— Hasu…
— Эй, эй, тише! — испугался Хольгер. — Не разбирай его! Нам ещё обратно лететь. Только посмотри, что нужно заменить. У нас почти месяц времени. Надо, чтобы этот контейнер научился летать.
— Пиши список, — буркнул Гедимин, соскребая слой копоти и пыли, сцементированный протёкшим маслом. «Вот здесь и здесь… и этот узел полностью… и вот это… странно, что не искрит… Действительно, странно, что мы долетели сюда. Летает оно лучше, чем выглядит.»
Заканчивать осмотр им пришлось при включенных фонарях — уже стемнело. Гедимин вернул на место крышку, откинул дверцу и втиснулся за штурвал. В темноте отвинчивать сидения и устанавливать их заново ему не хотелось.
— Думаешь, взлетит? — Хольгер устроился на заднем ряду и попытался пристегнуться двумя ремнями сразу.
— Надо найти площадку для ремонта. В лесу темно, — буркнул Гедимин, заводя мотор. За время осмотра он сам начал сомневаться, что этот механизм когда-либо был способен подняться в небо; но глайдер завёлся мгновенно, и подушка защитного поля мягко оттолкнула его от земли.
— Я напишу Моранси, — пообещал Хольгер. — Пусть даёт разрешение на работу в ремонтном ангаре. Здесь нет никаких секретов. Мы купили этот глайдер открыто, и мы его ремонтируем… Надо же, взлетел. Странно…
Лес внизу сливался в одну чёрную поверхность с торчащими зубцами и поблескивающими белесыми просветами водоёмов. Гедимин включил координатор. С левого борта отозвались патрульные дроны, их бортовые огни мелькнули в темноте и погасли. «Никаких секретов? Даже как-то непривычно,» — весело хмыкнул сармат. «Хоть что-то не придётся скрывать…»
«Не всё, чему вас обучают, можно прямо так взять и использовать, Гедимин. Но ознакомиться не помешает. Даже с технологиями, применение которых на Земле запретили более двухсот лет назад. Мирные ядерные взрывы никогда не использовались массово — известно менее трёхсот случаев до Третьей мировой и четыре десятка в первые десятилетия после неё, потом от них снова отказались. Но в материалах по «Айрон Стар» и «Вайт Рок» (кое-что вы можете найти по этой ссылке, большая часть, к сожалению, закрыта до сих пор) упоминается несколько тысяч таких взрывов. С их помощью на Марсе и его спутниках, а также на спутниках Юпитера было вырыто множество подземных пустот. И в них не только хранили газ и руду. Скважины от ядерных взрывов использовались как базы для первых колонистов. Это очень неприятные материалы, и, читая их, я гораздо лучше понял ваши мотивы. Тем, кто работал по двадцать часов на рудниках Ио и жил в котловане от ядерного взрыва, было что предъявить человечеству. В настоящее время — последние тридцать лет точно — такой способ строительства не используется, и я высказался резко против его применения на Энцеладе…»
Дочитав, Гедимин сдержанно хмыкнул и закрыл письмо. «Строить с помощью ядерных взрывов… У людей иногда возникали странные идеи. Интересно, Линкен имел дело с такими подземными базами? Надо спросить. И если речь об Ио… Возможно, Лилит жила в такой скважине. Попробую спросить у неё.»
Он не слишком рассчитывал на успех — самка никогда не вспоминала Ио по доброй воле и очень неохотно, в два-три слова, отвечала на прямые вопросы о довоенной жизни. Оставался Линкен; он возвращался с рудника в десять вечера, и можно было уже выйти в переулок и подождать его под открытым небом. Мозг Гедимина, слегка перегретый новой информацией, нуждался в охлаждении.
Ветер к ночи переменился, потянуло с севера; небо очистилось, но звёзды были плохо видны — их свет забивало яркое освещение городских улиц. На каждой крыше горели сигнальные маяки, на стенах были укреплены фонари, направленные вниз, — тёмных переулков в Ураниум-Сити не осталось.
— У-ух! — шумно выдохнули сбоку от Гедимина, и ему в плечо ударил поток горячего сырого воздуха с острым запахом спирта. Сармат развернулся и увидел открытую настежь дверь центрального пищеблока. С тех пор, как в каждой пятиэтажке поставили чаны для Би-плазмы, Гедимин не видел его открытым, — кажется, его держали как резерв или готовили там для охранников-людей. Сейчас дверные створки были полностью раздвинуты, и из здания несло спиртом и обугленной органикой. На пороге, вытирая лицо от испарины, стоял Иджес. Завидев Гедимина, он помахал ему обрывком ветоши.
— Главное — начать, — весело хмыкнул Алексей, отодвигая Иджеса в сторону и отбирая у него ветошь. — Привет, Гедимин.
— Что вы там делаете? — спросил ремонтник, подойдя ближе. Собственно, он мог бы не спрашивать, — запах Би-плазмы, вскипячённой в серной кислоте, не узнать было невозможно. Испарения не умещались во внутренних помещениях пищеблока — на дальнем краю площади уже появились двое охранников, унюхавших жжёнку сквозь шлемы экзоскелетов.
— Варим, — отозвался Иджес. — Точнее, сварили. Теперь остывает. Эй, Маккензи! Слушай, что тебе говорят! До утра тут ничего не остынет. Не те объёмы. Скажи ему, Гедимин! Он вскипятил полный чан Би-плазмы и ждёт, что через час её можно будет пить!
