Лано прислонился к стенке и безучастно наблюдал за происходящим. Даже когда вошел отец Фелатий, он не изменил позы.
– Вы готовы продолжить наш разговор? – дружелюбно, словно на тележках не было ни коленодробилки, ни джавальского щекотала, ни коротких пил и острых крючьев, спросил священник.
– Я никогда не отказывался, но вы хотите от меня узнать то, чего я сам не знаю, – безразлично ответил Лано.
– Незнание есть продукт относительный. Вы убедили себя, что не знаете, а на самом деле вы знаете все, – мягко и доверительно сообщил отец Фелатий. – Но вы не сомневайтесь, я ваш друг, я всеми силами буду сдерживать экзекутора… Вы уже прочли, в чем состоит великая сила великой реликвии храма Тоц?
– Не имел возможности, ваши браться во небе забыли мне поставить ночник.
– Как жаль, как жаль. Вы просто нашли повод не принять истинную веру. Даже ни одной попытки… Это опять ваша непомерная гордыня, – покачал головой Фелатий. – Трику, покажи господину профессору, почему надо знать силу великой реликвии храма Тоц.
Из сумрака выступил Трику. Даже неискушенный сразу бы понял, что главное предназначение этого человека – причинять боль. Болезненно худое лицо, длинный нос, свернутый влево, рыбьи, навыкате, глаза. Костлявые ладони, даже в сумраке камеры выглядящие влажными, теребили длинную иглу. Нервный кашель то и дело сотрясал Трику.
– Великая реликвия храма Тоц представляет собой главную основу нашей веры, – сообщил палач. – Миллионы лет назад раса предтеч освятила своим присутствием нашу избранную небесами планету и оставила нам ключ к мирам…
– Ключ? – Внезапно у Лано появилась неясная мысль, совсем неуместная сейчас.
– Не перебивайте! – строго сказал Трику.
Он взял своими вялыми руками ладонь Лано и ловко всадил иглу под ноготь указательного пальца. Немыслимая боль пронзила Батрида, рука словно стала чужой, чужой плотью, источающей только боль и тошнотворное бессилие.
– Повторите, что представляет собой великая реликвия храма Тоц? – сквозь кровавую пелену боли услышал Батрид.
Стиснув зубы, он с трудом поднял глаза на своего мучителя. Тот смотрел на Лано не отрываясь. Батрид заметил, что у палача из уголка рта потекла тоненькая струйка похотливой слюны.
– Иди в ад, – прохрипел профессор.
– В ад пойду не я, а вы, господин экзекутируемый, – улыбнулся тонкими губами Трику. – Неуважение к пыткам карается дополнительными пытками.
Но тут улыбка палача застыла, глаза стали бессмысленными. Струйка слюны вдруг порозовела, а потом стала черно-красной. Трику словно манекен постоял несколько секунд и рухнул лицом вниз. Из его затылка торчала короткая арбалетная стрела.
Отец Фелатий, не понимая, что происходит, дико мотал головой. Позади священника, у входа в камеру, открытую для устрашения остальных узников стенаниями жертвы, лежали убитые охранники. А дальше в глубине каземата виднелась знакомая Батриду фигура.
Фелатий быстро вытащил из складок балахона свисток. Но донести его до губ он не успел. Вторая стрела вонзилась в плечо священника, и рука со свистком безвольно повисла.
– А теперь скажи мне смысл главной реликвии храма Тоц. – Шергин взял за плечо отца Фелатия и встряхнул, как мешок с тряпьем.
– Великая реликвия храма Тоц представляет собой основу… – забормотал заученное Фелатий, постанывая от боли.
– Скажи мне, что такое эта реликвия. – Олег встряхнул священника сильнее. Тот замычал.
– Это тайна, раскрытие которой карается смертью. – В голосе Фелатия были страдание и страх.
– Тогда выбирай смерть сейчас или потом. За раскрытие тайны.
– Ты меня не обманешь? – дрожащим голосом спросил Фелатий.
– Конечно, не обману! – ответил Олег.
– Реликвия, это… – начал священник.
Тихо тренькнуло в верхнем углу камеры. Стрела, выпущенная кем-то из укрытия в стене, пробила священнику затылок и вышла из правого глаза. Второй глаз, казалось, открылся шире, попытался сфокусироваться на лице Шергина, но не смог и потух, покрывшись смертельной поволокой. Олег рывком прыгнул к Батриду и закрыл его собой. Но маленькая бойница, открывшаяся в стене каземата, с легким каменным скрежетом закрылась.
Первым порывом Шергина было броситься вон из камеры, искать неизвестного убийцу, но в лабиринтах подземелий это было бессмысленно. Олег только сокрушенно ударил кулаком по влажной стене.
– Лано, уходим. – Он наклонился над Батридом, бессильно сползшим по стенке на пол.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – прошептал Лано, но силы оставили его, и он обмяк без сознания.
– Тогда я и спрашивать не буду, потом поговорим.
Шергин легко поднял Батрида и посадил его, прислонив к стене, на одну из тележек, смахнув с нее пыточные инструменты на пол.
– Держитесь, Лано. – Олег рывком вынул иглу из пальца профессора. Лано тихо застонал, не приходя в себя.
