Особого разговора заслуживает 1-я Физика “Дюма”, точнее, сочетание 1-й Физики с 3-й Волей. И сказанное далее о “Дюма” в равной мере может быть отнесено к “Аристиппу”, тождественному “Дюма” по этим позициям.
Никого не хочу пугать, но “Дюма” по натуре эксгибиционист. В своей сверхтелесности “Дюма” больше чем нудист. Нудизм предполагает здоровую индифферентность в вопросах наготы и внутренне ближе 2-й Физике. “Дюма” же самой своей избыточной 1-й Физикой уже склонен к выпячиванию в себе плотского начала, а так как 3-я Воля “мещанина” никак его не поддерживает, но наоборот дает ощущение жизни на вулкане, то плоть становится для “Дюма” единственно надежным инструментом для взаимодействия с миром. Поэтому “Дюма” относится к своему телу трепетней, внимательней, любовней, чем кто-либо, холит его, украшает, и заголяет при всякой представившейся к тому возможности. Едва ли не 80 % моделей “Плейбоя” и “Пентхауса” рекрутируются из “Дюма”, причем не только деньги и карьера влекут их на страницы эротических изданий, но и сама возможность массовой демонстрации лучшей стороны своей натуры. Естественно, что и покупателями такого рода изданий в основном являются “Дюма”.
Не хочу никого пугать, но “Дюма” по натуре насильник. Насилие самая простая и естественная для него реакция на возникающие трудности. Мне уже приходилось упоминать безобидную, но выразительную историю из жизни обоих Дюма, когда, в ответ на плачь маленького сына, Дюма-отец просто взял его за шиворот и зашвырнул на кровать. Такая импульсивная реакция насилием на проблему вполне органична для сочетания 1-й Физики и 3-й Воли.
Еще больше не хочу никого пугать, но “Дюма” — садист. Сам маркиз де Сад, описавший этот феномен, был родом “Дюма”. Однако садизм садизму — рознь, и проявляться он может по-разному: от некоторой грубоватости любовных ласк до чудовищного изуверства. Тот садизм, что существует в согласии с уголовным кодексом, присущ “Дюма” обоего пола и обусловлен простой сенсорной бегемотностью 1-й Физики этого типа, через его толстую кожу тактильный сигнал проходит с трудом и ему требуется приложение больших усилий, чтобы почувствовать отзвук чужой плоти.
С преступным садизмом дело обстоит сложнее. В нем участвует весь порядок функций “Дюма” и подвержены ему почти исключительно мужчины данного типа. Причины такой исключительности в страшной раздвоенности психики “Дюма”-мужчины. Обычно “Дюма”-мужчина рослый, мускулистый, волосатый, живое воплощение мужественности, за которым посторонним мнятся все остальные мужские добродетели: надежность, храбрость, благородство и т. д. И только сам “Дюма” знает, насколько форма его противоречит содержанию и какое разочарование ждет всякого, понадеявшегося на его внешнюю “крутизну”.
Сергей Довлатов, сам “Дюма”, с горечью констатировал: “Я понял, что величие духа не обязательно сопутствует телесной мощи. Скорее — наоборот. Духовная сила часто бывает заключена в хрупкую, неуклюжую оболочку. А телесная доблесть нередко сопровождается внутренним бессилием…
Мне кажется, именно здоровые физически люди чаще бывают подвержены духовной слепоте. Именно в здоровом теле чаще царит нравственная апатия.
В охране я знал человека, который не испугался живого медведя. Зато любой начальственный окрик выводил его из равновесия.
Я сам был очень здоровым человеком. Мне ли не знать, что такое душевная слабость…”
Если к сказанному добавить, что при бутафорской плоти природа наделяет “Дюма”-мужчину сильной эмоциональностью, то женоподобная транссексуальная суть этого типа проявится во всей своей страшной наготе. Кокотка в гриме ковбоя — таков “Дюма”-мужчина, по сути не-мужчина…
Однажды Александр I, когда в обществе зашла речь об его сходстве с сестрой, вышел и через некоторое время вернулся в женском наряде, он был очень доволен, и наряд ему шел; французский посол говорил о царе: “Самые существенные свойства его — тщеславие и хитрость или притворство; если бы надеть на него женское платье, он мог бы представить тонкую женщину”. Бальзак в “Серафите” очень прозрачно намекал на свою женственность, а Байрон в письме признавался, что ему приятно, когда женщины обращаются с ним, “как с любимой и чуть-чуть своенравной сестрой”.
Именно психологический транссексуализм выводит мужчину-“Дюма” на дорогу садистских преступлений самого широко диапазона от бытового маньячества до убийств в стиле “джека-потрошителя”. В этом случае женщина в мужском скафандре насилует женщину же. Феномен безмотивного криминала “Дюма” в этом и состоит. “Преступление должно казаться большим, когда совершается над существом, подобным тебе самому, и от этого удовольствие удваивается”, — писал в “120 днях Содома” эксперт в этом вопросе маркиз де Сад.
Довелось прочитать в газете про одного сексуального маньяка, сидящего в туринской тюрьме за то, что он похищал и пытал женщин. Этот маньяк через адвоката “добился разрешения сменить пол. И хотя реально он сможет это сделать только через несколько лет, когда выйдет из тюрьмы, уже сейчас он освободился из своего внутреннего заключения. Винченцо ведет себя, как женщина: просит, чтобы его называли Терри, красит губы и ногти, носит браслет на лодыжке и предпочитает трикотажные костюмчики персикового цвета.”
