Андрей засмеялся, протянул свою ухоженную руку, поймал беспокойную Витькину конечность и сжал её, тепло улыбаясь.
– Ты, старик, такой же, как и пятнадцать лет тому назад. Для друга готов последние штаны с себя снять!
– А, какие последние, – смутился Витька, хотя и был обрадован, – для меня это мелочь… Я тех квартир в девяностые столько скупил… Они ж тогда копейки стоили – три-четыре тысячи долларов двухкомнатная. Я их и понакупал тогда, а затем перепродавал… – он торопливо налил обе рюмки, выпил свою, не дожидаясь друга и помотав рыжей головой, тихо сказал:
– Ах, Вадьку жалко, как жалко, блин! Он же из нас был самый благородный, самый справедливый, самый добрый… – голос его дрожал.
– Поэтому, наверное, и погиб…
– Нет, не поэтому! – зло выкрикнул Витя, – Это из-за бабы его гнусной! Такого человека бросила! И в такой момент! Нет, я всегда говорил, все бабы – твари!
– Ну, прямо-таки, все, – улыбнулся Андрей, – Лёшка только благодаря своей бабе и жив остался. Да и моя Анюта, не ангел, конечно, но жаловаться грех…
– Не знаю, не знаю, – задумчиво сказал Витька, вертя в пальцах пустую рюмку, – может, и не все. Но есть такие стервы, не дай Бог! Вот смотри, наша четвёрка… Ты, я вижу, спокойно шёл наверх все эти годы, у тебя мозги всегда были в порядке…
– Да нет, Витя, наверное, просто оказался в нужное время в нужном месте…
– Ладно, скромный ты наш! Я не об этом. Твоя Анька… ну, да… и поддержит и поругает, всё в меру. Юлька, говоришь, Лёху спасла? Ну, не знаю, может, и так. А вот Катька – стерва классическая! Такого мужика загубить!
Он залпом выпил ещё одну рюмку и решительно отодвинул бутылку:
– Всё, хватит! Расскажу я тебе, брат Андрюха, интересную историю. Про одну стервозную бабу. Такую стервозную, что и представить себе трудно. И если бы, Андрюха, не эта стервозная баба, лежать бы мне сейчас в земле, как Вадька, либо прозябать, как Лёшка. Я ведь, если ты помнишь, никогда не блистал особым умом или хитростью. Так, не пришей кобыле хвост.
Андрей, заинтригованный таким началом, ждал продолжения. Ему очень хотелось узнать, как его друг, действительно не блиставший особыми талантами, стал таким богачом, причём явно не бизнесменом и не бандитом. А ещё его очень занимал вопрос, как можно разбогатеть при помощи «стервозной бабы».
– Так вот, дружище, ты помнишь, наверное, наш жутко секретный Научно-исследовательский институт – НИИ специального оборудования? Работал я себе там инженером, сочинял какие-то таблицы, пил по вечерам разбавленный спирт с техниками, ухаживал за молодыми лаборантками и не подозревал, что есть в полуподвале на отшибе лаборатория № 48, которая занимается вопросами связи пространства и времени. Конечно, официально у них был вполне приличный план работ, они даже какого-то мыша запускали куда-то, откуда он возвращался с задержкой на полсекунды, и был там один старый чудак – профессор Малкин Юрий Борисович.
Вернее, бывший профессор: в своё время он имел кучу публикаций, защищал диссертации на тему параллельных миров, получал звания. А потом на каком-то очередном пленуме партии прозвучала резкая критика о ненаучности этого направления, его антимарксистском содержании. С профессора сняли все звания, отобрали служебную квартиру и лабораторию, грозили даже отправить в психушку. Но как-то обошлось, ему разрешили не только дышать, но и работать сторожем, и жить здесь же, в каморке под лестницей.
А тут подоспела перестройка, прекратилось финансирование, умирающему государству стало не до НИИ СО, его разворовывали, приватизировали, перепродавали. В результате лаборатория № 48 – полуподвальная, на отшибе, осталась бесхозной. Юрий Борисович всё это время так и жил там, а я прибился к нему, когда лишился и работы и жилья. Так вот, оказывается он, пока половина его сотрудников рванула за рубеж, а другие осваивали турецкие и китайские блошиные рынки, всё это время продолжал свои исследования. Беда, по его словам, была в том, что все рассматривали реальность, как нечто неизменное, а он считал, что существует бесконечное множество параллельных пространств…
– Я слышал об этой теории, – перебил его Андрей, – каждое «или» порождает как минимум две новые реальности, получается что-то вроде дерева с ветвями разной толщины и разветвлённости…
– А в начале этих толстых ветвей, – закончил Витя, – находятся узловые точки, вернувшись в которые, можно прожить свою жизнь совсем по-другому, причём в оставшейся реальности ты не исчезаешь без следа, а остаётся твой «двойник», который и будет отдуваться за тебя… И реальностей этих может быть безчисленное множество. Ну, в общем, ты понимаешь, о чём речь.
Так вот, когда я прибился к профессору, он уже заканчивал собирать свое устройство. К нему часто захаживал один из бывших сотрудников, Гена, парень немного помладше меня, с каким-то вечно-тоскливым лицом. Как мне рассказал Малкин, когда-то давно Гена поссорился по пустячному поводу со своей девушкой, с горя напился, пошёл колобродить в малознакомой компании, ещё много пил, потом целовался с неизвестной девицей, а утром обнаружил себя в её квартире, на разложенном диване под одним с ней одеялом.
