сайкай, о котором мы говорили в 3-й главе. Именно с ним связано и название этого сооружения — Сайкан (Дом Духовного Очищения). Конечно, позволить себе содержать подобный комплекс могут лишь немногие особо почитаемые, потому и финансово благополучные синтоистские святилища.
Мы продолжаем наш путь. Пройдя через вторые тории, тут же слева замечаем небольшое сооружение, которое при ближайшем рассмотрении оказывается конюшней, правда с одной-единственной белой лошадью. Это синмэ — лошадь, выполняющая роль транспортного средства божества. Обычай преподносить в качестве дара синтоистскому святилищу живую лошадь существовал издавна, по крайней мере с VIII в. В «Уложениях годов Энги», до сих пор во многом определяющих синтоистскую обрядность, записано, что императорскому двору надлежит ежегодно отсылать в святилища Исэ в качестве подношения пять лошадей. Преподносились лошади и другим святилищам, причем в разных святилищах принимали лошадей разной масти. Иногда масть лошади изменялась в зависимости от характера просьбы — если молили о дожде, то в качестве дара передавали вороного скакуна, а если, наоборот, хотели, чтобы дождь прекратился, дарили белую лошадь.
Однако то, что было по карману императору и знати, вряд ли могли осилить простолюдины. С другой стороны, и само святилище должно было нести существенные расходы на содержание священных коней. Поэтому порою вместо живой лошади подносили ее деревянный макет, а иногда — нарисованную на заказ картину с изображением лошади. Последний вариант и стал самым распространенным. Ныне почти в каждом святилище, даже формально буддийском, можно приобрести небольшую деревянную табличку, называемую «лошадиной картинкой» (эма) с уже готовым рисунком. На некоторых табличках действительно изображена лошадь, но очень часто используются самые разнообразные сюжеты, связанные с особенностями конкретного святилища или животным-символом текущего года.
В «модернизированном» варианте эма используется как своего рода открытка к богу. На ее обратной стороне пишется просьба — «Помоги выйти замуж за такого-то» или «Прошу помочь в бизнесе» и т. д. Конкретное содержание просьбы во многом зависит от «специализации» божества — одни помогают при родах, другие способствуют продвижению по службе. В отличие от амулетов, эма домой не уносится, а подвешивается на специальных стендах со множеством крючков. Но вот в святилище в Исэ такого места не предусмотрено — видимо, соблюдается старое правило, запрещающее делать подношение родовому божеству японских государей всем, кроме членов императорской фамилии, тем более беспокоить просьбами.
Святилищ, где держат настоящих лошадей, очень мало. В некоторых из них даже само стойло снесли, а где оно сохранилось, там вместо живой лошади выставлен картонный муляж.
Но в Исэ верны традициям: ныне во Внутреннем святилище содержится одна лошадь, а во Внешнем — две. Три раза в месяц в благоприятные по синтоистской нумерологии числа, оканчивающиеся на один (первого, одиннадцатого и двадцать первого), рано утром лошадей в попонах с изображением императорского герба — хризантемы отводят к главному святилищу, чтобы и они засвидетельствовали свое почтение божеству.
Кроме лошади, из живности в Исэ содержится священный петух (синкэй), почитающийся посланцем Аматэрасу точно так же, как лиса — служительницей бога Инари, а ворон — вестником божеств в Кумано. Выбор петуха для Аматэрасу связан, очевидно, с той ролью, которую сыграли «поющие птицы» в мифе об извлечении Аматэрасу из грота. Спит этот петух на дереве, спасаясь от многочисленных лисиц и барсуков, обитающих в окрестных лесах.
С этим же мифом связано и следующее сооружение, мимо которого мы проходим в направлении к главному храму. Наше внимание, несомненно, привлекут столь часто фотографируемые причудливо изогнутые крыши в стиле нагарэ ("поток"), покрытые черной блестящей черепицей и потому похожие на драконьи спины. Они защищают от непогоды место проведения священных плясок кагура, которые за определенную мзду может посмотреть любой желающий. Однако искони пляски кагура предназначались для увеселения богов и потому проводились на открытом воздухе перед главным святилищем. Традиционно происхождение кагура возводят к тому специфическому танцу, которым, согласно мифу, развлекала собравшихся богов дева по имени Амэ-но-удзумэ при попытке извлечь Аматэрасу из грота. Это вызвало, как мы помним, небывалое веселье, и оглушительный смех собравшихся вокруг богов в сочетании с пением петухов, предвещающих восход солнца, побудил Аматэрасу выглянуть из грота, откуда ее тут же и вытащили за руки.
