доверяющей, а проверяющей. Мне тоже поначалу типирование было трудно, потом с опытом стало легче.
– Одно из самых неясных лично для меня, но при этом важнейших (в первую очередь, для «прогноза парных отношений») мест в типологии Афанасьева – результативность и процессионность. Не будь этой разницы, не так существенно было бы для межличностной коммуникации, в каком порядке что идёт. При этом не только Афанасьев говорит о данной дихотомии, мне она не раз попадалась как в трудах мыслителей самых различных направлений, так и со стороны лично знакомых людей – как правило, в виде полного или частичного превознесения процесса над результатом (в том числе и применительно к мышлению). Чем меня, кстати, порадовал среди них Афанасьев, так это тем, что он постулировал множественность индивидуальных норм в этом вопросе, а не единый идеальный вариант для всех, к которому надо стремиться.
…Итак, это мои предпосылки. Теперь конкретно о Логике. Полагаю, сила мышления (в биологически обусловленном аспекте, без учёта тренировок) – это интегральный показатель, зависящий от множества параметров. Как мне кажется, в качестве таких параметров можно выделить: скорость мышления; объём оперативной памяти; «цепкость» оперативной памяти (как долго в ней удерживается порция обрабатываемой информации прежде чем «выскочить» из головы, забыться); качество работы «навигационного» аппарата, занимающегося поиском значимой для решения вопроса информации в памяти; степень лёгкости вербализации процесса и результатов умственной деятельности… Всё ли, на Ваш взгляд, я перечислил? Или не учёл что-то ещё, столь же важное?
…Полагаю, что по скорости мышления отмеченная Афанасьевым «тугодумность» первой Логики – не результат врождённо низкой скорости мышления. Далее отдельным блоком предоставлю на анализ подробную рефлексию над собственным мышлением, а пока отдельно отмечу вот какое самонаблюдение (даже если у меня и третья Логика, всё-таки допускаю, что в этом я могу быть схожим с обладателями первой). Свои представления о мире я «по умолчанию» стремлюсь упорядочить в стройную и ясную систему, и при этом мне важно, чтобы она не оказалась ошибочной. Чем ближе моя картина мира к вышеописанному идеалу, тем комфортнее я себя чувствую. Однако требование истинности превышает по значимости требование системности, поэтому факты, разрушающие прежде созданную систему, принимаются мной даже ценой её обрушения, влекущего необходимость строить «с нуля». Поэтому поступившая в мозг информация, имеющая потенциал изменить прежде сложившуюся систему взглядов, начинает «на автомате» сопоставляться мозгом если не со всей системой целиком, то, по крайней мере, с узловыми её точками. А это – даже при высокой скорости мышлении – понятно, удлиняет время обработки новой информации. Полагаю, для обладателей второй Логики системность и полнота их представлений о мире несколько менее важны, поэтому, не теряя время на такое скрупулёзное сличение, они сполна используют подаренные им природой преимущества в скорости мышления и выглядят соображающими, в среднем, куда быстрее, чем первые Логики.
– По-моему, «полнота представлений» ни для кого недостижима, а от системности высокой Логике никуда не деться, она не является целью, она просто есть, как плавники у того дельфина.
– …Что касается низкостоящей Логики, то в обоих её случаях «подножку» ей может подставить, по-видимому, недостаток то ли в объёме оперативной памяти, то ли в цепкости, то ли и в том, и в другом. Иными словами, высока вероятность следующего сбоя в работе низкой Логики: её обладатель успешно и корректно проанализировал несколько блоков имеющей отношение к делу информации. Допустим, в каждом из них не нашлось противоречий. Однако в силу того, что анализировались эти блоки не одновременно (ибо «не вместились» в оперативной памяти аналитика или, пока один обрабатывался, другой успел «выпасть»), он не регистрирует имеющееся между ними противоречие. В то же время высокий Логик успешно охватывает оба блока в едином мыслительном акте, что позволяет ему сразу же найти противоречие. Понятно, что, даже если вышесказанные мной соображения верны, для низкого Логика это не приговор. Проведение более тщательного, кропотливого анализа с дополнительной разбивкой данных на блоки в других комбинациях и ему даёт возможность всё-таки выявить противоречие. Не с этим ли связана повышенная «въедливость» мыслительной работы третьих Логиков?