Затем, забросив Батрида на плечо, Шергин двинулся по коридорам каземата. Этот путь Олег уже проделывал сегодня. Видно было, где он шел до этого. На улице, в темноте ночного Лирмора, только горящая будка охранников освещала дорогу. Шергин добежал до первой подворотни, зашел в нее, и через несколько мгновений во дворе уже не было никого, только таяло туманное марево после перехода.
Глава двадцать третьяМосква
Ногами вниз – это намного лучше. И даже удержался на ногах, несмотря на тяжелое обмякшее тело на плече.
Я уложил Лано, тихо постанывающего в забытьи, на диван. Палец на его левой руке, конечно, был в ужасном состоянии. Да и сам Батрид был изможден, бледен, и от его сбившейся в комки бороды шел нездоровый дух.
– Витя! – Телефон ответил на пятый или шестой гудок. – Ты бы не мог приехать ко мне с перевязочным материалом, антибиотиками и желательно военным хирургом?
– Да, я как раз расследую кражу часов у профессора Бурденко, – резко ответил Копайко и бросил трубку.
Приехал он ко мне через час. Лано уже пришел в себя и отрешенно смотрел в потолок. Профессор все еще не шел на контакт со мной. Я видел, какую боль он испытывает, как ему тяжело, но ничего сделать не мог. Когда раздался звонок в дверь, я подумал, что наконец пришло спасение. Виктор приехал не один. С ним вместе был человек с костылем в руке, немолодой, лысый, с выдающейся вперед нижней челюстью. Человек сильно хромал и тяжело дышал. Видимо, подъем ко мне на третий этаж без лифта дался ему непросто. Копайко увлек меня на кухню, оставив своего товарища и Батрида наедине.
– Он сам разберется лучше нас, – объяснил Виктор. – Врач всегда найдет контакт с пациентом. Рассказывай.
Виктор после того, как я у него на глазах исчез с парашютом, уже ничему не удивлялся.
Я рассказал обо всем, что происходило с того момента, как я перешел в Центрум. Парашютом, оказалось, очень просто управлять, и мне удалось спокойно приземлиться недалеко от дороги, ведущей прочь от проклятого замка Трато. Потом были два непростых дня похода до ближайшей колеи. На мое счастье, попался товарняк, и я не без труда заскочил на плоскую платформу с грузом копры.
В Лирморе, а я не сомневался, что Батрид уже в тюрьме, произошли самые невероятные события. Я был совершенно уверен вначале, что мне удастся убедить местные власти, что профессор ни в чем не виноват. Только не учел одного. Во-первых, язык там отличался от лорейского, а во-вторых, мой вид после двухдневного перехода был несколько непрезентабелен. В общем, со мной никто даже не стал разговаривать. Но я не мог просто так оставить Лано в беде. Найти каземат оказалось проще простого, и я решил ночью попробовать прорваться. Я надеялся, что арбалета мне вполне хватит для этого.
А вот когда в сумерках я тихо крался по улочкам Лирмора к тюрьме, меня схватили за руку и затащили в темную подворотню. Калька со Стариком и Ударником, оказывается, давно за мной следили. Калька все-таки прослушала мою запись у себя на автоответчике. В общем, они помогли мне освободить Лано. Правда, я тоже успел выстрелить раз из арбалета. Потом тетива лопнула. Только после этого погранцы исчезли, не желая засвечиваться в Цаде, – это была не их территория и не их дело освобождать местных от лап церковников.
Тут нас перебил врач, он сообщил, что с пациентом все в порядке, и потребовал оплаты. Я решил, что Виктор сам с ним договорится, и пошел проведать Лано.
Он лежал на моем диване и с интересом смотрел телевизор. Его, видимо, включил доктор.
– Лано, как вы себя чувствуете? – осторожно спросил я.
– Да ничего так. – Батрид поднял перебинтованную руку и покрутил ее перед глазами. – Спасибо, Олег, что врача мне доставил.
– Лано, вы готовы выслушать меня?
– Уже практически ничего не болит, – продолжил Батрид. – Олег, а что по-вашему значит «tolko ne kusatsya»?
– Это…
– Врач мне все время говорил… И какие у него странные упаковки для лекарств. Наши, как правило, гораздо меньшие расфасовки используют. Как все-таки миры отличаются… – Батрид еще раз глянул на руку. – Так что ты хотел спросить?
– Лано, я не спросить хотел. – В сердцах я чуть повысил голос. – Я хотел сказать правду и сказать, что Трато лжец.
– Я знаю, что он лжец. А в чем твоя правда?
– Моя правда в том, что я никакой не шпион, никакой не агент и никакой не капитан спецслужб.
– Но ведь ты же был не честен со мной?
– Были обстоятельства, которые я не мог раскрывать.
– А сейчас ты их уже можешь раскрыть?
– Это совершенно не существенные детали, но вы можете их понять неправильно.
– А… – Батрид уставился на потолок. – Ты хочешь сказать, что я могу поверить в то, что ты обычный аспирант? При этом ты утверждаешь, что твой руководитель, я бы не побоялся этого слова, учитель, не в силах тебя понять? Что у меня нарушена способность адекватно оценивать реальность?
– Извините, Лано, я неправильно выразился!
– Учитесь сначала правильно выражать свои мысли, молодой человек, а потом занимайтесь наукой. Или чем вы там занимались. Мне надо поспать. – Лано отвернулся лицом к стене.