– Божества разгневались на людей, принесших чужую религию на свою землю. Они разрушили храм. Такое могло произойти где угодно, – Сората сбавил тон, перейдя почти на шепот. Когда Генри кричал, ему становилось не по себе, и стало неловко от того, что и сам сорвался на крик. К тому же вспомнились слова Гумо в подземелье под церковью. – Это зло давно ушло в прошлое.
– Ты неисправим, – вздохнул Генри. – И я даже не могу наорать на тебя как следует.
Сората выдохнул, понимая, что больше всего боялся, что они на самом деле поругаются.
– Не надо на меня кричать, – слабо улыбнулся он. – Лучше скажи, что я должен сделать, чтобы ты понял меня?
– Расскажи, как далеко зашел этот твой проект.
Сората припомнил, как ему в голову пришла эта идея. Минул ровно год с закрытия Академии, год, который он провел будто во сне, чередуя работу с бесконечными походами к психологу, неделя в четырех стенах благоустроенной, но все-таки палаты. Ему показалось, так он дает себе второй шанс на жизнь, о жизнях же других он тогда и не подумал. Как вообще можно подумать о том, что кто-то окажется в опасности? Как она вообще выглядит, эта опасность?
– Весной приют должны открыть, – тихо сказал он. – За год я собрал достаточно спонсоров, все они ждут, когда я предоставлю им отчет о проделанной работе. Плюс софинансирование со стороны государства, мой проект одобрен как социальный. Все зашло слишком далеко, Генри. Остались последние проверки.
Закончив, он внезапно почувствовал холод и зябко поежился. Свист ветра за бумажными стенками был похож на жалобные стоны призраков, а тени гнущихся деревьев – на их тонкие темные руки, что тянулись к двум живым людям, собравшимся вокруг одинокого фонаря.
– Как это можно остановить? – глухо спросил Генри, и Сората отвернулся, не в силах вытерпеть его взгляд. – Ведь должно быть что-то, что может помешать открытию?
– Если вдруг выяснится, что остров не пригоден для жилья. Единственный вариант, – Сората опустил голову, рассматривая сложенные на коленях ладони. – Нет, есть еще один. Я могу лично закрыть проект, но это уничтожит меня.
– А если я смогу доказать, что остров опасен для жизни? Это поможет свернуть проект без потерь для тебя?
– Думаю да.
– Ты поверишь мне, если я найду эти доказательства?
– Мне не нужны доказательства, чтобы тебе поверить, – Сората резко вскинул голову, едва сдерживая отчаяние. Все летело в пропасть, все. И он тоже. – Мне нужны доказательства, чтобы закрыть проект.
Хотелось умолять, чтобы он нашел их. Или не нашел. Сората не мог определиться, чего желал больше и желал ли вообще. Все на глазах теряло свой смысл.
Генри сложил ладони под подбородком, переплел кончики пальцев. Думал.
– Хорошо, я сделаю все, чтобы их найти, – он искоса поглядел на Сорату. – Когда планируется заселение детей?
– В апреле или мае. Как получится. Но как ты планируешь искать? И что?
– Если я прав, то оно само нас найдет, – Генри отвел взгляд и посмотрел на тени колышущихся за тонкой бумагой ветвей. – И я не знаю, что это и как оно выглядит, но я перерою весь остров, если понадобится, чтобы остановить это. Если этот способ принесет тебе меньше проблем, я рискну.
– Не надо! – Сората протянул к нему руку, но она упала, будто сломавшись. – Я хотел сказать, не надо рисковать. Это того не стоит.
Он не мог сказать, что этой потери не перенесет. Такие признания, произнесенные вслух, становятся пошлыми и глупыми, в них не остается ничего настоящего. Генри неожиданно улыбнулся, и улыбка придала ему совсем мальчишеский вид, а может, свою роль сыграла торчащая вверх прядь подсыхающих волос. Он заговорил:
– Знаешь, мы уже говорили о том, что каждый из нас пытался жить нормальной жизнью. Когда я сказал, что у меня не получилось, я солгал. У меня бы получилось, но я сам все портил. Специально. Я не хотел отпускать то, что нас связывает. Черт, я чувствую себя дураком не меньше тебя.
Сората подавил улыбку. Ему очень не хватало этих задушевных бесед. Он расслабился, подгреб к себе подушки, и со стороны, должно быть, выглядел как школьник, уставший сидеть на коленях.
– Жаль, ты не приехал раньше. Все могло бы быть иначе. Но мне бы не хватило смелости.
– Не хватило смелости на что?
– Приехать к тебе. Признать свою зависимость.
Сората прикусил губу, чувствуя, как согревается от жара смущения. Он никогда ни с кем не вел подобных бесед и говорить то, что чувствуешь, было легко так же, как и мучительно.
– Тебе не обязательно говорить это, но спасибо, – Генри закинул руку за голову и растерянно потрепал затылок. – Когда детали начали стираться из памяти, мне казалось, я сошел с ума. Я скучал по человеку, которого знал всего пару месяцев. Это, наверное, так глупо.
– Значит мы с тобой два глупца, только и всего, – Сората вытянул одну ногу, вторую согнул в колене и обнял руками. – Значит, ты точно решил спасти меня… от неведомого зла?
