– Рой, вы слышали про пожар ночью?
Тот постарался изобразить удивление.
– Здесь был пожар? Где?
– Ну на самом деле пожара не было… Кто-то включил пожарную сигнализацию. Это же преступление!
– Ну да. Интересно, кому это могло понадобиться? – равнодушно сказал Рой.
– Парни из пожарной охраны разозлились. Слышал, они нашли включенный пульт на пятом этаже. Я думаю, они заберут записи с системы доступа, чтобы посмотреть, кто здесь был ночью.
При этой фразе Кингман напрягся, как кулак боксера. Он пользовался своей картой, чтобы войти в здание вместе с Мейс. Запись должна остаться в базе данных. Если в здании больше никого не было, как ему объяснить эту ситуацию? Какой положен штраф за ложный вызов пожарных?
«Такой день, куда уж хуже», – подумал Рой.
Он ошибся.
Зайдя в приемную фирмы, Кингман услышал окрик:
– Рой?
Перед ним стоял Честер Акерман.
– Да, Честер?
– Что за хрень у тебя с лицом?
Рой тронул еще припухший глаз и ссадину на скуле.
– Ударился о дверь.
– Мне нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас.
Акерман развернулся и пошел к своему кабинету.
Рой посмотрел на Джилл, молодую секретаршу, следившую за сценой.
– Джилл, ты не в курсе, что происходит?
– У тебя неприятности, Рой.
– Это я уже понял. Есть идеи, по какому поводу?
– Очень скоро ты все узнаешь.
Рой закинул портфель в свой кабинет и пошел к Акерману. Там закрыл за собой дверь и сел напротив мужчины.
– Сегодня, Честер, вы выглядите не таким напряженным, – дружелюбно начал он.
– Не знаю, как это может быть, – отмахнулся Акерман. – Я чувствую себя так, будто у меня голова сейчас лопнет.
Кингман положил ногу на ногу и постарался принять умеренно любопытный вид.
– Так в чем дело?
«Господи, только бы не эта пожарная тревога».
– Я слышал, что ты собираешься представлять человека, которого полиция арестовала за убийство Дианы. Что это за херня? Будь добр, скажи, что это полная и абсолютная чушь.
– Погодите, я могу объяснить…
Акерман вскочил, возбужденный донельзя.
– Так это правда?
– Я знаком с этим парнем. Он хочет, чтобы я его представлял. Я не могу…
– Ты знаешь убийцу Дианы? Ты действительно знаком с этим мерзавцем?
– Честер, погодите минутку. Еще никем не доказано, что он – убийца.
– О, Бога ради… Он был тем утром в здании. Он проник незаконно. И, насколько я понял, полиция уже нашла улики, связывающие его с убийством.
– Кто вам это сказал?
– Я хочу знать, как тебе вообще пришла в голову идея защищать этого человека?
– Наверное, все дело в той штуке, которой учат в юридической школе: «невиновен, пока вина не доказана».
– Не надо мне этой херни. Кроме того, ты работаешь в нашей фирме. Мы не занимаемся уголовной защитой. Ты не можешь принять назначение, не получив одобрения фирмы, особенно моего одобрения как управляющего партнера. И у тебя на это нет ни единого шанса, – прорычал Акерман.
– Эй, я встречался с этим парнем всего один раз. Я защищал его от обвинения в физическом насилии, когда работал в общественной защите. Но я не думаю, Честер, что он совершил это убийство.
– Мне насрать, что ты думаешь. Ты не будешь его представлять. Точка.
Рой встал.
– Мне не нравится ваш тон.
– Поверь, если ты пойдешь дальше, тебе он очень не понравится.
– Я могу уйти.
– Да, можешь. Но какого черта? Зачем бросать курицу, несущую золотые яйца, ради какого-то бездомного придурка?
Рой почувствовал, что багровеет.
– Он не придурок. Он ветеран. Он сражался и проливал кровь за нашу страну. У него рядом с позвоночником до сих пор сидит вьетконговский осколок.
– Хорошо, хорошо. И он убил Диану. Так что делай выбор.
Рой повернулся к двери.
– Я сообщу вам о нем.
– Кингман!
– Я сказал, я сообщу вам.
И Рой захлопнул за собой дверь.
Глава 73
Ночью Мейс почти не спала. Сейчас, правда, дело было не в кошмарах с Хуанитой и ножом Розы. На этот раз ее преследовал возвращающийся к ней много лет вид отца, лежащего в гробу. Мейс только исполнилось двенадцать, Бет было восемнадцать, и она собиралась отправиться в колледж в Джорджтауне на полную стипендию. В день похорон гроб накрыли крышкой, поскольку лицо Бенджамина Перри было обезображено пулевыми ранами.
Однако Мейс посмотрела на отца в тот последний день. Она сбежала. Мать расклеилась и рыдала на каждом плече, которое могла найти, а Бет занималась всем тем, чем следовало заниматься матери. Они приехали в церковь рано, еще до того, как гроб вынесли в капеллу.
В комнатке рядом с той, где должна была пройти служба, остались только Мейс и гроб. Она помнила все запахи, все звуки и каждый свой вздох в те несколько минут, пока стояла там, уставившись на большой деревянный ящик с металлическими ручками, в котором лежал ее папа. Мейс и по сей день не знала, зачем, но она набралась храбрости, подошла к гробу и, затаив дыхание, сдвинула крышку.
