лном безветрии.
Чем же была вызвана эта перемена во взглядах, обусловившая преобладание «горной» версии? Естественно, никаких дебатов, в которых сторонники этой интерпретации победили бы своих «морских» оппонентов, не велось. Все же дело в том, что неожиданно «горный» вариант получил поддержку от пришлого буддизма. Как раз примерно с XI в. начинается широкое распространение заимствованного из Китая культа будды Амида и его «чистой земли», перерождение в которой после смерти он обещал всем почитающим его. Мы уже говорили, что противопоставление «чистоты» этого буддийского потустороннего мира темноте и грязи традиционной Страны Мрака способствовало, наряду с другими причинами, стремительному росту популярности буддийского учения. Будда Амида стал восприниматься японцами (неправильно и искаженно, если исходить из изначального буддийского контекста) как своего рода ками, властелин потустороннего мира. В традиционной японской версии владыкой Страны Корней считается низвергнутый туда Аматэрасу ее брат Сусаноо. А как раз он и почитался главным ками в Хонгу. В результате в сознании людей произошло как бы совмещение образа Амида с образом Сусаноо, и последний стал почитаться как местное японское воплощение Амида. (Это отождествление местных синтоистских ками с пришлыми буддами и бодхисаттвами было очень широко распространено в средние века, что способствовало укреплению симбиоза этих двух религий.) Совмещение двух образов повлекло за собой и совмещение двух представлений о потустороннем — традиционной «горной» версии и представления о буддийской «чистой земле», что нашло свое образное воплощение и в религиозной живописи, одним из популярных сюжетов которой стало изображение лучезарного лица Амида, поднимающегося, как красно солнышко, из-за гор. Эта тема, растиражированная в тысячах экземпляров знаменитыми мастерами японской гравюры, была весьма популярной.
Но тем не менее представление о потустороннем мире за морем окончательно не исчезло. Более того, с распространением буддизма «морская» версия тоже получила свое обоснование. Дело в том, что, согласно учению буддизма, кроме «чистой земли» Амида огромной существуют еще и многочисленные «чистые земли» других будд или бодхисаттв. Кроме будды Амида огромной популярностью в Японии пользовался бодхисаттва Авалокитешвара, в японском произношении Каннон. Культ его был очень популярным в Китае, где он, будучи мужчиной, постепенно становился женщиной, почитаемой в качестве богини милосердия. Именно в таком облике он/она уже и появляется в Японии. У этого бодхисаттвы тоже есть особая «чистая земля» праведников Поталака (яп. Фудараку), расположенная как раз на юге. Этот-то бодхисаттва и стал почитаться как буддийский «оригинал» синтоистского ками, чье святилище находится в Нати. Соответственно, почитатели Авалокитешвары-Каннон, стремящиеся после смерти родиться именно в его/ее «чистой земле», почитали Нати как свою главную святыню, а традиционный образ «вечного мира» (токоё) за океаном наложился на представления о «чистой земле» Поталака-Фудараку, находящейся на юге, куда и обращен полуостров, на оконечности которого находится Нати.
Однако в «морской» версии мы находим еще и третий слой ассоциаций. Помните, в предыдущей главе мы говорили о китайских «восьми бессмертных», которых порою изображают плывущими на корабле? Так вот, в такой своей ипостаси они держат путь в даосский рай бессмертия — на остров-гору Пэнлай, находящийся опять-таки за океанскими просторами. Здесь же, в Кумано, и это представление получило свое наглядное природное «воплощение» — небольшой гористый островок, находящийся в непосредственной близости от второго «морского» святилища Сингу, стал считаться символом легендарного Пэнлай (яп. Хорай) и даже стал так именоваться. В свою очередь, сам этот остров Пэнлай в Китае стал отождествляться с буддийским центром мироздания — горой Сумэру, над вершиной которой лежат друг на друге многослойные «небеса», символизирующие путь духовного совершенствования. Естественно, как тут не вспомнить о «восьмислойных облаках», за которыми обитают японские небесные ками. Весь этот клубок ассоциаций и приводил к тому, что, наряду с, несомненно, более популярной и распространенной и в наши дни «горной» версией, продолжал существовать и «морской» вариант со всеми «горно-островными» обертонами.
Они-то и служили «теоретическим» подспорьем весьма своеобразной практики, упоминания о которой в хрониках не исчезают вплоть до XIX в. Дело в том, что в средние века появились особо спешащие попасть в этот «вечный мир» за морем Поталака-Пэнлай-Сумэру. Для этого они сооружали специальные лодки с небольшим помещением, священность пространства которого подчеркивали, устанавливая со всех четырех сторон синтоистские врата тории. Туда помещали запасы еды, воды и масла для светильника из расчета на 30 дней, а после того как и сам жаждущий скорее попасть в мир иной заходил внутрь, дверь заколачивали снаружи и пускали лодку по воле волн. О том, какую важную роль играло Кумано в этой практике, говорит и статистика — из 42 доподлинно известных из письменных источников таких «путешествий» в 24 случаях точкой отправления служило Кумано.