А вот признание самого масштабного из “джеков-потрошителей”, на счету которого 53 жертвы — Чекатило: “В детстве я больше гулял, дружил с девочками. И сейчас лучше контакт с женщинами как с подругами. С мужчинами не нахожу общей темы для разговора.
Ко мне приставали с детства мальчишки, как к девочке. И в армии, и потом, в тюрьме, и в командировках. И в конце концов, я уже не сознаю, к какому полу я больше отношусь. Такая раздвоенность.
Мне нравятся ухаживания мужские…”
Сам первопроходчик литературного садизма, маркиз де Сад был “Дюма”, и Симона де Бовуар совершенно справедливо замечала: “…он ненавидел женщин потому, что видел в них скорее своих двойников, чем дополнение, и потому ничего не мог от них получить. В его героинях больше жизни и тепла, чем в героях, не только по эстетическим соображениям, а потому что они были ему ближе. Сад ощущал свою женственность, и женщины вызывали его негодование тем, что не были самцами, которых он в действительности желал”.
После поимки очередного “джека-потрошителя” каждый раз встает вопрос о его вменяемости и мотивах. Психиатры ищут и не находят в его душе патологию, фрейдисты пытают на предмет детских психических травм, но даже сверхобидчивый “Дюма”, зачастую в своем детстве ничего кроме обид за прыщи не находит (подмосковный убийца мальчиков). А дело в том, что не шизофрения и не комплекс Эдипа толкают “Дюма” на путь садистских преступлений, а его собственный психотип, сочетание 1-й Физики и 3-й Воли, и тяжесть преступлений напрямую зависит от степени развинченности 3-й Воли. Чем глубже язва по Третьей, тем чаще у “Дюма” есть повод говорить о своих реальных и мнимых унижениях, незаслуженных обидах, несправедливости жизни, тем кровавее будет плата, которую он станет взимать за них с окружающих.
Несравненно реже такого рода преступления совершает женщина-“Дюма”. Причина такого законопослушания лежит на поверхности: женщины-“Дюма” не страдают половой раздвоенностью, женщина внутри них совпадает с женщиной снаружи и значит пол — не повод для обиды на мир.
Единственный общественный запрет, который последовательно нарушает женщина-“Дюма”, это запрет на торговлю своим телом. Чувственная и чувствительная (1-я Физика + 2-я Эмоция) она выглядит созданной для секса и умело пользуется такой аппетитной оболочкой. Однако из-за ранимости 3-й Воли женщина-“Дюма” предпочитает заниматься проституцией не профессионально, а по-любительски, т. е. как бы по своему выбору и не за презренные деньги, а за повышение по службе, дорогие подарки, оплаченный отпуск и т. д.
Деньги вообще больное место “Дюма”, и редко какой другой тип поспорил бы с ним по части жадности. Когда юному Полу Маккартни сказали, что его мать умерла, он тут же спросил: “А что мы будем делать без ее денег?”
Материальные блага вместе с благами эмоционального ряда (религия, искусство, развлечения) — две главные для “Дюма” ценности. “Сколько ни вспоминаю Федора Шаляпина… не проходило дня, чтобы не было какой-либо вспышки. В особенности, когда вопрос касался искусства и… денег”, — писал Коровин.
Иногда две эти страсти вступают в противоречие друг с другом, жажда переживаний борется с жадностью, и зачастую 2-я Эмоция побеждает 1-ю Физику в такой борьбе. Сам Дюма растрачивал в кутежах почти все праведно и неправедно нажитое. Однако когда есть хоть крошечный шанс не платить за удовольствие, “Дюма” не платит. Обожал кутежи и Шаляпин, но обычно на час расплаты в его кармане оказывалось лишь три рубля. А Бальзак вообще принципиально выходил на улицу без гроша, и все удовольствия и услуги, получаемые им на улице, либо не оплачивались вовсе, либо оплачивались другими.
Вопрос о политических талантах “Дюма” — вопрос спорный. Он обаятелен, артистичен, хитер, подозрителен, жесток, что совсем не вредно для политика. Но слишком подозрителен, слишком и бестолково жесток, чтобы быть хорошим политиком; он жаден, распутен, недальновиден, внушаем и импульсивно лжив. Политическое лицо “Дюма” удобно наблюдать на примере не худшего представителя данного рода — императора Александра I: “…он легко может очаровать, но этого надо опасаться; он не искренен; это настоящий византиец времен упадка Империи… Вполне возможно, что он меня дурачил, ибо он тонок, лжив, ловок…” (Наполеон), “Он был слишком неустойчивой личностью, чтобы суметь навязать свою волю. Непостоянство его натуры проявлялось так отчетливо, что окружающие уже и не пытались совместить черты отцеубийцы и святого, неврастеника и героя, самодержца и освободителя, пророка и сладострастника, обманщика и апостола… Тщеславие, вялость, слабость и какая-то детская тяга к двойственности затуманивала его мозг…” (Гарольд Николсон), “Разговор с ним всегда оставляет самое благоприятное впечатление, и вы покидаете его убежденным, что этот правитель соединяет в себе прекрасные качества настоящего рыцаря с чертами великого государя, человека умелого и энергичного. Его рассуждения были безупречны, доводы убедительны, он изьясняется с выразительностью и жаром убежденного человека. И что же? В конечном счете опыт, история его жизни и то, что я вижу каждый день, предостерегает вас: не верьте. Многочисленные проявления слабости доказывают, что