В то же мгновение, когда она это сделала, ей захотелось, чтобы кто-нибудь ее остановил. Она смотрела на тело, лежащее в гробу, несколько ужасных секунд.
На это лицо.
Или на то, что от него осталось.
Потом повернулась и выбежала из комнаты, оставив крышку незакрытой. Это не ее отец. Ее отец выглядел совсем по-другому.
Мейс бросилась в ванную, пустила холодную воду и стала плескать ей себе на голову и лицо. Потом посмотрела на свое темное отражение в зеркале. Она так и не смогла отделаться от чувства, что каким-то образом подвела отца. Если б она сделала что-то иначе, что-то увидела или услышала, ее отец был бы до сих пор жив. Если б только она что-то сделала! Что угодно!
«Я виновата. Двенадцать лет. Я виновата».
Бет закрыла крышку, потом нашла Мейс, которая пряталась в каком-то шкафу в церкви. Она тоже видела отца мертвым. С тех пор обе сестры ни разу не заговаривали об этом. В тот день Бет целую вечность обнимала ее, терпела ее слезы, ее дрожь и только повторяла, что все будет хорошо. Что тело в гробу – просто тело, а папа уже в другом месте, где ему намного лучше. И он будет всегда присматривать за ними. Она обещает. Мейс ей поверила. И сестра никогда ее не обманывала.
Мейс выдержала службу лишь благодаря стоящей рядом Бет. Мать только и делала, что ревела, даже когда солдат передал ей флаг США в знак признания службы отца во Вьетнаме. Когда почетный караул дал винтовочный залп, все заткнули уши. Все, кроме двух сестер Перри. Мейс ясно помнила, о чем думала, пока звучал двадцать один выстрел.
«Я хочу пистолет. Я хочу пистолет, чтобы убить того, кто убил моего папу».
И хотя Мейс никогда не спрашивала, она точно знала, что Бет в эти минуты думала о том же.
Мать отказалась от гильз, предложенных почетным караулом. Бет взяла их и отдала одиннадцать сестре, оставив десять себе. Мейс знала, что та хранит коробочку с гильзами в ящике стола в своем кабинете. Однажды, когда работала в полиции, она пришла к Бет обсудить какой-то рабочий вопрос – и увидела, как та задумчиво открыла ящик, достала гильзы и крепко сжала в руке, будто получая отцовскую мудрость…
Мейс набрала в горсть воды, выпила, вернулась в спальню и достала из рюкзака свою коробку с гильзами. Бет, разумеется, сохранила их, пока сестра была в тюрьме. С текущими по щекам слезами Мейс прижала гильзы к груди, отчаянно пытаясь впитать частичку мудрости самого лучшего человека, которого только знала. Но безуспешно.
Убийство отца и сознательный уход матери из жизни дочерей сделали Мейс уязвимой. Она ненавидела это чувство. Отчасти она стала копом потому, что тяжесть значка и пистолета преодолевала эту уязвимость. Ей безумно хотелось к чему-то принадлежать. И столичное управление полиции служило ее желанию.
Хотелось ли ей заодно последовать за сестрой? И даже показать, что в чем-то она может быть лучше? По правде говоря, Мейс не могла этого отрицать.
Через полчаса Перри переоделась в тренировочную одежду и сделала несколько растяжек и отжиманий. Кровь, бегущая по телу, была отдыхом после бессонной ночи и утренних душевных метаний.
Солнце уже было высоко, воздух потеплел, и Мейс, которая не могла избавиться от озноба, с радостью вышла на улицу и начала пробежку. Поместье было обширным, размеченная тропа вилась между деревьями и высоким кустарником. Мейс бежала уже около получаса, как вдруг остановилась, развернулась и резко потянулась к поясу. К пистолету, которого там не было.
– Отлично, – произнес голос. – Мне повезло, что вы безоружны.
Из-за деревьев вышел мужчина. На волосок ниже шести футов, в зеленой армейской майке, открывавшей рельефную мускулатуру, и джинсах, туго обтягивающих мощные бедра. На ногах у него были высокие ботинки на шнуровке. На поясе висел пистолет в кобуре-петле, в соседней ячейке торчал запасной магазин. Волосы мужчины были подстрижены по-военному коротко, лицо загорело и обветрилось.
– Я стоял здесь десять минут, дожидался, пока вы пробежите мимо. Пальцем не шевельнул. Пульс пятьдесят два и ровный, вы его не слышали. Не издал ни звука. Что меня выдало?
Мейс подошла к нему и легко прижала пальцы к его щеке.
– Либо завязывайте с «Олд спайс», либо держитесь с наветренной стороны от меня.
Он рассмеялся и протянул руку.
– Рик Кэссиди.
– Вы бывший «котик»?
Он склонил голову и криво улыбнулся.
– Ладно, как вы догадались? Я ношу армейскую зелень.
– Большинство «котиков», которых я знаю, любят носить армейское, потому что выглядят в нем намного лучше пехоты. Ваше лицо видело много солнца, соли и океанских ветров. Вы носите стандартные флотские ботинки. И «котик», с которым я встречалась, говорил, что вы молитесь на «Хеклер и Кох P-девять-S», который торчит из вашей кобуры.
Кэссиди опустил взгляд на пистолет, и она добавила:
– Характерный силуэт и рукоятка.
– Вы оправдываете ожидания, мисс Перри, должен признать.