— Иджес прав, — сказал Гедимин, заглядывая в пищеблок. Это помещение он не видел изнутри очень давно — кажется, с того дня, как впервые столкнулся с Эзрой Юнем. Здание проветрилось, запах жжёной Би-плазмы стал слабее. Из коридора с приглушённым светом выбиралось размытое пятно — тёмное снизу, белесое сверху.
— Мы разбавили её вчетверо, Джед. Самой чистой холодной водой, — сказал Кенен, выходя на улицу. На его лице блестела испарина, волосы слиплись в короткие рыжие иглы. Гедимин на долю секунды задумался, прикидывая среднюю температуру в получившейся смеси, — но вид Кенена заставил его забыть обо всём и изумлённо мигнуть.
— Что у тебя на шее? И в руке? И… это не та одежда, в которой я тебя видел, верно?
Кенен поморщился.
— Ну-ну, Джед. Не переигрывай. Я всё равно не поверю, что физик-ядерщик на третьем году обучения в Лос-Аламосе ни разу не видел шляп и галстуков. И — да, граждане Атлантиса не ходят всю жизнь в одной и той же рубашке. У меня их всего три, и это очень мало. Как тебе мой галстук?
— Странно, — буркнул Гедимин, разглядывая кусок ткани, свисающий с шеи Кенена. Никакого практического смысла в нём, по-видимому, не было, — рубашку он не прикрывал, вытирать им лицо или руки было неудобно, а кольцо плотной ткани вокруг шеи могло причинить очень много вреда при попадании куска между движущимися частями любого механизма.
— Я бы с этим не работал. Застрянет где-нибудь — сломает шею, — сказал он, потянув за конец галстука. Кенен несильно хлопнул его по руке и, вытерев голову куском ветоши, поместил шляпу на макушку.
— Свободные граждане, Джед, не ходят с утра до ночи в одной и той же робе. Они заботятся о своём внешнем виде, — наставительно сказал он, подняв вверх указательный палец. — Но оставим этот разговор. Значит, ты думаешь, что Би-плазма недостаточно остыла?
— Я тут при чём? Для этого есть приборы, — буркнул Гедимин, недовольно щурясь. «Свободные граждане? Где Кенен подцепил это выражение? Теперь твердит к месту и не к месту, как заклиненный…»
— Вот это умная мысль, — пробормотал Иджес. — Пойдём, Алексей. Если пора бросать закваску, то пора. Если нет — пусть ждёт до завтра.
Он развернулся и ушёл в пищеблок, за ним последовал Алексей. Кенен, посмотрев им вслед, задержался на пороге.
— Ты что, официально гонишь жжёнку? — пристально взглянул на него Гедимин. — Мартышки разрешили?
— У меня официальное поручение, Джед, — широко ухмыльнулся Кенен. — Приготовить напиток для раздачи ко Дню Благодарения. Если всё пройдёт гладко, через десять дней весь Ураниум будет пить нашу жжёнку. Тебя, к сожалению, к этой работе не допустили. Мы с Иджесом подняли этот вопрос, но увы…
Он развёл руками. Гедимин мигнул.
— У меня есть чем заняться, Кенен, — сказал он. — Иди работать. И спрячь эту верёвку. Намотает на винт — снять не успеешь.
К западу от последних бараков почву покрыли слоем фрила, но, в отличие от дорожного покрытия на центральных улицах, ни разу за семь лет не обновляли, ограничиваясь расчисткой подступающего кустарника. Полоса пятиметровой ширины была бугристой, местами потрескалась, но от живой и мёртвой растительности её регулярно очищали — и глайдер, вынырнувший из тёмного леса, немного проскользил по ней и мягко затормозил на подушке защитного поля.
— Эй! — Хольгер, уложив машину на брюхо, откинул капюшон и выбрался наружу. К его комбинезону прилип жёлтый лист. Гедимин обошёл глайдер по кругу, придирчиво его разглядывая. Последние два дня машина стояла в ремонтном ангаре, и сармат слабо представлял, что там с ней делают. Теперь её трудно было узнать — по крайней мере, по внешнему виду; звук двигателя, генератора Сивертсена и тормозных колодок остался прежним.
— Неплохая покраска, — признал Гедимин. — Что за символика? Что-нибудь означает?
— Ничего, просто зигзаги на бортах, — качнул головой Хольгер. — Тёмно-синий цвет, жёлтые полосы. Я не решился красить его под «Гарпию» или что-то ещё из реальных кораблей. Как ты думаешь, стоит давать ему название? Это человеческая традиция, но она довольно забавная.
— Не надо, — отозвался Гедимин. — Это машина Лиска. Захочет дать название — даст сам.
Они замолчали. На аэродроме задребезжал сигнал оповещения; пять секунд спустя по громкой связи объявили о прибытии первых шахтёрских глайдеров второй смены. Ещё через три минуты Гедимин услышал за углом торопливые шаги. Линкен вышел на пустынную улицу, огляделся, повернулся к сарматам и едва заметно усмехнулся.
— С тех пор, как атомщика выжили со свалки, нам даже собраться негде. Что вы задумали на этот раз?
Хольгер выступил вперёд и положил ладонь на обшивку глайдера.
— Мы посмотрели, как ты летаешь на миниглайде. На нём определённо неудобно делать мёртвую петлю. А на этой машине я её делал. Мы выкупили этот глайдер для тебя. Гедимин выпотрошил его и вставил новую начинку. Это не спрингер, но летает он неплохо. Забирай.