Сармат сверился с показаниями датчиков и немного поправил излучатель, чувствуя себя на редкость глупо. «Знаю, что бесполезно. И всё равно чиню. Ремонтный рефлекс…» — криво ухмыльнулся он, убирая руку с излучателя.
Слабое жжение в ладони и кончиках пальцев он заметил минуту спустя, когда устройство уже было закрыто защитным полем. Он удивлённо посмотрел на перчатку — что-то было не так…
— Hasu! — Гедимин стиснул зубы, рывком снял перчатку, — на коже проступили красноватые пятна. Сармат судорожно пытался вспомнить, когда его собственное защитное поле успело разрушиться, сколько времени он подвергался облучению и какую поверхность тела успел ему подставить. «Гедимин, ты идиот,» — заключил он, засовывая в карман сначала перчатку, потом — повреждённую руку (надевать на неё что бы то ни было смысла не имело), и быстро пошёл к двери. «Правая ладонь. Да, хорошо я теперь поработаю…» — он досадливо сощурился. «Глупейшая травма. Ладно, пойду к медикам…»
В научный центр он вернулся через сорок минут, уже с забинтованной рукой, онемевшей от разряда станнера в запястье (более мягкие анестетики не подействовали), но по-прежнему крайне раздосадованный. Когда он вошёл в «чистую» лабораторию, Константин стоял у его верстака и перебирал бумаги; увидев Гедимина, он тяжело вздохнул.
— Где ходил? Что с рукой? Кто будет за тебя работать?
— Обжёгся, — Гедимин показал забинтованную ладонь. — Подожди, я почти закончил.
— Заметно, — буркнул Константин. — Ты вообще не прикасался к чертежам. Где успел обжечься? Что там такого, что понадобилась охапка бинтов?
— Омикрон-ожог, — сармат сузил глаза. — Не трогай меня. Ты не говорил, что твоя работа срочная.
— Очень интересно, — Константин сложил руки на груди, задумчиво глядя на Гедимина. — Так тебе не хватает пометки «срочно», чтобы заняться делом? Могу проставить. Зачем ты щупал ирренций без защитного поля?
— Это случайность, — Гедимин подвинул к себе чертежи и развернул один из них на верстаке, придавив онемевшей ладонью. — Я не щупаю ирренций.
— Константин, тебе самому пора заняться делом, — вмешался в разговор Линкен; он встал из-за стола Хольгера, снял с горелки ёмкость, в которой что-то размешивал, и подошёл к Гедимину. — Атомщик работает. А ты мешаешь.
— Прошу прощения, — процедил сквозь зубы Константин, отворачиваясь от ремонтника и возвращаясь на своё место. — Можете работать дальше.
Гедимин положил рядом с чертежом снимок собранного оборудования. Сосредоточиться никак не удавалось — все мысли занимал так и не заработавший реактор. Шевелить парализованными пальцами не получалось; сармат переложил карандаш в левую руку и отметил на снимке узел, собранный с небольшими нарушениями. Это место чем-то не нравилось ему и на чертеже, но чем, он никак не мог понять. Константин, пройдя мимо, выразительно фыркнул; в другое время Гедимин не обратил бы на него внимания, но сейчас всё складывалось одно к одному — и сармат едва удержался, чтобы не ударить кулаком по столу и не уйти на ремонтную базу.
К обеду он справился с чертежами и, молча сложив их на стол Константина, сел за верстак и облокотился на него, глядя в одну точку. Кто-то из сарматов пододвинул к нему контейнер с едой; Гедимин молча кивнул, но к пище не притронулся.
— О чём думаешь? — осторожно спросил его Хольгер. — На тебя сегодня тяжело смотреть. Так болит рука?
«Рука?» — Гедимин вспомнил о недавней травме, покосился на бинты и качнул головой.
— Ожог небольшой… Надо разобрать сигма-излучатель. Он очевидно бесполезен. Верну ирренций в хранилище, там от него будет польза.
— Первая умная мысль за сегодня, — удивлённо заметил Константин. — Или даже за последний месяц. Я не буду возражать, если ты займёшься этим прямо сейчас.
«И что мне не работалось ремонтником?!» — Гедимин рывком поднялся из-за стола и вышел в коридор. Он слышал за спиной сердитый окрик Линкена, раздражённый голос Константина и звук открывающегося люка грузовой шахты, но оборачиваться не стал.
Защитное поле, установленное утром, всё ещё покрывало излучатель, — возможно, он фонил так, что медленно разрушал его, но пока оно держалось. Гедимин тщательно проверил защиту на своих руках, груди и голове — получить ещё одну дозу ему не хотелось — и потянулся к креплениям излучателя, но в последний момент скосил глаз на монитор — что-то в показаниях изменилось, и сармату захотелось посмотреть на них внимательно.
За последние две недели они менялись так медленно, что Гедимин помнил их наизусть, и он точно знал, что ещё утром интенсивность сигма-излучения была на порядок меньше. Удивлённо мигнув, он осмотрел излучатель, — никаких повреждений заметно не было. «Дело в смещении?» — он снова сдвинул устройство вниз, примерно так же, как оно качнулось в момент удара, но показания датчиков остались прежними. «Значит, что-то сдвинулось внутри,» — Гедимин хотел простучать корпус, но вспомнил о защитном поле и своих ожогах и убрал руку. «Пусть его. Разбирать пока не буду. Пускай работает, как может. Вдруг будет прок…»
Гедимин чувствовал себя очень глупо, заходя в начале рабочего дня в «красный отсек» — но ему хотелось проверить, ослабло ли сигма-излучение после вчерашнего всплеска, или странный эффект сохраняется.
