— Недолго, — отозвался химик. — Уже затухает. Так сложно было запомнить пропорции?
Мафдет фыркнула.
— От лодки что-нибудь осталось? — спросил ремонтник. Теперь фыркнул Линкен.
— Немного ила на дне озера! И ты за ним не полезешь. Ещё не хватало рисковать жизнью из-за металлолома…
К сарматам подошёл Астиаг со свёртком под мышкой. Он криво усмехнулся и протянул Хольгеру руку.
— Уже научился плохому?.. Говоришь, Лиск, Гедимин делает разные штуки, а потом не знаешь, что и когда рванёт?
Инженер недовольно сощурился на Линкена. Тот развёл руками.
— Ничего не говорю, Астиаг. Уже который год. Ты видел — я тут ни при чём.
Гедимин огляделся по сторонам. Пламя на воде уже почти погасло — видимо, реагента было немного. Сарматы, собравшиеся на берегу, растерянно переглядывались.
— Дайте пройти! — гаркнули в рупор на склоне. Сквозь толпу пробралась Шекеш, уже без полотенца и в сухом комбинезоне.
— Чей был корабль? — спросила она, посмотрев на Гедимина.
— Мой, — буркнула Мафдет, отворачиваясь от воды. — Мы пойдём.
— Кто ещё потерял корабль? — спросила Шекеш в рупор. Никто не отозвался, но сарматы оживились и снова отступили вверх по склону туда, откуда было удобнее наблюдать.
— Тогда продолжаем заплывы! — крикнула самка, обходя по льду широкий пролом. За ней шёл Айзек со связкой буйков.
— Ну вот, — Иджес потёр ладони и повернулся к озеру. — Теперь посмотрим, кто лучший механик. Лилит, ты готова?
Пять минут спустя сарматы стояли на склоне и смотрели на чёрную воду с кусками льда, покрытого жёлтой сажей. Что происходит под ним, по-прежнему было не разглядеть без эхолокатора.
— Какая-то… традиция, — прошептал Линкен и криво ухмыльнулся. — В тот раз лёд проломился, теперь — загорелся… Поеду в следующем году — интересно, что будет.
— Хорошо, что не выгнали, — буркнул Хольгер. Он по-прежнему хмурился, как и сёстры Хепри, — самки даже не остались смотреть соревнования, ушли в душевую. Химик остался, но никак не мог успокоиться. Гедимин положил руку ему на плечо — Хольгер раздражённо фыркнул, но вырываться не стал.
— Зачем выгонять? — удивился Линкен. — Тут Подводного комитета нет. Макаки ушли, эту дрянь вводить некому.
Гедимин молча следил за узкими следами пены там, где корабли подходили близко к поверхности, за вылавливанием из воды буйков и объявлением победителей. Пролом не расширялся, и Шекеш и Айзек не подходили близко к краям, эхолокатор уцелел, — можно было считать, что всё обошлось. «На Атабаске таких аварий не случалось,» — думал сармат, вспоминая, как поднялся дыбом лёд. «И здесь, говорят, такого обычно не бывает. Странно…»
«Без испытаний говорить о работоспособности трудно,» — думал Гедимин, осторожно обходя пластины оросителей и спускаясь на дно водосборного бассейна; снизу узкие сопла водоразбрызгивателей в двадцати метрах над землёй были почти не видны, но можно было прикинуть путь вылетающей из них воды. «Но пока всё стоит где положено. Будет работать.»
На мостках посреди бассейна (не слишком глубокого, сармату едва по грудь, а сейчас и вовсе пустого) стоял хмурый Иджес и выжидающе смотрел на Гедимина. Официальный осмотр этой градирни — так же, как и соседней — закончился час назад; инженер мог бы вовсе не проверять её, но к нему подошли сарматы-рабочие, и Иджес был среди них.
— Будет работать, — сказал Гедимин, озадаченно глядя на угрюмого сармата. — Никаких видимых дефектов. Что тебе не нравится?
Иджес недовольно сощурился.
— Спасибо, что пришёл проверить. После тебя всем будет спокойнее, — он попытался изобразить радость, но получилась кривая гримаса. Гедимин растерянно мигнул.
— Говори, что случилось. Опять столкнулся с венерианцами?
Смарт в его кармане загудел, и Гедимин, прочитав сообщение, пошёл к выходу и поманил за собой Иджеса. Вот-вот должны были заработать циркуляционные насосы и пропустить по водопроводной системе сухой горячий воздух. После просушки с башни собирались снять защитное поле и оставить её «привыкать» к климату Ураниум-Сити. От воздуха сарматам не было бы никакого вреда, но Гедимин не хотел мешать плановым работам.
— Мафдет достроила на четыре часа раньше, — буркнул Иджес, искоса глядя на Гедимина, уже снаружи, за стеной охладительной башни. — Обогнала меня на четыре часа. Выходит, она — лучший инженер из нас двоих.
— Четыре часа? — Гедимин пожал плечами. — Случайность.
Иджес фыркнул.
— Ты ничего не понимаешь, атомщик. Я почти догнал её! Надо было больше делать самому, не доверяться рабочим…
— Думаю, это несущественная разница, — Гедимин понемногу начинал злиться. «Я уже забыл про эти его вечные гонки. Думал, и он взялся за дело. А он всё ищет, с кем померяться. Вот и работай с такими мартышками…» — он сердито сощурился и отвёл взгляд в сторону.
