энергии, которую он вкладывает в свои слова, нет в его характере; с другой стороны, этот слабохарактерный человек может вдруг почувствовать прилив энергии и возбуждения, достаточный, чтобы принять самые жестокие решения с непредсказуемыми последствиями” (Ляферроней), “В продолжении всего своего царствования он страдал парадоманией…” (Чарторыйский)
Последняя, отмеченная Чарторыйским черта — “парадомания” — тоже общая для всех политиков-“Дюма”. “Дюма” вообще политик-праздник. Он обожает приподнятую, жизнерадостную атмосферу, в которой может и умеет задавать тон. И не важно как это происходит: на белом ли коне во главе орущего “Виват!” войска, тамадой ли во главе длиннющего обильного стола, — главное, не просто царить, а царить душевно.
Беда только, что праздники свои “Дюма” зачастую перемежает казнями, так как жестокость и разгульность равно существенные компоненты его души. Насилие — нормальная, естественная реакция 1-й Физики “Дюма” на возникающие в ходе политической борьбы реальные или мнимые проблемы. Стоящие низко Воля и Логика фактически не контролируют чисто импульсивную жестокость Физики, более того, подозрительность, трусость и злость 3-й Воли подхлестывают и так не нуждающуюся в понукании склонность “Дюма” к насилию.
Зная об этой особенности данного типа, можно легко прояснить некоторые темные места мировой истории. Например, до сих пор является предметом спора вопрос о проектах Брежнева, видного представителя рода “Дюма”, убить своего шефа Хрущева. Ответ здесь может быть только один — да, безусловно хотел и планировал, реализации замысла помешало многое, в том числе собственная слабохарактерность, которая по обыкновенной для 3-их Воль раздвоенности и тонизирует жестокость “Дюма”, и подавляет ее.
Религиозным рвением “Дюма” не отличается, но как всякий эмоционал он суеверен и эмоциональная сторона культового действа для него своя. Как абсолютно свое чувствует он и искусство. Поэтому страсть к художествам часто в ущерб делу и авторитету — типичнейшая из примет политика-“Дюма”. Конечно, страсть этого типа к искусству не всегда проявляется столь очевидно, как в случае с Нероном. Например, мало кто знает, что Саддам Хусейн великолепный знаток арабской поэзии, а Брежнев знал наизусть несколько стихотворений Мережковского, включая очень длинное стихотворение “Шакьямуни”, — но пунктик такого рода является непременным компонентом жизнедеятельности даже очень погруженного в политику “Дюма”. Особенно забавно выглядит пример Брежнева. Вот бы удивились Мережковский с Буддой, когда бы узнали, кого и про кого старательно выучивал стихотворение ленивый, не любивший чтение генеральный секретарь КПСС, жизнь положивший на уничтожение того, во что верили и что любили Будда с Мережковским.
Описанные выше приметы, думаю, уже позволяют читателю приступить к персональной идентификации политиков-“Дюма”. Отчасти поможет ему в этом небольшой, составленный автором список: Клеопатра, Нерон, Калигула, Коммод, Каракалла, Элагабал, Иван Грозный, Анна Иоанновна, Александр I, папа Александр YI, султан Абдул-Азис, Людовик XIY и Людовик XY, Карл II Стюарт, Троцкий, Зиновьев, Берия, Брежнев, Мао Цзедун, Саддам Хусейн.
Обращаясь теперь к национальному вопросу, не без грусти проходится констатировать преобладание “Дюма” среди русских и славян вообще. Со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. Судите сами: “Русские — первые актеры в мире… Ни в одном обществе, если не считать польского, я не встречал таких обаятельных людей… Когда русские хотят быть любезными, они становятся обаятельными, и вы делаетесь жертвой их чар вопреки своей воле, вопреки всем предубеждениям. Сначала вы не замечаете, как попадаете в их сети, а позже уже не можете и не хотите от них избавиться. Выразить словами, в чем именно заключается их обаяние, невозможно. Могу только сказать, что это таинственное “нечто” является врожденным у славян” (де Кюстин), “…вообще я считаю Россию для иностранцев пробным камнем их достоинств и что тот, кто успевал в России, мог быть уверен в успехе во всей Европе. Это замечание я считала всегда безошибочным, ибо нигде, как в России, нет таких мастеров подмечать слабости, смешные стороны или недостатки…” (Екатерина II), “Вся Россия — страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много едят, пьют. Любят спать днем и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, а любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них собачья: бьют их — они тихонько повизгивают и прячутся по конурам, ласкают — они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостом” (Чехов), “Это нация недоверчивая, несговорчивая, робкая, но вместе с тем надменная… русские обладают необыкновенной физической силой, но кране ленивы и охотнее всего предаются разгулу… Русские не имеют понятия о правдивости и видят во лжи только украшение” (Пальмквист), “В самых недрах русского характера обнаруживается вечно-бабье, не вечно-женское, а вечно-бабье” (Бердяев).