Надеюсь, что мне удалось показать всю комплексность представлений о потустороннем, существовавших и существующих в Японии. Главный вывод, который мы, исходя из вышеизложенного, можем сделать, это то, что получить однозначный ответ на поставленный в начале раздела вопрос невозможно. Его просто не существует. Каждая из охарактеризованных выше версий продолжает существовать наряду с другими, оставляя любому человеку почти неограниченную свободу выбора в его представлениях о «мире ином». При этом возможны любые комбинации, «правильность» которых определяется исключительно личными склонностями и убеждениями. Поэтому нам ничего не остается, как просто поставить здесь точку и перейти к следующему разделу, посвященному описанию типов синтоистских святилищ.
• Типы синтоистских святилищ
Считается, что во всей Японии существует около ста тысяч синтоистских святилищ. Точное число их неведомо не по причине несовершенства статистических исчислений. Дело в том, что мнения по поводу того, относить ли крохотный храмик на крестьянском подворье или небольшой алтарь, затерянный в глубине леса, к разряду святилищ, расходятся. Так что нам придется удовлетвориться этой весьма приблизительной цифрой, которая тем не менее дает представление о масштабах почитания ками по всей стране.
Первая попытка ввести какую-то систему и порядок относится к примерно IX в., когда из всего огромного множества мест почитания ками была выделена элитная группа, состоявшая сначала из 16 святилищ, к XII в. число их возросло до 22 (Нидзюнися) и с тех пор оставалось неизменным.
Критерий отбора был прост — ками, почитаемые в этих святилищах, все из которых, за исключением Исэ[37], находились в непосредственной близости от древних столиц Нара и Киото, были в том или ином отношении важны для императора и его ближайшего окружения. Порою установить точную причину за отсутствием письменных свидетельств трудно, однако в некоторых случаях она не только очевидна (в случае Исэ, например), но еще и красноречива. Так, в XI в. в число этих наиболее чтимых мест поклонения ками было включено и святилище Китано Тэнмангу, посвященное духу опального Сугавар-но Митидзанэ, который принялся мстить двору и в особенности непосредственно приложившему руку к его гибели наисановнейшему роду Фудзивара. Об этой истории мы рассказывали подробно во 2-й главе. Однако в их число не входит святилище Идзумо, посвященное божественному сопернику Аматэрасу — Оокунинуси. Тем не менее этому богу регулярно отправлялись дары от лица императора, и только оно до 9 в. имело право именоваться «великим святилищем» (тайся).
Все эти 22 святилища, делившиеся внутри своей группы еще на три класса[38], получали средства на свое содержание непосредственно от императорского двора. Однако вниманием не были обделены и другие — в каждой провинции устанавливалась своя собственная, внутренняя иерархия значимости святилищ, согласно которой и определялась сумма, выделяемая уже местными властями на их содержание. В каждой местности было свое самое главное святилище, именуемое «первые палаты» (ити-но мия), где почитался наиболее уважаемый в этой провинции ками, и так называемое «общее святилище» (содзя), где можно было за один раз почтить всех местных богов. Все эти пользующиеся поддержкой властей святилища, включая и элитную группу, в своей совокупности уже с VII в. назывались «государственными» (канся).
Эта система функционировала более-менее исправно вплоть до начала XII в., но потом политическая власть в Японии, а значит, и контроль за финансами перешли в руки сёгунов, уж никак не заинтересованных в поддержке всего, что имело отношение к императорской системе правления. И если, как мы уже говорили, в знак своей победы первый сёгун Асикага возводит «палаты» для Оокунинуси, этого божественного соперника Аматэрасу, а значит, и всего императорского рода, то святилище в Исэ, наоборот, к XVI в. приходит в полнейшее запустение.
Четкая система государственной поддержки была восстановлена только в конце XIX в. вместе с возрождением императорской системы правления и использованием синто в качестве официального культа. Все святилища были разделены на две большие группы — «общегосударственного значения» (канхэйся) и «провинциального значения» (кокухэйся), в каждой из которых, в свою очередь, были выделены группы «больших», «средних» и «малых» святилищ. При этом с целью упрощения и рационализации системы многие мелкие святилища были принудительно объединены с более крупными. Все же священнослужители стали получать зарплату от государства наряду с обыкновенным чиновничеством.