— Ну что там? Никак не разобрать один излучатель? Возьми резак! — сердито сказал ему в спину Константин.
— Ты специально его изводишь? — тихо спросил Хольгер. — Лучше перестань.
Гедимин на секунду напрягся, но дверь в «чистую» лабораторию закрылась, заглушив все звуки, и он пошёл дальше по коридору. «Снять показания — дело десяти секунд. Десять секунд можно потратить и на ерунду,» — сказал он себе, закрывая гермодвери. Гул смыкающихся створок немного успокоил его и прибавил уверенности. Он повернулся к монитору и изумлённо мигнул.
Сигма-излучение оставалось таким же интенсивным, как вчера — но сегодня вслед за ним сдвинулись все показатели. Омикрон-излучение усилилось пятикратно, и пока Гедимин перечитывал данные, он заметил ещё один небольшой скачок. Реактор нагрелся на восемь градусов, отток гелия увеличился, — синтез явно пошёл быстрее, и Гедимин не понимал, в чём дело.
«Надо настроить охлаждение,» — он зашёл за установку, к охладительному агрегату, прокачивающему сквозь себя гелий. Настройка заняла немного времени; вернувшись к монитору, сармат ожидал, что температура начнёт снижаться, и несколько минут спустя она медленно уменьшилась на пару градусов и снова двинулась вверх. Гедимин мигнул.
«Процесс пошёл?» — он проверил остальные показатели. «Да, верно. Синтез ускорился в разы… Но почему?!»
Последующие пятнадцать минут он думал только об этом — когда настраивал охлаждение так, чтобы оно автоматически подстраивалось под нагрев, и пока ждал, что температура выровняется, и следил за омикрон-излучением. Жар в его груди медленно нарастал вместе с интенсивностью излучения; он увидел в мониторе отражение своего лица — глаза горели жёлтым огнём. «Заработало,» — сармат широко ухмыльнулся и провёл ладонью по монитору. Он не боялся его заляпать — защитное поле всё ещё прикрывало руки. Ему хотелось обнять установку, но он сдержался — она, даже со всеми экранами, могла не выдержать такого обращения.
Константин и Хольгер сидели, отвернувшись друг от друга, и сердито щурились, когда Гедимин вернулся в лабораторию, но на его шаги они оба развернулись. Командир «учётчиков» слегка нахмурился, химик удивлённо мигнул.
— Что-то случилось? — осторожно спросил Хольгер.
— Опять небось обжёгся, — пробормотал Константин.
— Реактор работает, — коротко сказал Гедимин. — Синтез ускорился.
Сарматы ошарашенно переглянулись. Иджес, шагнувший было к грузовой шахте, заставил себя развернуться и сделать шаг к Гедимину.
— Твоя установка заработала? Надо же…
— Поздравить или позвать медиков? — вслух спросил себя Константин. Хольгер, с досадой хлопнув ладонью по столу, взял анализатор и поднялся на ноги.
— Проверить! — бросил он, повернувшись к командиру. Тот мигнул.
— Хорошая мысль, — он взял второй анализатор. — Иджес, приборы исправны?
Уже в «красном отсеке», когда с гулом закрылась массивная дверь, Гедимину на долю секунды стало не по себе — вдруг он действительно ошибся? — и он первым шагнул к монитору и облегчённо вздохнул. Рост показателей прекратился, но меньше они не стали, — синтез в самом деле ускорился, и сармат, развернувшись к своим спутникам, ткнул пальцем в монитор.
— Смотри.
Константин растерянно мигнул, но тут же опомнился и выдавил ухмылку.
— Значит, датчики и монитор ты уже сломал. Отойди к двери. Проверю сканером.
Он щелчком развернул щупы анализатора и повернулся к Хольгеру.
— И ты иди туда же. Первым проверю я. Определённо, дело в датчиках и мониторе.
Гедимин недобро сощурился, но приказ выполнил. Вдвоём с Хольгером они стояли за барьером защитного поля и следили за каждым движением Константина.
— Монитор не сломан, — шёпотом сказал химик, сжимая запястье Гедимина; сармат вздрогнул от прикосновения. — В чём — в чём, а в этом я уверен. Но как тебе…
Константин рывком вытащил щупы, отключил анализатор и повернулся к сарматам. Гедимин тычком разрушил защитное поле — кажется, командир очень хотел что-то сказать.
— Оно работает, — коротко сказал Константин. — Если такая скорость синтеза сохранится, мы получим троекратную выработку. Не знаю, как ты это сделал, но — оно работает.
Хольгер, досадливо дёрнув головой, отодвинул его от установки и, не слишком заботясь о безопасности, просунул сканер к самому кожуху реактора. Несколько секунд он изумлённо мигал вместе с экраном прибора, потом, опомнившись, быстро выдернул щупы и широко ухмыльнулся.
— Как это вышло? Неужели сигма-излучение… так оно влияет на скорость синтеза?!
Гедимин молча кивнул. «Сам ничего не понимаю,» — думал он, пытаясь выловить из хаоса внутри черепа хоть какое-то внятное объяснение. «Хоть Конару пиши. Что это было, как это вышло…»