Синто — страница 34 из 67

ками являются просто филиалами главного в их «сети» святилища, именуемого сохонся ("всеобщее главное святилище"), по отношению к которому его «отделения» называются бэкку ("отдельные палаты") либо бунся ("отделенное святилище").

Возникновение таких филиалов иногда объясняется тем, что какой-либо клан или жители определенной местности вынуждены были искать себе новое пристанище. Переселяясь на новые земли, они продолжали чтить свое местное божество удзигами и создавали его святилище уже в месте, никак не связанном с прежним местообиталищем ками. Но чаще всего возникновение новых святилищ объяснялось исключительными качествами самого ками (синтоку — досл.: "божественные добродетели"), который славился либо эффективной помощью в затруднительных обстоятельствах, либо покровительством людям определенных профессий. Именно так шел процесс распространения святилищ Инари, число которых в наши дни достигает 32 000.

Процесс создания нового отделения главного храма сопровождается мистической церемонией «разделения духа» (бунрэй) божества, при этом, как утверждают, дух-тама изначального божества нисколько от этого не уменьшается количественно и не ослабляется качественно. Это «разделение духа» уподобляется огню, который остается все тем же огнем, на сколько бы частей мы его ни поделили и какое бы количество костров от него ни разожгли.

За самой разветвленной сетью святилищ Инари следует божество по имени Хатиман, у которого 25 000 отделений, и только на третьем месте — Аматэрасу, у нее «отдельных палат» 18 000. За ней уже следует Тэндзин (Сугавара-но Митидзанэ) с 10 544 святилищами, а замыкают первую пятерку святилища Мунаката и Ицукусима, посвященные трем морским богиням, родившимся в результате спора о «чистоте помыслов» между Аматэрасу и Сусаноо.


Домашние алтари (камидана)

Однако числом святилищ количество мест почитания ками не ограничивается. В каждом традиционном японском жилище есть маленький алтарь камидана (досл.: "полка для ками"), но их повсеместное распространение — дело не такого уж далекого прошлого. Ранее некое подобие алтаря сооружалось лишь на время празднеств, когда, например, благодарили «ками полей» за урожай или встречали души предков. Первые упоминания о специально отведенных постоянных местах почитания ками в доме относятся к XII в., но только с XVII в. эти «полки для ками» перестают быть редкостью, что связано с развернутой пропагандистской деятельностью святилищ в Исэ.

Дело в том, что до XII в. подношения божествам храмов в Исэ могли делать только государь или его уполномоченные. Главной обязанностью священнослужителей было должное служение ками, от правильности и чистоты проведения которого непосредственно зависело благополучие государева рода, а с ним и всей Японии. Никакие частные интересы не должны были мешать этому, в связи с чем храмы и содержались исключительно на средства государства, а любые подношения от частных лиц были запрещены. Однако с XII в., когда власть перешла к сёгунам, государственное финансирование прекратилось. И святилища, все более и более приходя в упадок, вынуждены были нарушить древние традиции. Более того, им пришлось призвать на помощь буддизм, чтобы убедить частных лиц раскошелиться. Ведь все старинные церемониалы были направлены на благополучие государства в целом, как, например, обряд очищения страны от скверны, проводимый раз в год. Однако далеко не все индивидуальные жертвователи были альтруистами, которых подобная аргументация могла заставить расстаться с частью нажитого. Нужна была новая трактовка, и она была найдена. В древних норито были изменены слова, старые литургические тексты подправлены, и теперь синтоистский обряд очищения — хараэ трактовался как необходимое условие достижения буддийского просветления!

Однако в условиях всеобщей нестабильности, длившейся вплоть до объединения расколотой междоусобицами страны под властью сёгунов из рода Токугава в начале XVII в., говорить о материальном благополучии не приходилось. Дело ограничивалось нечастыми взносами от немногочисленных сильных мира сего. Поэтому, как только в стране наступил мир, принесший с собой и относительное материальное благополучие, святилища занялись активной вербовкой прихожан и среди простого люда. При них сложились целые корпорации так называемых «почтенных наставников» (онси, или оси), которые, отправляясь в провинцию, агитировали народ совершать паломничество в Исэ, что было в древности невозможно из-за запрета, а потом — из-за непрекращающихся усобиц. Эти паломничества стали весьма популярны, порой принимая лавинообразный характер всенародного помешательства.