— Ты не собираешься вернуться к полётам… или заплывам? — с внезапной надеждой спросил Иджес. — Я взял четвёртое место по стрельбам в Порт-Радии. Но у нас тоже сильные противники. Если бы ты вернулся к нам…
Гедимин тяжело качнул головой.
— Не хочу. Надоело.
Ему хотелось проверить почту; он силой заставил себя опустить руку и не прикасаться к смарту. «Слишком рано. Конар ещё не ответил,» — сказал он себе, стараясь не думать о странном веществе, обнаруженном на орбите Сатурна. «Может быть, ему вообще запретят отвечать. Если этот металл имеет военное применение… Надеюсь, не имеет. Радиоактивных изотопов очень много. Большинство имеет ограниченное применение. Это не уран и не плутоний… Надо подождать до вечера.»
Письмо от Конара пришло, когда сарматы возвращались с работы; Гедимин с трудом дотерпел до конца ужина, дошёл до своей комнаты, плотно прикрыл дверь и только тогда включил смарт и ткнул в новое сообщение.
«Ага! Я так и знал, что вы заинтересуетесь,» — сармат почти услышал довольную усмешку Герберта. «И всё-таки удивился такому шквалу вопросов. Пришлось поделиться с Майклом. Он сожалеет, что не может сам выйти с вами на связь, и передаёт вам привет и некоторые сведения. Вот описание образца с его слов (мне самому ещё не удалось на него взглянуть): «тёмно-серый корковатый субстрат, покрытый плотной щёткой полупрозрачных светло-серых кристаллов, высотой от миллиметра до пяти сантиметров. Испускает зеленоватое свечение холодного отлива, заметное невооружённым глазом. Какой-то «суперрадий» из дешёвых комиксов, ей-богу!».
Гедимин мигнул и перечитал ещё раз. «Видимое зелёное свечение. В атмосфере. Не черенковский эффект и не хемолюминесценция? Надо же…»
«Вокруг образца всё время толпятся любопытствующие,» — продолжал Герберт. «Слишком притягательно выглядит. Видимо, придётся поместить его под замок, пока не дошло до несчастных случаев. Те десантники, о которых я писал в прошлый раз, уже умерли — крайне агрессивная форма лейкоза; боюсь, нечто подобное может повториться в лаборатории. Один… крайне любознательный исследователь (на язык просятся другие слова, но я не хочу, чтобы вы прочитали их) уже уронил под защитное поле вокруг контейнера личную вещь и порывался её достать. Энтони Рохас — неглупый человек, но предельно суеверный — такое воспитание… Это был его фамильный перстень, семейная реликвия и что-то вроде амулета. Очень неудобно носить такие украшения вместе с перчатками, его даже хотели отстранить от работы в лаборатории, но он настоял на своём — то брал перчатки на три размера больше, то вешал перстень на шнурок. Теперь этим играм пришёл конец, и это замечательное кольцо с обсидианом лежит под защитным полем и едва ли отправится оттуда куда-либо, кроме хранилища высокорадиоактивных отходов…»
Гедимин хмыкнул и весело сощурился. «Мартышки!» — подумал он. «Даже учёные — всё равно мартышки. Хорошо, что этот Энтони не облучился.»
«А в целом — исследования продолжаются. Пока новому элементу дали временное название, об окончательном будем говорить через месяц или два. Сейчас он называется «ирренций», хотя мы так и не выяснили, что такое «ирръйен», и откуда ваши соплеменники достали этот минерал. На орбите Сатурна ничего подобного раньше не находили… хотя — мы ещё очень многого не знаем о Сатурне.
Ещё одно временное название получило неуловимое излучение, испускаемое образцом, — его решено называть «зелёными лучами», пока не подберут что-нибудь более удачное. Стандартные радиометры, даже самые чувствительные, в его присутствии молчат, как проклятые. Но оно существует, и об этом говорят и вспышки защитного поля, и диагнозы несчастных десантников. По-видимому, зелёные лучи обладают высочайшей проницаемостью, и стандартные методы защиты не срабатывают. Майкл намерен поставить опыты с экранами из разнообразных материалов и подобрать необходимое опытным путём. Из того, что могу сказать я, — десять метров свинца, пожалуй, экранировали бы какую-то часть этого излучения.»
Гедимин снова хмыкнул. «Десять метров свинца экранируют что угодно,» — подумал он, перематывая страницу. «Если раньше не расплавятся. Значит, ирренций и зелёные лучи? Надо запомнить.»
«И последнее — вы были правы, коллега. Заряд ядра был определён точно. Это именно тот «сто сороковой», о котором вы (и — гораздо чаще — я) слышали от Майкла, с периодом полураспада самого стабильного изотопа в 200 тысяч лет. Я, как и вы, уже начинаю подозревать, что семейная легенда Вольтов всё же основана на чём-то реальном. Могло ли выйти так, что мистер Брайан наткнулся на «сто сороковой» во время опытов с трансурановыми элементами? Точный ответ мы едва ли узнаем, но, как мне кажется, сам Майкл полностью в этом уверен. Он — как и я — всегда рад поделиться с вами новостями из лаборатории. Пока вся эта информация не засекречена, я буду держать вас в курсе. Удачи с новыми реакторами, коллега…»
За спиной Гедимина, в ремонтном ангаре, что-то мигнуло и загудело; оглянувшись через плечо, инженер увидел, как по потолку плавно ползёт электрокран, а с его крюка, ухватившись двумя руками, свисает один из сарматов.