Я шлепнула себя ладонью по лбу и охнула от того, как загудело в голове.
— Напилась!
Премудрый Голос Свыше понял пантомиму совершенно правильно.
— В дверь вошла и отключилась! Интересно, и давно ты валяешься на полу?
— Вот ты где — на полу, — внутренний голос вычленил нужную информацию и любезно передал ее мне.
Я разлучила щеку с газпромовским лого, сдвинула в сторону полотенце и посмотрела вниз: точно, пол. Облезлый паркет в старомодную «елочку».
Я замедленно перетекла в сложную йоговскую позу «Собака мордой вниз», потом кое-как перевоплотилась в корявый лотос и наконец посмотрела, кто это орет на меня из поднебесья.
Я бы не удивилась, если бы это был ангел возмездия, развернувший черные крылья под потолком, но это был всего лишь Ивась. И ничего такого необычного он не разворачивал, стоял себе в дверном проеме, скрестив на груди руки и сверкая стразами на майке и глазами.
— Привет, — я вяло помахала другу влажной ладошкой. — Ты что тут делаешь?
— Удивляюсь человеческой глупости!
— Моей, что ли? — Я с трудом поднялась с пола, чтобы сделать два шага к кровати и рухнуть на нее. — Представь, а я с этим живу…
— С кем?
— С чем! С глупостью своей…
Я зевнула и сладострастно повозила щекой по подушке, давая понять, что вообще-то уживаемся мы с моей глупостью не так уж и плохо, а если нам прямо сейчас дать немного поспать, то будет и вовсе хорошо.
— Ты где была?
— Ой, где я только не была… Давай об этом утром поговорим, а?
— Уже день!
— Тогда завтрашним утром…
Я прикрыла лицо ладошкой и сквозь растопыренные пальцы понаблюдала за Ивасиком.
Он поджал губы, поморщил лоб, пошевелил бровями — позанимался, короче, фейслифтингом. Я делала вид, что уснула, и через некоторое время услышала:
— У меня просто нет слов! — А затем тихо стукнула аккуратно прикрытая дверь.
— Ивась все-таки душечка, другой на его месте хлопнул бы дверью, а он жалеет идиотку, — растрогался мой внутренний голос.
Я безропотно проглотила «идиотку» и погрузилась в сон.
Вновь проснулась я уже к вечеру.
За окном колыхалось кумачовое знамя заката, за стеной грозно рокотал Высоцкий:
— Здесь вам не равнина, здесь климат иной!
Я узнала позывной, установленный на входящие звонки пресс-секретаря тематического парка Норки Город.
Это забавное место — волшебный мир хоббитов. В довольно удобных тоннелях внутри зеленых холмов и на поверхности последних обитает множество персонажей фэнтези — там есть и бородатые гномы с секирами, и остроухие эльфы со смазливыми мордашками, и величественные волшебники с длинными бородами, и зверовидные орки с клетчатыми животами. Там только толковых копирайтеров с нормальными мозгами вовсе нет, поэтому мне, как видному представителю этого племени, из Норильска, как я про себя называю Норки Город, регулярно перепадают небольшие халтурки.
— Работа — это деньги, — напомнил внутренний голос, пытаясь сподвигнуть меня на подъем.
— Работа — это не волк, — парировала я фольклорной мудростью.
Вставать и идти на поиски телефона в сумке, оставленной, судя по звуку, в прихожей, откровенно не хотелось.
— Работа — это очень даже зверь! — заспорил со мной внутренний голос. — Енот, и даже не один!
Норки Город платят мне два доллара за тысячу знаков. В европейских дохлых зверях — это один енот и один енотовый хвостик.
Вообще говоря, в другой раз я бы и за одну облезлую енотовую лапку подорвалась ударно потрудиться, но вчера Артем сделал мне щедрый подарок, простив весь оставшийся долг в валюте, и сегодня я себя чувствовала состоятельной енотозаводчицей и без подачек от хоббитов-эксплуататоров.
Короче, к телефону я не пошла. Он позвонил раз, другой и третий, но я лежала себе в постели и даже не дергалась. Тренеровала великолепный пофигизм, который до сих пор проходил у меня по разряду непозволительной роскоши.
Потом хлопнула дверь, и появился Ивась. На голове у него были бигуди, размещенные в сложном порядке, в руках мой ноутбук.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил приятель.
— А засланец где? — Я сообразила, что не вижу и не слышу шпиона-квартиранта.
— Съехал, — пожал плечами Ивась. — Еще вчера вечером ушел с вещичками. Сказал, что досрочно решил свои вопросы, и уезжает восвояси, где бы там они не были.
— Кто? — не поняла я.
— Его восвояси.
— Его восвояси — застенки тайной канцелярии! — сердито выдохнула я и аккуратно, чтобы не потревожить гудящую чугунную голову, скатилась с кровати.
— Какая еще канцелярия? — Заботливый Ивасик подпихнул к моим ногам тапочки.
— Ну, точно не небесная! Какая-то весьма приземленная, то бишь с конкретными интересами и классической практикой!
Я сунула ноги в тапочки и побрела в кухню, на ходу бросив через плечо:
— Представь, он подлил мне в коктейль какую-то сыворотку правды, выпытал все про злосчастную поездку на Кипр и зафиксировал мои показания!