Однако современные пляски кагура, проводимые в святилищах, не имеют ничего общего с этой древней вакханалией. Это строго ритуализованное действо под аккомпанемент неспешного ритма, задаваемого постукиванием специальных дощечек (сякубёси). Действо сопровождается достаточно заунывной мелодией японской флейты (фуэ), гобоя (хитирики) и шестиструнной цитры (кото). Плавно движутся облаченные в широкие красные шаровары (хакама) и белые блузки храмовые девы (мико). Ничто ныне не напоминает о шаманском буйстве древних дев-прорицательниц, за него и получивших это наименование, первый слог которого записывается иероглифом, изображающим человеческую фигуру, экстатически вздымающую руки в мольбе. В Китае этот иероглиф, читаемый как «у», служил знаком для танцовщиц-шаманок, колдуний, чародеек, заклинательниц и ведьм. Добавленный к нему японцами иероглиф ко сути не менял, обозначая лишь принадлежность к определенной профессии. Ведь и само слово кагура происходит, как считается, из сочетания слов ками — "божество" и кура — "временное обиталище бога". Таким временным местопребыванием божества и должно было служить тело шаманки (мико), а пляска кагура должна была побудить божество, соблазняемое, очевидно, и демонстрируемыми женскими прелестями (как это описано в «Кодзики» в мифе об извлечении Аматэрасу из грота), поскорее спуститься из «сокрытого мира».
Введя себя в транс исступленной пляской наподобие ныне здравствующих сибирских шаманов, мико пророчествовали от имени бога, лечили от болезней, консультировали политическую власть, а порою и сами становились во главе государства, как это было с легендарной шаманкой Химико. Роль верховных жриц в крупнейших храмах выполняли, как мы уже говорили, принцессы царского рода, именовавшиеся сайо:. С течением же времени синто «цивилизовалось», заимствовав традиции неторопливых ритуальных действ китайского двора и сохранив за ними то же слово кагура. Считают, что вместе с изменением характера ритуальных плясок изменилась и иероглифическая запись этого слова: последний иероглиф «обиталище» был заменен на «увеселение». Что касается мико, то ими сейчас порою подрабатывают студентки в свободное от учебы время.
Исконная раскрепощенность сохранилась лишь отчасти в так называемых «народных кагура» и в плясках подвыпивших японских служащих мужеского полу, для которых вполне допустимо принародно скинуть штаны и в одних трусах сплясать что-нибудь этакое. Причем это вызывает у публики ту же реакцию, что и пляска легендарной Амэ-но удзумэ.
Посмотрев кагура, можно спуститься вниз к притоку реки Исудзу и, перейдя через красивый деревянный мост, попасть к святилищу Кадзахиноми-но мия, в котором почитаются ками, отвечающие за надлежащее для получения богатого урожая чередование дождливых и солнечных дней. Но мы сейчас пройдем далее, иначе наша прогулка может затянуться.
Оставив слева еще несколько строений, с которыми мы познакомимся позже, наконец подходим к цели нашего паломничества — к самому священному месту, где хранится «божественное тело». Это место называется в Исэ по-особому— Госёгу. Иероглиф го является универсальным префиксом, выражающим высшую степень почтения, обычно он используется применительно ко всем вещам, местам и строениям, относящимся к императору. Например, старый императорский дворец в Киото называется попросту Госё, что можно перевести как «августейшее место». Однако сё в нашем случае служит чтением другого иероглифа, нам уже знакомого. Им обозначается одно из ключевых для синто понятий, о котором мы говорили в 3-й главе, — прямость (тадаси). Что же касается гу, то это, как мы помним, один из вариантов названий синтоистских святилищ, переводится как «палаты». Таким образом, Госёгу — это Августейшие Палаты Прямости или же Августейшие Истинные Палаты, в зависимости от трактовки. Во втором случае подчеркивается, что перед нами и есть, собственно говоря, само святилище.
Госёгу — не одно сооружение, а целый комплекс, занимающий довольно большую территорию. Это приподнятая над землей и обложенная диким камнем тщательно выровненная площадка, сплошь устланная белым округлым гравием. По периметру она обнесена довольно высоким деревянным забором, поэтому снизу ничего не видно. Вот мы поднимаемся по лестнице из огромных каменных глыб ко входу в эту святая святых, но дальше почти сразу путь преграждает что-то вроде деревянного штакетника, который, правда, позволяет увидеть крыши находящихся внутри строений, окруженных еще двумя рядами сплошных деревянных оград. Здесь запрещено даже фотографировать, а главный проем ворот, ведущих внутрь, вообще завешен полотнищем. В Исэ нет «павильона для поклонения» (хайдэн), поэтому весь народ совершает стандартный ритуал поклонения — «два поклона, два хлопка, один поклон» — на пятачке перед внутренними воротами и особо не задерживается. Сделавшего существенный взнос на благо святилища проведут, правда, за вторую ограду и позволят еще хоть на чуть-чуть приблизиться к обители божественной Аматэрасу. Но это всё. Дальше ни шагу. Никому не позволено преступать границы священного «чистого» места.