…Теперь обещанная рефлексия. Предоставляю её для анализа в надежде, что оно поможет прояснению вопроса.
● Выше я уже отмечал свою склонность строить в голове систему истинных представлений о мире и то, как это влияет на скорость мышления.
● Истина интересует меня сугубо как результат. Процесс мышления тоже доставляет мне удовольствие в качестве «разминки интеллектуальных мускулов», но, главным образом, в том случае, когда не вызывает кардинальной перестройки взглядов. В последнем случае я быстро утомляюсь и начинаю страдать от этого, а ещё тревожиться, что на руинах прежних взглядов не получится возвести новые, поэтому мне становится не до смакования процесса. В таком положении я стремлюсь как можно сильнее сократить путь к новой истине, но часто безуспешно, в результате чего становлюсь мотивирован на процесс (иногда с привлечением к нему в качестве помощников других людей согласных на помощь и способных, по моим оценкам, её оказать; часто среди них оказываются те, кого я с наибольшей вероятностью типирую по Афанасьеву как обладателей второй Логики), но это «процессионность поневоле».
● Объём своей оперативной памяти мне сложно оценить. С одной стороны, скрупулёзный, детальный анализ для меня – тяжёлый труд. С другой – при знакомстве с материалом часто есть ощущение «целостного» схватывания концепции. Чтобы её потом вербализировать, хотя бы для личного пользования, мне приходится попотеть, и не всегда я справляюсь с этим этапом должным образом. Но при этом у меня имеется своего рода «чутьё» на логические нестыковки. Напоминает по ощущениям восприятие фальши в мелодии человеком, наделённым хорошим, но не идеальным слухом, который улавливает наличие или отсутствие фальши, но не может с ходу обнаружить конкретный момент, где именно она локализуется в исполненном произведении. Часто «не фальшивящие» концепции длительное время хранятся у меня в голове в статусе интуитивно понятных и правдоподобных (степень уверенности в их правильности может при этом быть весьма высокой). А подбирать точные словесные формулировки я начинаю либо в случае, если интуитивно улавливаю «фальшь» (и обычно сам или с чужой помощью действительно нахожу ошибки), либо в случае необходимости передать информацию другому, либо если имею избыток сил, чтобы сделать это чисто для себя.
● С формулировкой мысли я тяжело мучаюсь, зачастую долго сижу над одной и той же фразой. Иногда – безрезультатно.
● Одна из наиболее сильных сторон моего мышления – такая работа «навигатора», что к решению интеллектуальной задачи часто привлекаются резервы памяти, казалось бы, напрямую не связанные с ней, однако при этом позволяющие увидать вопрос с неожиданной стороны, проследить неочевидные связи и т. п. Это зачастую очень помогает.
…Поскольку моя собственная Логика под вопросом, а в тексте письма я ссылался на самонаблюдение, проясню своё соображение о «медлительности» первой более отвлечённо (и чуть более развёрнуто, с рассмотрением разных возможных вариантов)…
– Я думаю, что она не под вопросом. По-моему, центр интереса очевиден.
– …Если обладатель первой Логики уже построил в своей голове вожделенную «теорию всего», и она у него настолько часто оправдывалась, что он имеет к ней высочайшее субъективное доверие, тогда новые порции сведений он зачастую будет сопоставлять с образом мира в своей голове достаточно бегло, не включая на полную катушку всю мощь своей, предположительно большой, оперативной памяти (что создаёт риск проглядеть скрытые нестыковки). Этим удовлетворяется его потребность в экономии сил, а иногда присутствует ещё и подспудный страх, что теория будет «умерщвлена фактом», влекущий вытеснение зарегистрированных мозгом намёков на возможную нестыкуемость факта с теорией. Во всех этих описанных случаях вердикт первого Логика по новой информации может быть достаточно быстр, молниеносен и безапелляционен (хотя всё равно происходит хотя бы беглый обзор совместимости с картиной мира в целом, что всё равно приводит порой к некоторой задержке с вердиктом). Совсем другое дело, если новый факт слишком уж очевидно не вписывается ни во что. Тогда первый Логик будет думать долго именно из-за того, что ему придётся перелопачивать систему в целом, а не по причине низкой скорости мышления.