— Да ладно!
Ивасик ахнул, помянул недобрым словом мужское коварство и заторопился следом за мной.
— И как же ты это выяснила?
— Просто и гениально: скормила вражьей морде чудо-средство со слабительным эффектом и, пока вражий зад сливался в экстазе с унитазом, порылась в его компе! — похвасталась я.
Потом открыла кухонный шкафчик, сняла с полки початый пакет с кофе и продемонстрировала приятелю спрятанную в углу коробку с лекарствами.
— Чем тебя угостить? Американо или латте? У меня сегодня есть молоко.
— Угости меня подробным рассказом о том, что с тобой происходило за последние сутки, — попросил Ивась, устраиваясь за кухонным столом. — Что я пропустил с того момента, как оставил тебя на этом самом месте в компании морально нечистоплотного автора хитрого коктейля?
Спешить мне было некуда, настроение с похмелья образовалось достаточно исповедальное, и я не поскупилась на пищу для пытливого юного ума.
Рассказ мой отчетливо делился на две части, из коих первая была сложившимся шпионским боевиком, а вторая — незаконченным наброском женского романа.
Чутким ухом дипломированного специалиста по художественным текстам Ивасик это жанровое разнообразие уловил и с ходу навел критику, спросив меня жестко и прямо:
— Мать, а ты, часом, не влюбилась?
— С чего такая чушь? — огрызнулась я.
— А чушь ли?
Приятель перегнулся через стол и попытался заглянуть в мои бегающие глазки.
Не преуспел и заметил:
— С каким-то подозрительным жаром ты рассказываешь о прогулке с этим Артемом!
— Может, мне просто голову напекло, — отговорилась я. — Может, у меня поднялась температура.
— Ага, ага!
Ивась покивал и ехидно процитировал Пушкина:
— Он чуть вошел — она узнала, вся обомлела, запылала…
— И молча молвила: вот Он! — машинально договорила я, имея в виду исключительно Татьяну Ларину.
От меня-то Ивась таких признательных показаний не дождется.
— А он — Он? — не отставал Ивасик. — Артем — герой твоих девичьих грез?
— Нет! Ни разу!
Я слишком энергично помотала головой и застонала, схватившись за виски:
— Ой-и-и-и…
— Ни разу, ни полразу? — Ивась вцепился в меня, как клещ.
— Ну… Может, некоторое сходство с героем моих грез он и имеет, — призналась я. — А что? Парень видный, не жадный, не скучно с ним. На авантюры ведется легко, это мне нравится…
— Но?
— Но мне не показалось, что ему очень уж нравлюсь я, — тут я досадливо забренчала ложечкой в чашке. — Мы, конечно, весело провели время, но все было вполне невинно.
— Ни поцелуев, ни объятий, ни прочих грешных радостей? — правильно понял Ивась.
Я сдержанно кивнула.
Не потому, что меня этот факт не расстраивал, а чтобы не травмировать дополнительно больную голову.
— Что, вообще ни разу не поцеловал?
— Только в щечку, — вздохнула я. — Как младшую сестренку. Со словами: «А ты славный, Рыжик».
— Да-а-а, — Ивась откинулся на стуле и посмотрел на меня с жалостью. — Это действительно не похоже на бурный роман.
— Ну и ладно, — я попыталась взбодриться. — Не больно-то и хотелось. Можно подумать, мне больше заняться нечем, кроме как бурные романы с дураками разными крутить! Мне интервью для Питера закончить нужно, картины продать, Норки Город вот чего-то от меня хотят, все утро названивали…
— Вот! Это правильная линия, ее и придерживайся, — одобрил Ивась и пошел к себе — готовить ужин для Котика.
А я осталась одна и провела на редкость тихий и спокойный вечер. Никто ко мне не приходил, не звонил, не писал писем, не присылал СМС, почтовых голубей и денежных переводов.
— Что такое случилось, почему ничего не случается? — удивился мой внутренний голос.
Формулировочка была корявая, но суть вопроса и невысказанные опасения я уловила: было ощущение, что эта мертвая тишь не к добру. Как будто я попала в око урагана.
В недоброй тишине и не радующем душу покое я закончила работу для питерского журнала.
Поужинала чем бог послал (сыром, как басенная Ворона).
Позвонила в Норки и взяла заказ на написание рекламного текста. Даже набросала план статьи, но никакого удовлетворения от содеянного не почувствовала и легла спать в плохом настроении.
— Ничего, утро вечера мудренее, — бормотал, утешая меня, внутренний голос.
Мне вспомнилось, что слово «мудреный» синонимично словечкам «головоломный», «сложный», «запутанный» «каверзный» и «причудливый».
Это определенно давало надежду на то, что утро будет куда интереснее вечера…
Воскресенье
Мажорный запил электродрели одним разом нарушил мой сон и целостность электропроводки.
Холодильник в кухне недоуменно всхрюкнул и выключился.
В наступившей тишине стало слышно, как вдохновенно матерится за стенкой мастер-ломастер дед Амбросов.
Обилие в его монологе ругательных слов не скрыло от меня суровую правду: наш виртуоз электродрели умудрился перебить провод и обесточить как минимум два подъезда.