Засилие “Дюма” в России приняло такие масштабы, что для многих иностранцев Брежнев стал живым олицетворение русского народа в целом. Киссинджер писал: “Брежнев был не только генсек КПСС, но подлинно русский. Он был смесью грубости и теплоты, одновременно неотесанный и обаятельный, хитрый и обезоруживающий… Он одновременно казался полным сил и истощенным… Он старался скрывать свою неуверенность шумливостью, неистовством, громогласностью, а глубоко запрятанное ощущение своей неадекватности неожиданными порывами резкости…”
Вместе с тем, я бы не стал настаивать на тезисе о безраздельном доминировании “Дюма” в русском психологическом генофонде. Как минимум равную ему по численности группу населения России составляют “Пушкины” (см.) “Пушкин” мало отличим от “Дюма”, он тоже женственен (1-я Эмоция +3-я Воля), но более трудолюбив и добродушен (2-я Физика). Вместе же они, “Дюма” и “Пушкин”, и составляют суть или душу русского народа, поэтому, чтобы ни говорили о нем, слова Бердяева “о вечно-бабском” в русском характере останутся единственной и универсальной правдой о нем.
АЛЕКСАНДР БЕРТЬЕ
1) ЛОГИКА (“догматик”)
2) ФИЗИКА (“труженик”)
3) ЭМОЦИЯ (“сухарь”)
4) ВОЛЯ (“крепостной”)
Для тех, кто мало знаком с историей Наполеоновских войн и кому имя Бертье ничего не говорит, начну с краткой биографической справки: “Бертье Луи-Александр, французский маршал (1763 — 1815)… Роялизм не помешал ему в 1792 г. сделаться сначала бригадным генералом в армии Люкнера, а в 1793-96 гг. принимать деятельное участие в подавлении вандейского восстания. Назначенный в 1796 г. начальником штаба итальянской армии, он приобрел полное доверие генерала Бонапарта, высоко ценившего его технические познания, точность в исполнении приказаний и редкую работоспособность. В течение 18 лет Бертье почти не разлучался с Наполеоном и во всех походах до 1814 г. был неизменным начальником штаба его армии. После мира в Кампо-Формио Бертье был поставлен во главе итальянской армии, занял Рим и провозгласил там республику (1798). Затем он принял участие в египетской экспедиции и, вернувшись вместе с Наполеоном, деятельно помогал ему во время переворота 18 брюмера, после чего был назначен военным министром. В 1804 г. Бертье получил звание маршала, а после побед 1805–1807 гг. был сделан владетельным князем Невшателя, отнятого у Пруссии, вице-коннетаблем и имперским принцем. Тогда же он вступил в брак с племянницей короля баварского, принцессой Марией. Действия Бертье во время кампании 1809 г. подверглись суровой критике, но это не помешало Наполеону дать ему новую награду в виде титула князя Ваграмского. Несмотря на все милости со стороны Наполеона, Бертье к концу его царствования стал сильно тяготиться его политикой. Когда падение империи сделалось неизбежным, он один из первых перешел на сторону Бурбонов и сопровождал Людовика XYII при его въезде в Париж. В награду за что он был назначен пэром Франции. Наполеон, не веря в искренность его роялизма, попытался снова привлечь его на свою сторону и незадолго до отьезда с Эльбы сообщил ему о своих планах. Бертье ему не ответил, но в то же время ничего не сказал и Людовику XYII о полученном письме. Когда Наполеон высадился, в марте 1815 г. на берегу Франции, Бертье сильно колебался, на чью сторону ему стать, но, в конце концов, уехал в Бамберг. Здесь, во время прохода через Бамберг русских войск 1 июня 1815 г., он упал из окна замка, в котором жил, на улицу и расшибся насмерть”.
Кроме всего прочего, настоящая выписка из энциклопедического словаря замечательна тем, что наглядно демонстрирует неспособность любого, самого подробного и точного послужного списка передать нашу человеческую суть. И Бертье, реальный, теплый, живой, вовсе не походил на того Бертье, что предстает перед нами со страниц энциклопедии.
Наполеон, человек крайне самоуверенный и не всегда сдержанный на язык, говорил о Бертье, что “сделал из курицы орла”. Наполеон, конечно, тут, мягко говоря, забывался: курицу можно назначить орлом, но сделать нельзя. Ничего не сделал он и из Бертье. Но то, что Наполеон нашел в Бертье идеального исполнителя своей воли — это точно.
Странные, на первый взгляд, отношения сложились между этими двумя столь разными людьми. Бертье был одним из немногих приближенных, которых император в приступах раздражения не стеснялся поколачивать. Что никак не отражалось на начальнике штаба, ни физически, ни морально, так как его сильная, гибкая 2-я Физика и слабая, гибкая 4-я Воля были равно мало чувствительны к побоям и унижениям. Вместе с тем, рукоприкладная практика никак не влияла и на особое доверие, каким облекал Наполеон Бертье; император постоянно советовался с ним и, кажется, признавал его интеллектуальное превосходство, что понятно, если вспомнить о 3-й Логике императора. Действительно, крепкая голова 1-й Логики Бертье очень помогала Наполеону, и она же заставила начальника штаба одним из первых покинуть проигравшего хозяина.