На кухне тем временем хлопотали её родители, накрывали стол; а потом он сидел во главе этого стола, очумело вертел похмельной головой. Слева её брат, здоровый бугай, ласково наливал ему водочку, говорил, как любит сестру, не даёт её никому в обиду и дружески, до синяков, сжимал его локоть. А справа её отец любовно накладывал ему на тарелку грибочки, говорил о чести семьи, о моральном облике комсомольца и о том, как легко можно вылететь из института за «аморалку». И мамаша, победно улыбаясь, тащила на стол огромное блюдо с горячим, причём подавала его на стол прямо над головой несчастного Гены, всем своим видом показывая, что запросто может и перевернуть его будущему зятю на голову…
Короче, Гена так и остался там, в этой семейке. Его жизнь сложилась крайне нелепо: эта Галя, которой Бог не дал ни ума, ни красоты, с детства вдолбила себе в голову, что нужно быть замужем, иначе люди засмеют; но, заполучив таким способом мужа, травила его, как могла: и неудачник он, и лопух, и мямля. Каждый день вместе с тёщей они унижали и долбили его, а в перестройку вообще начался кошмар: тесть замутил какое-то совместное предприятие, шурин подался в рэкет и крышевал папашу.
Гена же, «вшивый интеллигент», так и не нашёл себе места в этом «семейном бизнесе», так как с детства был приучен зарабатывать, а не грабить других, и за это получал ещё больше. Когда он случайно узнал о том, что Юрий Борисович не только занимается теорией, но даже собрал своё устройство, он добыл где-то сто долларов и буквально ходил за Малкиным по пятам, умоляя отправить его назад в тот злополучный день, чтобы не ссориться со своей девушкой, не напиваться и не лезть в чужую компанию.
Когда тот возражал, что это может быть опасно, Гена так вздыхал, что становилось ясно: ему больше подойдёт гибель, чем такая жалкая жизнь. Профессор махнул рукой, сказав: «Ладно, я тебя избавлю от этого кошмара. Приходи в лабораторию завтра в пять вечера», а сам вдруг решил впервые за долгое время выйти на улицу прогуляться.
В лабораторию он уже не вернулся: старик отвык от улицы, потерял осторожность. Его насмерть сшибла какая-то машина, которую, конечно, никто не заметил. Я хотел устроить профессору приличные похороны и подумал, что мне очень пригодятся для этого Генины сто долларов. На другой день, когда он пришел в пять часов, я не сказал ему ничего о смерти старика, просто взял деньги, посадил его в кресло и нажал нужные кнопки, благо Юрий Борисович вчера всё настроил и показал мне.
На следующий день, после похорон, я валялся на диване в лаборатории и думал, как жить дальше, как вдруг в дверь постучали, и я увидел… Гену! Вернее, его двойника, который остался отдуваться за настоящего Гену и хорошо запомнил слова профессора о пяти часах вечера завтра. Было как раз пять, и он снова желал отправиться в свою узловую точку и снова протягивал мне сто долларов…
Витя помолчал, наполнил рюмки, и сказал:
– Давай, Андрюха, выпьем за Галю! За её стервозный характер, за её гнусную натуру. Благодаря ей за эти пятнадцать лет я заработал больше полумиллиона долларов начального капитала.
Андрей приподнялся на стуле и ошеломлённо сказал:
– То есть, ты хочешь сказать…
– Ну, да… именно так. Тридцать шесть с половиной тысяч долларов в год, неплохие денежки для старта, правда?
Игра в кошки-бешки
Месяц назад патрульный катер Авроры – одной из Внешних Колоний, зацепил в космосе модуль от потерпевшего катастрофу корабля. В его единственной камере пребывала в анабиозе семья – молодые родители и мальчик лет десяти, который прижимал к себе кошку – обычную, белую с серыми пятнами, беспородную, но, как видно, горячо любимую.
Таким образом, судьба преподнесла жителям Авроры царский подарок. Кошка оказалась не только не стерилизованной, но и беременной. Родителей и мальчика возвели в Почётные граждане, подарили им шикарный дом, обеспечили высокооплачиваемой работой.
Маленький хозяин поставил условие, чтоб их с Розой – так звали кошку – не разлучали, поэтому лучшие ветеринары Авроры обеспечивали ей круглосуточный уход и наблюдение прямо на дому. Вскоре высокопоставленная кошка благополучно разрешилась пятью котятами. Она жила обычной кошачьей жизнью, чувствовала себя отлично, а главное, не только охотилась на мышей и крыс, но и учила этому своё потомство.
Президент колонии на Авроре, огромный, неторопливый, медведистого вида мужчина, которого все называли просто Марк, взошёл на трибуну в зале заседаний Совета.
– Дорогие друзья! Мы все очень рады чудесной находке, позволяющей сделать нашу Аврору чистой, свободной от крыс и процветающей. Вы все знаете, какие неудобства причиняет Внешним Колониям закон «305-10», устанавливающий монополию на разведение и содержание кошек. В своё время никто не подумал об этом, Метрополия воспользовалась ситуацией, и теперь продаёт во Внешние Колонии только стерилизованных кошек и кастрированных котов, по заоблачным ценам. Сейчас мы попробуем сломать эту систему и при этом сделать нашу Аврору процветающей и передовой.