В своих странствиях по Японии «почтенные наставники» раздавали своим потенциальным клиентам амулеты в виде табличек, полосок бумаги или материи с именем Аматэрасу. Есть данные, что к XIX в. около 90 процентов всех семей в стране получили подобные амулеты, называемые дзингу таима. А если добавить к этому, что подобная пропагандистская деятельность велась в те времена всеми более-менее крупными святилищами, то можно с уверенностью сказать, что каждый японец имел дома аналогичный амулет, одновременно считавшийся и «божественным телом», в котором пребывает дух ками. Это был как бы процесс «деления духа» ками в масштабах всей страны. Такая реликвия нуждалась в особо бережном отношении, и для ее хранения и почитания как раз и стали сооружать миниатюрные подобия синтоистского святилища, действительно устанавливаемые на полке. Симбиоз синто и буддизма получал и наглядное воплощение — синтоистские камидана стали соседствовать с буддийскими алтарями, на которых почитали души предков. Эта ситуация нисколько не изменилась и в наши дни, разве что соблюдающих традиции стало меньше.

   ГЛАВА 5Кто и как служит японским божествам


В любом обществе и любой стране мира к богам обращаются за помощью в тех случаях, когда силы человеческие явно недостаточны для решения возникшей проблемы или же существует необходимость в божественной поддержке. Чем больше проблем человек может решить самостоятельно, собственными силами, тем меньше он ощущает необходимость обращаться за помощью к богу, и наоборот. Поэтому неудивительно, что в современном мире в технологически развитых странах, защищенных от многих природных непредсказуемостей скорлупой науки и техники, влияние религии распространяется исключительно на духовную сферу, оставляя отношения с природой, материальным миром во власти машин и механизмов. Но так было не всегда и не везде. Человек, пытаясь, но не имея возможности защититься от неумолимых сил природы, стремился воздействовать на те спиритуальные силы, которые, по его мнению, контролировали буйство стихии. Если нет возможности построить дом, способный устоять под ударами тайфуна, то единственный выход — просить бога ветра смилостивиться и не насылать бурю. Если нет умения вылечить зубную боль, то единственная возможность — обратиться к помощи божественного «врачевателя». И даже если ситуация не критична, любое действие в мире, который воспринимался сплошь заселенным сверхъестественными сущностями, было действием хотя бы отчасти религиозным, требующим соответствующего обряда или ритуальной последовательности, направленных прежде всего на предотвращение возможного гнева потревоженных божеств. Нет ничего более далекого от такого мироощущения, нежели базаровское «Природа — мастерская, а человек в ней работник».

В таком архаичном мировоззрении, которое в японском варианте можно назвать синтоистским, материальное полностью не отделяется от духовного, сакральное — от мирского, человеческое — от божественного. Между ними нет четких границ, а лишь бесконечная переходная шкала оттенков. Естественно, если даже простая рубка деревьев есть в определенной мере акт духовный, ибо вводит человека во взаимодействие с духами этих деревьев, то что уж говорить о таком наисложнейшем занятии, как управление государством. Именно поэтому почти всегда во главе архаичных обществ стоит государь-первосвященник, правитель-жрец, помазанник божий или сын бога, для которого управление страной и почитание богов есть не просто две разные сферы, а единое неразделимое служение.

• Человек и ками: три главные основы их взаимоотношений


Служить и ублажать (мацуру)

Япония не была в этом смысле исключением. Ее верховный правитель, именовавшийся исконно сумэра-но микото[42] что можно условно перевести как "небесный повелитель", одновременно был и во многом остается ее верховным жрецом, а ублажение богов и управление страной передается одним словом — мацуру, о конкретном содержании которого мы поговорим чуть позже. Именно этим мироощущением объясняется тот факт, что учрежденное в самом начале VIII в. Министерство божественных дел (Дзингикан) имело более высокий статус, чем тогдашний Совет министров (Дайдзёкан).


Это единство сакрального и мирского в управлении государством, знаменитый принцип «единства почитания богов и политики» (сайсэй итти) не является, однако, исключительной чертой японской культуры. Позволю себе напомнить, что отсутствие четкого разделения на духовное и светское являлось отличительной чертой Московского государства еще в XVII в., накануне петровских преобразований. Как и наместники японских провинций, одной из главнейших обязанностей которых было воздавать почести местным ками, чтобы избежать бедствий, воеводы в русских провинциях организовывали крестные ходы, чтобы снискать милость Божью во времена недорода, а московские власти посылали иконы и мощи для выполнения ими общественно полезной службы.

Японское своеобразие проявилось разве только в том, что если петровская модернизация России, предпринятая в начале XVIII в., решительно разорвала зависимость светской власти от церковной, то японская модернизация конца XIX в. сопровождалась, наоборот, возрождением теократического государства (с определенными модификациями, конечно), а сам упомянутый выше принцип «единства почитания богов и политики» в 1936 г.(!) японский кабинет министров провозгласил политическим кредо.