– Да. Я провел кое-какую работу, покопался в истории, поговорил с людьми. И еще, – он неуверенно замялся, заставляя Сорату насторожиться, – я буду готов, когда придет время. Все будет хорошо.
Сората положил подбородок на сложенные ладони и стал наблюдать исподлобья за Генри, чей профиль бросал четкую тень на стенку. Сората верил этому человеку, он – единственное, в чем Сората уверен. Генри Макалистер был его маяком, и его свет обязательно выведет из тьмы, какой бы глубокой и беспросветной та не казалась.
Дождь поливал первую половину ночи, его мерный шум, перемежаемый с хлесткими ударами о стекло под очередным внезапным порывом переменчивого ветра, должен был способствовать крепкому сну, однако тот упорно не шел к Кимуре. Ворочаясь, он то прислушивался к стуку капель по подоконнику, то вновь проваливался в имитацию сна, в котором чувствовал себя пойманным в паутину. И чем сильнее он сопротивлялся, тем прочнее запутывался. Когда несчастная простыня оказалась безжалостно сбита в комок под ногами, Сората понял, что лучше не заставлять себя. Он открыл глаза и стал прислушиваться к звукам, наполняющим старый дом. И, что удивительно, совсем скоро веки опустились, и он мягко погрузился в приятную полудрему, унесшую его многими месяцами ранее, в воспоминания.
Сората любил своего воспитанника. Еще во времена Дзюсан он успел привязаться к этому нелюдимому парнишке, а тот, хоть и держал дистанцию, не был настроен к нему так враждебно, как к остальным. А потом все вышло так, как вышло.
Хибики никогда не отличался особой церемонностью, особенно с близкими. В родительском доме Кимура к этому привыкали долго, впрочем, такой чести удостоились немногие. Пожалуй, только Сората, а чуть позднее и мать, смирившаяся с выходкой единственного сына. Она искренне любила детей, которыми провидение ее не баловало.
Именно поэтому, когда дверь распахнулась, и в нее без предупреждения, как это водится, вошел Курихара, Сората не разозлился, и даже не удивился. Лишь сонно моргнул и сел на кровати, прикидывая, сколько сейчас могло быть времени.
– Что стряслось? – спросил он.
– Небольшая неприятность, – мрачно ответил Хибики, а Сората вздохнул. Если бы неприятность была действительно небольшой, парень не ввалился бы в его комнату в начале пятого утра. За окном едва начало светать. – Кто-то украл лодку и перевернул все вверх дном в домике смотрителя.
Вот так вот, безликим равнодушным тоном. Словно это не имело никакого значения.
– Проклятье, – ругнулся Сората, хотя еще не до конца осмыслил слова Курихары. Просто где-то внутри сработал рефлекс – произошло что-то плохое. И все. В голове при этом было невероятно пусто.
Сората встал и поспешно оделся в костюмные брюки и рубашку, в которых прибыл на остров. Конечно, в шкафу были и другие вещи, привезенные на остров заранее, но Сората не собирался задерживаться здесь надолго.
– Я должен взглянуть, прежде чем об этом узнают остальные. А потом уже решать, как быть.
– Позвать Макалистера? – Хибики посмотрел на него из-под нахмуренных бровей, словно проверял. В его словах прятался какой-то другой, скрытый смысл, но Сорате не хотелось вникать.
– Не стоит, – он покачал головой и прихватил трость. Не хотелось тревожить Генри прежде, чем он сам разберется в случившемся. – Лучше я сначала посмотрю.
Он только снял телефон с зарядки и положил в карман, просто по привычке. Стараясь не шуметь, они вышли из комнаты и повернули в сторону общего коридора. Выход из общежития был закрыт, а ключи хранились у Масамуне, поэтому им пришлось идти к центральному выходу, через холл. Как назло плитка усиливала звуки шагов, разнося их, наверное, по всему первому этажу. Сората остановился.
– Что? – Хибики обернулся и недовольно поджал губы.
– Нет, просто, – Сората задумался на секунду, не находя объективных и убедительных причин для промедления, – послышалось.
Хибики поднял взгляд, глядя Сорате за спину, и мрачно сказал:
– Не послышалось.
Отвернувшись, он будто потерял к увиденному интерес.
– Сора? Сора, куда ты собрался?
На верху лестницы стоял сонный Генри в спортивных штанах и мятой футболке. Он прикрыл зевок ладонью и начал спуск.
Сората почувствовал себя пойманным с поличным. Крайне скверно. Генри еще не успел спуститься с лестницы, а в голове у Сораты уже прокрутились варианты их разговора, в котором Генри, конечно же, будет обвинять его, а он, Сората, оправдываться. В общем, ничего нового.
– Генри…
– Что-то случилось? – Макалистер подошел к нему и тревожно заглянул в глаза. – Случилось, значит.
Он читал Сорату так же легко, как иные читают желтую прессу, и особенно это расстраивало в моменты, когда было, что скрывать.
– Я пока не знаю, – уклончиво ответил он. – Мы как раз собирались проверить.
– Я с вами.
Генри уже все решил, спорить с ним – только терять время и привлекать лишнее внимание. Если на голоса спустится Масамуне, станет только хуже. Сората кивнул и первым поспешил выйти на улицу.